Главная > Выпуск №8 > Этюд о любви

Этюд о любви

Т.В. Малышева

Эти впечатления записаны давно. И относятся ко всему семейству Васнецовых ленинградских, живших дружно с писателями и художниками, в том числе с семействами Матюшиных, Кост-ровых, Несмеловых, Чарушиных. Юрий Васнецов (1900–1973) дружил с Николаем Заболоцким, знал Велимира Хлебникова, учился видению цвета и формы у Матюшина и Малевича, но и сам был натурой одарённой, прирожденным колористом.

В год 60-летия Елизаветы Юрьевны мы встретились на телесъёмках в доме на Песочной улице, где жили её родители, где всё осталось так, как было при Юрии Алексеевиче и Галине Михайловне.

Я люблю бывать здесь, привозить какие-нибудь немудрящие вятские подарки – кедровые шишки, берестяные бусы, плетение из лозы, свежие музейные издания. Раньше Галина Михайловна спешила как-то применить подарок сразу – наряжалась в бусы, подбирая к ним немыслимый туалет, находила в квартире, полной реликвий, место для шишек рядом с букетом сухих цветов, которые любил Юрий Алексеевич. На кухне готовилось самое простое, но на васнецовский манер, блюдо, обязательно выпивалось по рюмочке в круге света, ограниченного самодельным бумажным абажуром над заветным историческим столом. Всё это под разговоры о Вятке, о Юрочке, о Лизе, о Лебедеве...

В этот раз мне довелось сидеть уже на месте Галины Михайловны. В комнате, где полтора года назад умирала мама, Лиза не решалась посмотреть в угол со стоящей там кроватью. Они очень похожи, Галина Михайловна и Лиза – прически, голоса, интонации... Они очень любили Юрия Алексеевича и почти четверть века без него говорили о нём, как если бы он только что спустился во двор и направился в мастерскую в огромном доме Союза художников, напоминающем крепость.

В квартире, какую вещь ни возьми, всё говорит о любви её обитателей друг к другу. Сухие рыбы, выловленные, повешенные над кроватью и перевязанные голубыми бантиками ещё руками Юрия Алексеевича. Пасхальные бумажные цветы, спрятанные от света в коробочке с надписью «Юрочкины розы». Стопки книг, изданных при жизни художника и переизданных родными. Целомудренное изображение обнажённой Галины Михайловны со спины, с голубой лентой в волосах и в туфельках – живопись Юрия Алексеевича. Галина Михайловна за работой над семейным архивом – пастель Елизаветы Юрьевны. С противоположной стены на неё смотрит сама «красотка Лиза», напоминающая незнакомку Блока, в дивном пастельном автопортрете.

Я спросила, как у Елизаветы Юрьевны идут дела, что нового она создала за последние пять-семь лет. Ответ сердитой на «перестройку» Лизы прозвучал неубедительно и выдал лишь неосведомленность художника в политической ситуации, исключительную домашность младшей Васнецовой. Это было примерно так же, как когда-то с Юрием Алексеевичем: его выбирают в члены правления Ленинградской организации Союза художников, а он говорит, что ему нельзя, у него дома две девочки-дочки. Пир для глаз и чувств состоялся позднее, когда Лиза, словно чародейка, начала доставать из папок свои работы, и старые, и новые, большей частью прежде невиденные мной. И стало ясно, что работает Елизавета Юрьевна талантливее, чем накрывает на стол, танцует, поёт, рассказывает, изобретает наряды.

Она с детства стояла за папиной спиной, когда тот рисовал на бумаге, на камне, писал на холсте и картоне. И хотя отец не готовил её в художники, она пошла сначала в художественную школу, потом в Ленинградское художественное училище имени В.А. Серова, где училась на живописном отделении, и, наконец, в Академию художеств на отделение графики. Юрий Алексеевич нарисовал привлекательную картину: будешь сидеть дома, делать книжки. Сам с трудом отрывался от дома, даже плакал при расставании, когда уезжал ненадолго в Москву, чтобы сдать очередную книгу (сделал их не меньше сотни), и дочке предрекал такую же судьбу.

Помнит Лиза, в каких работах и что нравилось отцу, где он отмечал её творческие удачи,– и это была отличная семейная школа. Ей самой до сих пор удивительно, как самозабвенно она могла выполнять учебные практические задания, дипломную работу, сутками не отходя от мольберта.

Этот творческий запал сохранялся и в последующие годы, несмотря на замужество, рождение сына. Впрочем, житейские проблемы всегда сглаживались романтическими отношениями с мужем-художником Виктором Стеблянским, тоже выпускником Академии художеств. Виктор Фёдорович вошел в семью редкую, творческую и в то же время патриархальную, которая держалась взаимной привязанностью, бережливостью по отношению друг к другу. И сейчас он с необыкновенным пиететом отзывается о Юрии Алексеевиче, выражая чувство признательности в портретах, передающих своеобразие васнецовской натуры. Что касается сына, то Николай, воспитывавшийся в семье, где все без исключения, даже бабушка Галина, рисуют, тоже никем другим, кроме художника, не мог стать.

Ю.А. Васнецов. 1972 г.

Елизавета Юрьевна, несомненно, подхватила отцовскую традицию, одновременно совершенствуясь в графике и живописи. Впрочем, как истинный художник по природе своей, она не зависит от материалов и техники. Испробовав масло, пастель, акварель, уголь, карандаш, она выбрала казеиновую темперу, которая дает матовый корпусный мазок, разнообразие тональных отношений. Ею удобно работать в станковой живописи, но, как выяснилось, и  для книги тоже.

Впервые Елизавета отказалась от привычной для Юрия Алексеевича и для неё техники разбелки акварели и использовала казеиновую темперу в работе над книгой «Баю-баюшки-баю». Сейчас художница как будто забыла свои прежние тоненькие книжки, выходившие в Детгизе в 1970–1980-е годы, хотя там были замечательные, тёплые и добрые работы, где по страницам бегала девочка Лиза. Все её теперешние помыслы связаны с книгой, впитавшей прежние достижения и закономерно получившей признание. За книгу русских народных колыбельных песен в 1991 г. Елизавета Юрьевна была удостоена Второй премии на ХХХI Всероссийском конкурсе детской книги (Первая премия имени Ю.А. Васнецова у Никиты Евгеньевича Чарушина, так что нам, вятским, необидно – художник воспитывался вятичами в вятской семье, учился в войну в школьных классах – залах старого здания музея имени братьев Васнецовых). Удастся ли Елизавете Юрьевне ещё сделать нечто подобное? Дьяконов Леонид Владимирович мечтал в Вятке о последнем прижизненном издании его книги «Олень – золотые рога» с иллюстрациями Лизы Васнецовой. К сожалению, в книжных делах пошла отнюдь не вятская «свистопляска», и надежды на интерес издателей к искусству оформления книги остаётся всё меньше.

Титульный лист книги «Баю-баюшки-баю» работы Е.Ю. Васнецовой

Держу в руках эту книгу и чувствую себя счастливой, окружённой любовью и воспоминаниями деревенского детства. Тираж всего 100 тысяч экземпляров на миллионы детей разных поколений в нашей огромной стране. Родилась внучка Даша, и первое, что я принесла малышке – эту книгу. Мне её подписала ещё сама Галина Михайловна «из-за отсутствия Лизы».

А в «Заветном слове» на последних страницах книги написано: «Эта книга – Волшебная. Чем больше вы будете её читать и рассматривать картинки-иллюстрации Е.Ю. Васнецовой, тем сильнее будете любить родной язык, свой народ, свою землю и сами станете в этой любви много лучше прежнего». Значит, не одна я такая сентиментальная.

Елизавета Юрьевна считает, что получилась эта книга только благодаря даче. Дачная местность Рощино – между Репино и петербургским Рябово на побережье Финского залива. Отличная автомобильная трасса идёт параллельно железной дороге. Мы в машине, выделенной для поездки Вятским землячеством в Петербурге. За стеклами мелькает золото и серебро осеннего солнечного дня. Сквозь прозрачную листву деревьев, сливаясь у горизонта с лучащимся небом, серебрятся волны залива.

Моя давняя мечта – побывать в Рощино, где с начала 50-х годов работал Юрий Алексеевич и около него вырастала, как художник, Лиза Васнецова. Дачный домик принимает других гостей, но сохранились озеро, остров, неразлучные мощные береза и лиственница, и воздух так же пахнет влагой, летают чайки, зелень огорода дивно изумрудна, оконца бывшей мастерской изумлённо смотрят в мир. Так смотрел большими чистыми глазами ребёнка художник Юрий Васнецов, «третий, любимый сын у матери-сказки», по определению писателя Юрия Лошица, который первым и вторым считал Виктора и Аполлинария.

Лиза, Виктор Фёдорович и Коля живут поблизости, в чудом приобретённом ими доме. Вот здесь и рождалась книга «Баю-баюшки-баю». Пока «съёмщики-телевизионщики» высматривают уличную натуру, в тишине хожу по дому. Лизина комната. Боже, можно ли так незатейливо жить! Очевидно, художнику только так и можно. Колорит этой комнаты обращает память к старинной голландской живописи какого-нибудь XVI–XVII в., к холстам Рембрандта или Вермеера с их мягкой светоносностью, нежностью теней. Вокруг такая тишина и прозрачность, что невозможно нарушить жизнь паутинки в маленьком оконце, глядящем на огородные грядки. Драгоценная паутина времени лежит на любимом папином натюрморте с рыбами, на репродукциях шедевров, развешанных по стенам, на домотканых ковриках, на оставленном в вазе яблоке и изящном сухом букете. Здесь сто лет не красили и не белили, не вносили новых, чуждых вещей.

Один из разворотов книги «Баю-баюшки-баю»

И это не создаваемый искусственно антураж творческой мастерской. На этих пяти квадратных метрах рождались мысли и образы, всплывали красочные картины жизни природы. А если чего-то недоставало, то Лиза, как она сама рассказывает, просто выходила, а при её темпераменте, как я представляю, выскакивала посмотреть, что надо, в огород или, сев на велосипед, отправлялась в поле, в ближайший лесок, привозила букет или иную лесную находку. И сразу же новые впечатления старалась вложить в страницы своего детища – книги.

Работая в любимой технике казеиновой темперы, она раскрепощалась в оригиналах, как артист на сцене родного театра. К счастью, при печати ощущение её «вкусной» пастозной живописи сохранилось, и мы можем легко представить характер работы маэстро: живость, непосредственность впечатлений сплетались с буйством фантазии, особенно в орнаментах, которыми изобилует книга.

Интересно Лиза сама говорила о работе над ними. Да, она ходила в Этнографический музей и зарисовывала наряды баб и мужиков из разных губерний российских, узоры на ставнях, прялках и сундуках. Но главное – ей пришла ключевая мысль: все творцы этой красоты были из народа. Она легко представила себя в роли народного художника и стала сама придумывать узоры. Толстые академические стены уже не могли поставить предел фантазии искушённой профессионалки, «графинечки» и «живописки» (согласно академическому лексикону так называют студенток отделений графики и живописи).

Не обошлось и без вятских впечатлений. В процессе работы над книгой, как вспоминает Лиза, выдалась поездка в Вятку. И вот тогда она свежим взглядом определила и запомнила вятскую особинку в природе: ёлки стоят по сторонам дороги, на увалах вятских, там, где родина предков, близ Ошети – родового гнезда Васнецовых. От обилия солнца ёлки чёрными кажутся на фоне зеленеющих просторов – чистая графика, только ритм лови. Так и родился один из самых интересных в книге разворотов с изображением сенокоса, где, согласно народной эстетике, праздничная палитра обозначается четырьмя основными цветами: зелёный, красный, белый, черный, и темные елки поддерживают радостный ритм праздника труда.

Размышляя о волшебстве в искусстве, отмечаешь, что на пустом месте ничего не возникает вдруг. Юрочка Вбсенцев, как его все называли, никуда не ездил, всё «палял» в Вятку, Лиза на сорок лет «засела» в Рощино. Однолюбы они, и берегут в себе это, облюбованное, привычное, характерное, традиционное. В традициях здесь гостеприимство, доброта, щедрость, любовь к природе и близким людям, постоянная самоотдача в жизни и в творчестве. А волшебство, оно проистекает из всего этого. И рождается одухотворенная красота горящего, излучающего сияние цвета, легкого стремительного мазка, и книга рождается по проверенным законам искусства.

Отец всегда любил «помазать», и Лиза любит «работать живопись». И книга, к которой она пришла, декоративное живописное диво, начинающееся с суперобложки и форзаца. Оба эти атрибута книги дают ощущение орнаментального рая с непременным присутствием невиданных плодов, цветов, птиц и преданных зверей, окружающих молодую мать со спеленутым дитём на руках. Издатели угадали самобытность мастера и при печати сохранили ощущение рукотворности каждого сантиметра изображения: кое-где темперный мазок не перекрывает карандашную линию наброска, а где-то дрогнувшая кисть оставила неровный, но такой трогательно живой след. Стиль лубочной картинки, орнамент пряничной или набоечной доски, вышивки гладью – море впечатлений от произведений народного искусства переплелись, «перепутались» в памяти художника и по мотивам известного родилось новое, неведомое. Интересно, как отнесся бы Юрий Алексеевич к этому творению дочери?

Сам он учился красоте у матушки родной, знатной в Вятке кружевницы-вышивальщицы Марии Николаевны, у всей Вятки учился, у народа вятского, рукодельного. У природы учился, с малого возраста с братом Мишей, с вятскими художниками Женей Чарушиным, Алешей Князевым, да с Аркадием Рыловым, любимым учеником Куинджи и лесным профессором, на этюды бегал. А потом, считай, лет пятнадцать по академиям, институтам, да аспирантурам в авангардную живопись «входил» по науке Петрова-Водкина, Матюшина, Малевича. До конца жизни Лебедева помнил, как тот книжное дело в голову вкладывал. Сам же Юрий Алексеевич себе на каждый день формальные задачи ставил, «формалистом» был, о форме своих произведений заботился, создавал классические произведения для будущего, пока книга существует. Что касается содержания, так ведь доброта естественна и вечна в цене.

Е.Ю. Васнецова в Рощино. 1997 г.

Елизавете Юрьевне по крови передались в избытке эта щедрость, страсть к красоте и природной и возделанной, передались редкостный колористический дар и любовь к форме.

Каждая левая страница разворота книги содержит текст колыбельной песни и обрамлена выдуманным Лизой орнаментом. На правой странице, имеющей цветовое поле, даётся выдержанная в колорите орнаментально-живописная картинка – иллюстрация. Живопись может быть решена по-разному: по-детски наивно, по-народному лубочно, по-импрессионистически изысканно, по-матюшински органично, с третьим цветом. А в действительности по-васнецовски декоративно, сказочно, фантазийно, идеалистично, избыточно. Недаром высокую оценку Лиза получила от матюшинцев Костровых. Девяностолетний мудрец Николай Иванович Костров по-отечески, по-родственному (семиюродный дядюшка), как друг и художник, порадовался новому слову в книге, сказанному Лизой. Обогащают ритмическую организацию книги текстовые паузы, когда на обеих страницах разворота даётся общая красочная бытовая картина, раскрывающая жизнь взрослых и детей. Вот где в полной мере матюшинское «расширенное смотрение» дает себя знать. «Жизневедание» Елизаветы Юрьевны, её артистическая свобода от условностей позволяют ей «осуществиться».

В цикле последних, за книгой «Баю-баюшки-баю» идущих работ, Елизавета Васнецова представляет человека, прорастающим земной природной, органичной красотой. Он становится знаком, одним из вечных воплощений жизни: кокетливой и тающей весенней капелью, несущей любовь, или буйной молодой рощей, олицетворяющей силу и мощь, или плодоносной ягодной кочкой, символизирующей созревание. Многозначна жизнь и неожиданна.

На днях коллекционер принёс в музей икону «Вседержитель». Он «охотился» за ней, как за «васнецовской», то есть писанной Виктором или Аполлинарием Васнецовыми. Других Васнецовых-художников он не знает.

На меня смотрели с иконы не только глаза Христа, но и глаза кого-то из Васнецовых: даже каноничное искусство автопортретно. Эти большие глубокие глаза прозрачной синевы были не вопрошающи и требовательны, не грозны и предостерегающи, они были заботливы и заранее прощающи – ещё сейчас не могу удержать слез...

При взгляде на икону я вспомнила «семейные» глаза именно той родословной ветви Васнецовых, к которой относятся отец Алексий, его сын Юрий, их внучка и дочка Лиза. Очевидно, я слишком впечатлительна. Но не мне, так другому исследователю, может быть, удастся найти среди предков Елизаветы Юрьевны вятского иконописца Васнецова. Иконоведы обоснованно полагают, что дар преображения свойственен, прежде всего, колористам, ибо чувство цветового тона – знак божественной любви, и только цветом  можно  передать состояние духа.

25 января 1998 г.