Годы депортации российских немцев в Кировской области
(из воспоминаний очевидцев)

О.В. Байкова

Первые тяжёлые месяцы войны с фашистcкой Германией способствовали обострению политической ситуации во многих районах Советского Союза, некоторой дестабилизации в межнациональных отношениях. Сказывались здесь и результаты целенаправленной пропагандистской деятельности противника, которая имела цель посеять вражду, недоверие между нациями и народностями. Правительство прибегает к новым акциям по депортации для снятия напряженности и урегулирования назревавших конфликтов. Теперь вынужденной миграции, приобретшей уже непрерывный характер, подвергались не отдельные группы населения той или иной национальности, а целые народы1.

28 августа 1941 г. Президиум Верховного Совета СССР принял указ «О переселении немцев, проживающих в районах Поволжья». Массовая депортация сороковых годов была осуществлена в планово-советской форме на «добровольно-принудительных» началах. Навсегда были поломаны многие сотни тысяч людских судеб, был деформирован образ жизни, исторически сложившийся комплекс традиционной этнокультуры и т.д.

Основными местами выселения российских немцев были определены: Казахская ССР, где предполагалось разместить 467 тыс. чел., Алтайский край – 110 тыс. чел., Красноярский край – 75 тыс. чел., Новосибирская область – 130 тыс. чел., Омская область – 85 тыс. чел. К концу 1941 г. переселение немцев было закончено.

Автономная советская социалис-тическая республика Немцев Поволжья, благодаря которой немцы получили в 1924 г. собственную национально-территориальную форму государственности, в самом начале войны решением правительства была уничтожена, а всё её немецкое население вывезено в Казахстан и Западную Сибирь в качестве спецпереселенцев.

(В представленной работе используются расшифрованные фонозаписи российских немцев, проживающих в посёлках Созимский и Черниговский Верхнекамского района Кировской области с начала депортации. Данные фонозаписи были получены во время диалектологических экспедиций 2001–2003 гг. в северные районы Вятского региона, и в настоящее время составляют часть звукового фонда записей устной речи жителей Вятки конца XX – начала XXI вв., имеющихся в Лаборатории по изучению вятских говоров и фольклора Вятского государственного гуманитарного университета и акустической базы данных «Русские диалекты» архива звучащей речи Рурского университета г. Бохума, Германия).

Из воспоминаний Теодора Андреевича Юнгблюда: «Вот. Сразу нас перебросили станция Нахои, аэродром строить, ведь ничего же не было. Там хлеб стоял, рос. Ну, мы приехали с пустыми руками, с нашим транспортом, правда. Это моментом уже Саратов бомбили. И нас домой, мы schon (=уже) Нахои были. Указ вышел о выселении. Ну, там было написано. Я давал… где-то эта газета сохрани… хран… э… в связи с тем, что обнаружены тыщи (=тысячи) tausend und tausende Spionen, Diversanten. Вот. То, что… вр-ра-н-ньё! Это я… убедился, что ничего нет. Были возможности такие во время э… когда эвакуировали нас из дома, чтоб какой-нибудь сопротивление был(о)… Народ, вот, и не думал даже. И мне приходилось людей возить на вокзалах, на станциях… На нашем же транспорте. Вот, короче говоря, станция Красный Когот, Орбах, Нахои, Либехинка – четыре станция, это… э…большие станции, которые проходят (по) Поволжь(е). Вот… А сам, сами с матерью последними из села. Вот. По Волге э… на Енгельс. Что характерно, бо… бомбили вовсю. Э… Нас на баржах открытыми, а… ничего, никто не тронул. Даже, даже и нам передают: «Не паникуйте, ничего, всё будет нормально»… Мы… мы попали в Хакасси(ю), это Красноярский край. Вот. Было бы нормально. (В)от. Э… Местность даже мне понравился. Сравнимо… можно почти что сравнивать с Поволжьем. Ну, хлеб… всё стоял. Всё мы успели убрать. Вот. Всё. Ну, все мужики же, вот, и все специалисты, вот. Вот, на машинах, ну, всё… А там отсталый народы, вот. Смешно даже было. Нас возили, это, от Абакана до это(го)… место жи… жительства, где село К… Коминтерн. Я думал, что это… за огромное слово такое «радиостанция Коминтерна», а там три дома. Три дома. Ну, дома, правда, постройки все деревянные. Люди жили. А люди, люди, можно сказать, я… я бы сказал, нормальные люди. Просто их одурманили, дескать, немцы приедут с рогами, с хвостами. Они набежали, стоят. Да, да, да. Видят, что люди как люди приехали, а потом разбежались и смотрю, кто чего тащит. По-русски не разговаривают. Ну, редко, кто-то и с таким акцентом. Ну, кто чего может принести…»

Из воспоминаний Эммы Генриховны Рамазановой (Брудель): «…А, в Казакстан я не хотела ехать больше обратно. Почему-то они, казаки (=казахи), не больно тоже нас там принимали. Вот. Мы были там как бы лишние люди. Тоже, я когда там работала в колхозе, э… там… это… Сколько я там … в сорок первом году приехала, в сорок третьем я уехала. В это время я работала в колхозе босиком и раздеты(е), у нас ничего не было уже… И я сильно простужалась даже в ботиночкас и… и возили мы сено пятнадцать, двадцать километр(ов) на быках. Вот. Ну, и очень тяжело мене там было. И почему-то я ко(г)да уже здесь, вот, ну, вроде бы война кончилась, всё к лучшему вроде бы пошло. И я в Казакстан не хотела больше из-за это(го) только, что там плохо было. Ну, если бы я уехала бы к ним, можно было ехать, я же потом в пятьдесят шестом году уже получила паспорт, можно было ехать, но я уже сама не желала туда ехать. А если бы я теперь, может, в Казакстан, так, может быть, тоже уже в Германию уехала. А теперь мене труднее туда попас(т)ь… Но казаки (=казахи), конечно, они нас не любили и… и, наверно, и не любят, и с… сейчас там же немцы все уехали, да и русски(е) вы… выезжают оттудова. Они какие-то такие, (о)ни свою нацию, наверно, только любят…»

К 1942 г. лагеря ГУЛАГа заметно опустели и появилась острая нехватка рабочей силы. По наряду ГУЛАГа в Вятлаг пошёл этап поволжских немцев2. На новом месте жительства у вынужденных переселенцев сразу возникли серьёзные трудности. Их прежние профессии часто оказывались невостребованными, жильё – ветхим, или неспособным для жизни. В большинстве лагерей условия жизни и труда были невыносимыми. В Вятлаге НКВД с февраля 1942 по июнь 1943 г. из 6977 заключенных немцев умерли 1186. Из-за истощения, дистрофии и по инвалидности лагерная администрация освободила за это время 1308 «трудармейцев» или 18,7 % заключенных3.

Из воспоминаний Марии Карловны Кремер: «…Вот тебе и всё. Ак где только можно было, где-то чё-то (=что-то), так уже голодом и холодом морили. Ходили, где щавель собирали, где травку пощипаешь, а она не… не горькая, дак принесёшь домой. Где-то картошечку мама соберёт, где-то, а нет, дак так. Я го(во)рю, что у нас было, дак, у старшей сестры то пальто променяешь, то подушечки, то что-то променяешь, чтоб с голоду не пропали. Вот так, так мы и жили. А потом уже пальто, вот, у старшей сестры продали, козочку купили, дак, хоть немножко это молоко нальёшь в эту баланду, и то сытый будешь, чтоб с голоду не умирать…»

Из воспоминаний Зинаиды Карловны Юнгблюд: «…Накопали картошку. А э… не картошка… наверху, вот, там только крахмал. Она вымерзла, вот, эта картошка вся. Вот только крахмал и это ж... Кожицу сняли. Вот, а это чистый крахмал. Ну, потом м… мы собирали маленько. Нашли стары(й) ведро. Этот ведро сплющили. Ага. И там кирпичи были. Поставили, соломо(й) подтопили. И напекли себе лепёшки с этих. А такие вкусные были. Вот, и на… потом, на следующий день, мы, вот, этого крахмала насобирали, мы еле утащили. Ну, пришли домой, этого всё высушили, и этот летом, это, э… хорошая поддержка была. Да, сваришь его, это как кисель. И вроде и не как кисель. Ну, что голод не делает. Мы и ели это. Но и даже вкусно это было. Ну а лепёшки размочишь, а лепёшки такие вкусны(е). Я даже говорила, вот, будет хор… э… даже хорошее время, я специально раз… заморожу картошку и буду их печь. Но ни один раз в голову мне не приходило и картошка замороженные были и всё, но что-то ни один раз не пекла. А, вот, э… недаром говорят: голод не тётка…»

Вслед за переселением немцев в северные районы области последовало официальное оформление их спецпереселенческого статуса. Значившиеся ранее в документах как «поволжские немцы» или «переселенцы» они получили в 1942–1943 гг. приставку «спец» и поступили под надзор местных комендатур НКВД.

В гостях у четы Юнгблюдов в пос. Созимский Верхнекамского района Кировской области. 2001 г.

Из воспоминаний Зинаиды Карловны Юнгблюд: «…Ну, чё (=что) ж поделаешь, но были под комендатуру. Каждый месяц э… комендант приезжал. Он не здесь жил. Он жил в Рудниках. Там был спецпосёлок, где, вот, эти раскулаченные кулаки, там раньше были выселен(ы). Это там целый спецпосёлок был. Вот там была комендатура. И нас, вот, к нему соединили. Тоже пришли и сказали нам, что мы спецпереселенцы теперь, и что домой мы никогда не поедем…»

У большинства при этапировании семьи были расколоты. У многих родные и близкие остались в Западной Сибири. Нельзя без волнения читать многочисленные просьбы, письма как самих вятлаговских немцев о разрешении вернуться к своим родителям, женам, детям, так и их родных из Сибири4.

Из воспоминаний Ольги Даниловны Гирш: «…Да. Мать умерла здесь, а отец, когда, в сорок четвёртом его забрали на окопы, он был в этом о… я уже забыла, где он на окопах был. Его забрали, а нас вывезли из Польшчи. Он больше к нам не вернулся. Потом его о… отправили в Иркутске. Там у нас отец жил очень долго. Но через его сестры, она б… жила в Вологодскому, мы быстро отца найшли. Де-то в сорок шестом году. Ну, я попыталась через комендатуру вызвать отца. (По)том меня ответ пришёл, что спецпереселение не принадлежить город Слободской, пусть отец вас туда вызывает. А, чё (=что), ещё дальше в Сибирь ехать, Иркутск это ведь. (Е)щё и дальше. Мы не поехали. Наш отец написал: Не пишите, меня дальше везуть”…»

Из воспоминаний Раисы Андреевны Гак: «…День шли они, мы ехали, она, ну-ко, чё же, это, нету лошадей, да чё нету лошадей.   Э… не… не могут нас догнать. А та (в)сё, да мы прямиком идём, прямиком идём, да они по дороге едут и (в)сё вот заману… А… потом она сказала в деревне, е(сть) же там по дороге, что надо мне в Лальск, в Лальск, ви(ди)шь, папа-то в Лальск. Они говорят, надо же, это, в ту сторону. Да-а?.. в ту сторону. Бедная мама у меня заплакала, да обратно. Обратно. Да-а… она тут обратно-то уж не может идти, дак маленько отдохнула. Стал рассвет. И она пошла. Пошла пешком. Этот день шли пешком. И она только дошла, а… дошла до этого места, где там наш извозчик-то меня сгружал…»

Вслед за поволжскими немцами в качестве спецпереселенцев появились в Вятском регионе переселенцы с Украины и Северного Кавказа. А в январе – феврале 1942 г. на Урал и в нашу область прибывает многочисленное пополнение для трудармии из Казахстана и Сибири. В отличие от уральских трудармейцев, немцы здесь не испытывали во время войны особенных притеснений со стороны местной власти и НКВД. Нормальные отношения были у переселенцев и с местным населением. Благодаря исключительному трудолюбию и прилежности, немцы постепенно завоевали полное доверие к себе.

Из воспоминаний Ольги Даниловны Гирш: «…В Слободском вообще у нас был очень хороший комендант. Он даже, как нас сюда привезли, приезжал… На пути встречались всякие люди. От всякой нации есть всякие люди… У (н)их была така(я) работа, а у нас было такое, вот и всё…»

Из воспоминаний Ирмы Борисовны Миссаль: «…Народу было людно, ой, народу было людно. Как хорошо, вот, уже когда немножко-то стало лучше жить. Карточки отменили и мы уже зарабатывали. Ну, мы только на участках были, вот, зимовка – большой участок, он примерно отсюда в пятнадцати километрах, кажется, да?... Там была одна молодёжь прекрасна(я). Тяжело хоть и работали, но как они всегда пели: Солому ешь, но фасон не теряй (смеётся). Как было весено (=весело), кто пел, кто что ещё делал. Потом нам дали что-то а… патефон ли, что ли, что-то ещё дали как на этот участок. Мы… этот участок план выполнял хорошо, выручал эти все подучастки, и если что, дак тогда на зимовку и… все. Ну, ой, а в отпуск придёшь. Прекрасно в клубе. Ещё комендатура была. У нас был э… первый комендант Штин… Иван, не Иван… забыла (Иван Филиппович, нав…)… Но он был строгий. Э… этот к… комендант. И, вот, он пойдёт в клуб (на) какой-нибудь праздник, н… доклады, это, торжественно проведёт, он сам в круг идёт танцевать. Приостановит музыку и говорит: Какой я богатый! У меня, – говорит, – всё есть: и немцы, и эстонцы, и болгары. И начинает пере(с)читывать всех. Весёлые праздники были, потому что народ из разных стран был, понимаете. Каждый что-то знал. И, вот, каждый старался на праздниках показать это, чтобы всё прошло лучше, веселей. Дак, э… кто побывал здесь, всегда очень довольны мы были…»

Следует отметить, что спецпоселения имелись во всех северных районах Кировской области: Лузском (бывший Лальский), Нагорском, Омутнинском, Верхнекамском (бывший Кайский), а также в центральных: Кирово-Чепецком (бывший Поломский) и Зуевском (бывший Мухинский). В некоторых жило более 1000 чел. Например, в посёлке «Новый путь» в трёх километрах от станции Луза на речке Луза в мае 1942 г. было 1035 чел., а в декабре лишь 746. Людей тасовали как сырьё для великих строек. Так, на 15 апреля 1942 г. Вятлаг имел 35 подразделений, где содержалось почти 20 тыс. заключённых и около 7 тыс. – мобилизованных немцев. Немцы-трудармейцы были размещены в основном на ЛЗО (лесозаготовительный отряд) № 12. Кроме того, небольшие группы от 100–150 чел. размещены на 4, 6, 10, 13-м ОЛП (отдельный лагерный пункт)… Мобилизованные немцы – на подкомандировке 3 ОЛП (600 чел.), и сельхозподкомандировке в совхозе № 2 (свыше 300 чел.)5

Паспорта у спецпереселенцев отбирались, им выдавалась лишь «справка спецпереселенца». Люди не имели права отлучаться за пределы посёлка без разрешения коменданта. Ежемесячно переселенцы должны были отмечаться в комендатуре, а также подчиняться любым распоряжениям коменданта. Брак, смерть, рождение ребёнка – всё это фиксировалось только через комендатуру.

Из воспоминаний Эльзы Александровны Соколовой (Шульц): «…Травили ведь везде, я говорю, гнали нас и все… Ну, нас же, ведь, вообще обзывали всяко, ведь, ведь, это же нас немцами. Они же нас совсем за людей…ми не (с)читали. Мы же тут как были, даже как с… спецпоселенецы. Ведь, нас держали. Да. В комендатуру ходили отмечаться. Да. А кто мы такие были? Что мы откуда-то сбежали? Или что ли? Да что это такой? Теперь, говорят, сняли с нас, а чё. А зачем было нас так вот о… обзывать? Ставить так на нас н… какой-то контроль? Что мы ведь как беглецы какие-то ведь? Это же ведь ужасно. Да?... А, знаете, как обидно. Ну, вот. Мы же ведь, ведь, работали-то ведь в Россия. Я ведь вообще нигде не бываю, я только знаю Россия. Мы работали для России. Мы ведь сделали, что только могли для Россия. А тут вдруг, ведь, на пожалуйста, забрали нас, как этих ка… заключённые-то ведь это… э… под… комендантура… ведь нас… всё да… списывали. Всё ведь держали нас как этих… Раз в месяц мы ходили, или каждая неделя. Я теперь забыла. Ну, ходили ведь. Э… если всякий случай… уж раз в месяц обязательно надо. Выезд нам никуда, никакой не бывало. Никуда. Как ведь (а)рестованная…  Ну, а куда, ну, а куда мы уйдём-то ведь это? Мы, ведь, немцы, знаете-ка, мы, ведь, очень ответственный народ. Раз ведь это, ну, это закон нельзя нарушать. Ведь раз  нам так сделаны, так мы и ходили. Никто, никуда не убежал. Зачем? Мы же ведь не заключённые, что бу(д)ем бегать-то. Ну, ладно. Заставили, заставили. Ходила, отметилась, отметилась. Ведь бежать я не бежала. Привезли нас сюда ведь работать, работаю и работаю. Всё, больше мы ничего не знали. А чтобы куда-то нам убежать, или что-то, никто, ничё (=ничего), никуда не собрался. Работали по-честному, трудились ужасно. Эти почётные грамоты, всё дополна ведь было. Уже не отказались никогда. Уже были ведь, уже всегда впереди. Последними никогда не были…»

Вторая волна депортации граждан немецкой национальности проходила в 1945–1947 гг., когда в нашу область была направлена многочисленная группа российских немцев, известная под названием «немцы – репатрианты». Согласно справке управления КГБ при СМ СССР по Кировской области (1974 г.), «после окончания Великой Отечественной войны в течение 1945–1947 гг. в Кировскую область было выселено несколько тысяч немцев, ранее проживавших в районах, подвергшихся временной оккупации немецко-фашистскими войсками. Многие из них, как советские граждане, были репатриированы из Германии, Польши, Франции, Бельгии и других европейских стран, куда они были вывезены по распоряжению властей фашистской Германии или добровольно бежали с отступавшими гитлеровскими войсками»6.

Из воспоминаний Ивана Ивановича Шлея: «…Вот. В Польше то(г)да, ну, до… до границы до польской мы доехали. Там нас (в)стретили уже. (З)начит, перегрузили как бы над… на повозку на другую. А эти(х) лошадей забрали, погрузили как бы в вагоны. Вот. И вот с тех пор уже… отец только приехал, уже ни лошадей, ничего. Где-то недели две ли прожил дома. Его забрали сразу в армию там из Польши прямо. Вот. С тех пор всё. Отца больше не увидел. То(ль)ко что я говорю…»

Из воспоминаний Елены Иосифовны Мясниковой (Вагнер): «…Шли мы пешком по самой Сербии, шли пешком. На лошадях. Пешком. Там нас погрузили… всё отняли, что у нас было, погрузили в поезд. Привезли нас сперва в Польшу. В Польшу мы приехали… где-то в августе… и жили мы там до января. В январе нас вывезли в Германию… В Германии мы приехали. Там уже брат Иосиф, он ещё немножко поучился, а мне совсем не удалось. Мне надо было работать... Нас привезли туда, кучками поставили. Стоим вот каждый со своей сем(ь)ёй. Они… Им же нужна была рабочая сила. А мы стояли втроём: мама и трое детей, никому не нужные. Пожалел какой-то дедушка, взял нас к себе. Мы, конечно, и работали там… Сестра работала у соседки, а я тут у них работала, у дедушки. Коров доили, свиней кормили, в поле ездили…»

Как свидетельствуют участники событий, российским немцам говорили в Германии, что они поедут домой. Так как очень большое количество немцев было из Причерноморья, то на вагонах составов крупными буквами было написано – «На Одессу». Однако обманутых немцев довозили до Сталинграда и на судах, на баржах отправляли вверх по Волге и Каме и далее на Север и Урал. В пути многие на перегруженных баржах умирали от голода и болезней.

Из воспоминаний Ивана Ивановича Шлея: «…Мы год прожили в Германия. Я с матерью и с братом. В хорошую семью попали в Германия. Очень хорошая. На втором этаже жили. Herr Schulze und Frau Schulze. Хороша(я) семья была. Что хорошая… Ох, она как не отпускала нас домой. А у меня мать: Надо ехать домой, надо ехать домой, надо ехать домой!Она ско(ль)ко раз говорила, ни один раз: Frau Schlei, sitzen Sie! Bleiben Sie hier! Euch fahre(n) sie nicht zu Haus. Euch fahre(n) sie nach Sibiria”. Нет. Надо ехать домой, надо ехать домой! В своя родина!Вот тебе и в родина попал…»

Из воспоминаний Елены Иосифовны Мясниковой (Вагнер): «…Наши пришли. Все побежали регистрироваться. Добрые люди говорили нам: Не спешите, не спешите, не пустят вас домой. Отправят в Сибир(ь)”. Нет, нет, домой надо. Что ты! Домой! У нас ещё папы не было. Папу забрали десятого августа… его забрали… восемнадцатого он был уже расстрелян. А мы же это(го) не знали. Мама: Домой, домой, домой. Папа нас там ищет, а мы вот здесь будем жить. Нет, домой, домой. Она, миленькая, не знала, что папы давным-давно уже нет… Там нас погрузили в поезд, потом в лагере жили. Всё лето. В мае, в июне мы уже от хозяевов, где мы жили, уехали. Поселили нас в лагерь, в пятиэтажный дом, полный народу. Ну, а в Россию мы приехали в совхоз, где я жила… приехали 15 октября. Пятнадцатого приехали, шестнадцатого на работу пошли и снова работать, работать и работать… У нас были документы домой.  Как только мы границу переехали, в Брест-Литовске нас выгрузили всех.  Все документы переоформили и сюда в Сибирь. Домой даже и близко не подпустили… Это Зуевский район. Село Мухино большое, дак, там совхоз большой был. Туда мы приехали, там и работали. Работала всяко: и горшки лепила, и трактор водила, и хлеб косила, и лес валила. Корма возила, всё работала. Это в семнадцать лет я уже лес рубила с-c… со взрослыми наравне. И каждый вечер в комендатуру бегали, отметились, чтобы мы никуда не сбежали, что мы ещё здесь…»

Именно российских немцев было больше всего в послевоенные годы в девятнадцати спецпосёлках Кировской области. Так, по данным 1951 г. в 12 районах нашей области находились 8893 спецпереселенца, из которых немцы составляли 6696 чел. (2246 семей), западных украинцев – 1657 чел. (641 семья), крымских болгар – 485 чел. (149 семей) и т.д.7.

В 1955–1956 гг. режим спецпоселения в отношении немцев был отменён, и с этого времени начался активный процесс их миграции в другие районы страны: в Казахстан, на Алтай, Северный Кавказ, в Молдавию, в Прибалтику.

Таким образом, депортация, «трудармия» и спецпоселение занимают в истории российских немцев XX в. ключевое место. Трудно переоценить масштабы этих событий, их влияние на жизнь немецкого этноса в России в последующие годы. Последствия репрессивных мероприятий советского руководства продолжают сказываться на судьбах российских немцев до сих пор. Современный период отмечен всплеском новой волны переселений немцев Кировской области на Запад, прежде всего в Германию и другие территории бывшего Советского Союза. Миграционный отток и ухудшение естественного воспроизводства привели к сокращению немецкого этноса. По предварительным итогам переписи 2002 г., его численность в Кировской области составила примерно 1500 чел.

Примечания

1. Бугай Н. Ф. Иосиф Сталин – Лаврентию Берии: «Их надо депортировать…»: Док., факты, коммент. / Вступ. ст., сост., послесл. Н. Бугай.— М., 1992. С. 7.
2. Бердинских В. А. Вятлаг.— Киров, 1998. С. 144.
3. Кригер В. Патриоты или предатели?: Политические и уголовные процессы против российских немцев в 1942–1946 гг. // Родина. 2002. Вып. 10. С. 95.
4. Бердинских В. А. Вятлаг. С. 145.
5. Чудиновских Е. Н. Немцы ковали победу в Вятлаге // Прикамская новь.— Кирс, 2001. № 49. С. 2.
6. ГАСПИ КО. Ф. 1290. Оп. 70. Д. 122. Л. 30.
7. Бердинских В.А. Спецпереселенцы // Прикамская новь.— Кирс, 2001. № 37. С. 3.