ДМВ.
1913 год. Вятка.

Дорогой Виктор!

Я только что хотел отрезать полы и сделать из них новые рукавицы, т. к. старые-то совсем развалились. Но как раз в это время получил от тебя 100 р., которыми и рукава наставлю и кой-какие дыры заплачу на своем рваном зипунишке¹. Спасибо тебе большое! Очень большое! Огромное спасибо! Ты представить не можешь, какое доброе дело сделал. У меня усилилась функциональная невралгия сердца, и врача приходится приглашать вместо одного к двум больным (к Анне Владимировне), за что переплатили 13 рублей (остаётся на месяц 9 рублей). Вот тут и живи… Ввиду экономии отказали прислуге, сам ухаживаю за коровой: кормлю, пою и даже... дою сам.

Живя ещё в Шурме, я заманивал к себе старых людей. Многие отзывались, но так и не приходили. Насчёт сказок я уже зондировал почву, но всюду натыкался на полнейшее бесплодие. Не могу обещаться, что исполню твою просьбу, но стараться буду.

Спасибо тебе за картины, которые получил через Олю². Уж очень понравился «Баян» и «Битва Сальгарь»³. Страшно выразительна сестра. Про неё здесь говорят, что уж очень спокойна поза. Но я вижу другое: она пережила первый момент горя и слёз, теперь у ней момент отчаяния, упрёка и в то же время бессилия перед случившимся. Я глубоко чувствую, что поза девушки – не поза спокойствия и равнодушия, а выражение бессильного отчаяния, которое только и могло выразиться в её приведённых в картине словах.
Сегодня случайно встретил открытку с твоей картины «Три сестрицы под окном» и полюбовался на неё как на новинку: я видел её в первый раз. Передай спасибо Танюше и Аркаше за поздравление. Александре Владимировне от всех нас поклон и добрые пожелания.

Анна Владимировна тоже кланяется. Александр.

1. Зипун — мужская верхняя одежда крестьян.
2. Оля — возможно, дочь Аркадия Васнецова.
3. «Битва Сальгарь» — правильное название картины «Песнь о Сальгаре». Закончена в 1912 г. и представлена на персональной выставке в Историческом музее г. Москвы в числе 67 работ.

ОР ГТГ. 11/421.
6 марта 1913 г.

Здравствуй, Аполлинарий!

Состояние духа угнетённое. Причины те, что Анна Владимировна с февраля не встает с постели, мучится воспалением седалищного нерва. Нет, не по средствам нашему брату хворать. Ну, я-то на ногах изношу свою болезнь. Сегодня, если сердце похуже, так настроение духа получше, так как день напоминает весну: пригревает солнышко, с крыш каплют бойкие весёлые капельки, петух под окном так горланит, что стёкла дрожат. Задорно чирикают воробышки, не по-зимнему, когда пищали в одиночку: «Чуть жив! Чуть жив!», а целым хором, весело и шумно: «Стрекочи, ребята! Стрекочи, ребята!» И где-то далеко, далеко на душе, под грудой житейского мусора, слабым эхом отдаётся это радостным стрекотанием. И люблю же я эту весну! Она, хотя отчасти, мирит с жизнью.

ДМВ.
Александр – Виктору.
19 августа 1913 года.

...Как иногда физическую боль переносишь, крепишься и, наконец, не выдержишь и крикнешь, так и в данном случае не вытерпел материальной нужды и крикнул... Теперь застигла неминучая: нынешними ливнями нас совсем затопило в комнатах, благодаря худой крыше. Пришлось её перекрывать! Полиция заставляет менять худые тротуары, хотя никто ни одной ноги не сломал, не вывихнул на наших тротуарах. Неминучая же заставила загородить с улицы перед окнами палисадник, ибо близость казенки и эпизодическое хулиганство дали себя почувствовать очень ощутительно: два раза выбивали стекла. Нынче, накануне Рождества, в самую всеночную¹ хулиган напротив выбил два стекла кулаком. Это в страстную-то ночь². А сколько испуга! Чуть не на все Рождество испортилось наше праздничное настроение. Прошлой осенью то же самое. Среди ночи все повскакивали, как безумные. Настал и учебный сезон. Сын поступил в гимназию – нужна форма, книги, а там не в далёком будущем – плата за право учения Нади. Господи! Всю-то жизнь так живешь, что нет-нет да и обратишься за помощыо. Как тяжела такая жизнь с вечной нуждой и вечными лишениями. И нет просвета ни в прошлом, ни в будущем. Зачем такие бесталанные люди, как я, и родятся.

1. Всеночная (всенощное бдение) — вечерняя служба в храме.
2. Страстная ночь — ночь накануне Рождества.

Аркадий Михайлович Васнецов и семья Аполлинария Михайловича в гостях у брата Александра. 1916 г. На снимке – 1-й ряд слева направо: Анна Владимировна (жена Александра), Александр Михайлович (сидит), Аполлинарий Михайлович, Надежда (дочь Александра); 2-й ряд: Аркадий Михайлович, Татьяна Ивановна (жена Аполлинария), Всеволод (сын Аполлинария), Сергей (сын Александра).

ДМВ.
15 октября 1913 года.

Дорогой Виктор!

...Пятый день на правах больного сижу дома. Всё меня утроба мучит. Всё думаю, не рак ли, по примеру старших братьев (Николая и Пети), но доктор говорит, что заболевание на нервной почве. С его лекарства болезненные проявления уменьшились... Пропили Лизаньку, младшую дочь Николая¹.

1. То есть она помолвлена, просватана.

ДМВ.
30 декабря 1913 года.

С праздником и наступающим Новым годом поздравляю тебя, дорогой Виктор! Желаю тебе и всему семейству полного здоровья, душевного спокойствия и всяких благ. Быстро, незаметно летит время. Наша матушка-земля так развертелась, что чуть успеваешь провожать старый год и встречать новый. Уж от этих «новых годов» в глазах рябит, a оглянешься назад – голову кружит... такая их длинная вереница уходит в прошлое. Захватывает ли тебя незаметная торжественная волна, идущая ещё от прежних лет. Мне кажется, что наши «провинциальные святки» проходят более оживлённо и оставляют впечатление глубже, чем ваши московские. Хотя каждый Новый год и обещает «новое счастье», но где уж до нового, дай Бог, чтоб старое-то всё при нас осталось. И, слава Богу, если год прокатит благополучно – это значит счастливо. Дай Бог, и в будущем того же. Пожелаю и тебе благополучия. Наши все кланяются и поздравляют.

ОР ГТГ. 11/423.
31 декабря 1913 г.

С Новым годом, Аполлинарий!

Есть ли на душе праздничное настроение, летает ли «сизый голубь»? Ведь Рождество (и Пасха) – такой праздник, когда живёшь не столько настоящим, сколько прошедшим, вернее, давно прошедшим. Памятны воспоминания детства и ранней молодости, когда и «сизый голубь» летел, и в жмачках (жмурках) была особая, исключительно рождественская прелесть. А чем ближе к настоящему, тем туманнее воспоминания. Нынче живешь весельем других и веселишься из-за других. Хотя не могу пожаловаться на угнетенность духа. Нет, при всех своих немощах готов развернуться по-молодому. Да ещё и развернусь, так как ни у нас, ни у Аркадия ещё не собирались, благодаря тому, что всё время было занято приготовлениями к ёлке в школе Анны Владимировны, где я с Костей¹ устраивали декорации и украшали стены. Только сегодня свободный вечер, «Канун нового года», который всегда проводили в семье. Назавтра предполагаем собрать у себя всех Васнецовых: будет работа и голосу, и ногам. Ох, и поём! Ох, и пляшем! Я совсем забываю, что мне 53 года, что у меня 77 болезней.

Да не только я сам, а все племянники и племянницы забывают, что я им не ровесник, что не с ними рос. Чем я виноват, что земля в то время, покуда я живу, успела перевернуться 53 раза. Пусть её кувыркается! Она – сама по себе, я – сам по себе! Она крутится с головокружительной быстротой, почему и мне не покрутиться? Гуляй, пока гуляется! Пока ещё молодой! Всего тебе хорошего! И такого же душевного настроения, как у меня…

1. Васнецов Константин Аркадьевич (1897–1942) — младший сын Ар.М. Васнецова.

1914.

Здравствуй, Аполлинарий!

Поздравляю тебя с Новым годом! Желаю тебе всего хорошего, начиная со здоровья, коснувшись богатства и кончая душевными радостями. Я тебе выражаю пожелания, а молодой Новый год в знак согласия кудрявой головкой в такт покачивает. Но т. к. на его лице нет лукавой и хитрой улыбочки, то значит и на этот раз он не лжёт и намерен исполнить все твои пожелания.

Относительно меня он ведёт себя иначе: на одно пожелание ответит грустным взглядом, на другое он хитро и лукаво улыбнётся, а на третье – «прожить год без нужды и лишений» – ответил «надейся», да таким тоном, как будто шиш в кармане показал... Кроме обманутых надежд, ничего не вижу... Желанное место и то из-под носа ускользнуло. На праздник собрался, наконец, и Сильвестрович¹. Видел я у него открытку с твоей картины «Озеро». О существовании этой картины я не знал, а потому и удивлялся, как новинке, которая, к слову сказать, мне очень понравилась. Пожалуй, более всех снимков, какие у меня имеются, за исключением «Старой Москвы», уж к ней-то я положительно неравнодушен. И никогда они мне не приглядываются: всегда смотрю с большим интересом. Видел также открытку с Викторовой картины «Три девицы под окном», тоже полюбовался, как новинкой. В красках она или нет? Оля привезла мне три снимка с Викторовых картин: «Баян», «Песнь о Сальгаре», «Битва царевича со змием». Первые две очень нравятся, а последняя, только не говори Виктору, очень не нравится... Не стоило, по-моему, таким чудовищем занимать целое полотно. Ивана-царевича я с трудом отыскал. Может быть, в данном случае я сужу, как профан.

1. Колотов Сергей Сильвестрович — друг и родственник Васнецовых.

ДМВ.
20 января 1914 г.

С Новым годом! С новым счастьем, дорогой Виктор! Желаю тебе здоровья, успеха, новой славы и новых радостей. Пользуюсь благоприятным случаем, чтобы прервать наше обоюдное молчание. Скажу кое-что о себе, авось узнаю кое-что о тебе... Время летит так быстро, незаметно: будни похожи на праздники, а праздники – на будни. Впрочем, нынче мы с Анной Владимировной разгулялись и развеселились не на шутку и Рождество провели очень оживленно.

ДМВ.
Начало года – до марта 1914 (?).

Дорогие Виктор и Аполлинарий!

Чтобы не повторять одну и ту же пакостную вещь, пишу вам обоим разом. Аркадий, кажется, предупредил меня и наябедничал. Ах, ах! Ведь говорил, чтоб не писал. А что писать! Один докторишко отморозил глупость: назвал болезнь страшным именем, и вдруг ему все поверили. А я не верю! Вот не хочу и не хочу верить! Ему не верю, а к другому доктору не пойду (пойду, да не скоро), а в Москву и совсем не поеду. Ну, посудите сами, почему я должен доложиться московским знаменитостям: так, мол, и так, умирать собираюсь. Что вы на это скажете? А они ответят: поезжай домой и умирай. Ведь два твоих брата приезжали, докладывались, а умерли прекрасным образом дома. Но всё же умирать не хочется! Больше всего семью жаль покинуть. Сколько они, горемычные, претерпят горя и нужды. Разве на учительское жалованье Анны Владимировны можно существовать? Нужда семьи – самое больное место, больнее его нет. Смерть… А чем она страшна?! Покой и отдых. Надоела мне моя собачья должность. Она меня довела до болезни. Врёшь, моя судьба! Назло ей жить буду. А покуда прощайте! Не может быть, чтоб это письмо было одно из предпоследних!

Ваш Александр.

OP ГТГ. 11/424.
10 марта 1914 г.

Александр – Аполлинарию.

[О болезни. Рака не нашлось. О невозможности оставить семью и приехать в Москву].

МКВ.
9 апреля 1914 года.

Александр – Аполлинарию.

...Насчёт своего здоровья могу все высказать в двух словах: «веселёхонек и здоровёхонек». Уже внутренних лекарств никаких не принимаю. Все мои заболевания врач приписал малокровию, назначил вспрыскивания мышьяком. Нужно произвести 40 вспрыскиваний. Произведено только ещё 22. Но и теперь я чувствую себя прекрасно: никаких болезненных проявлений.

...Относительно своей поездки в Москву во время лета – мечта, одно сладостное предположение, пустынный мираж.

Нет, даже лучше устроить так: приезжайте-ка вы в Вятку, благо, Виктор тоже собирается. Ведь Татьяна Ивановна и Вова не имеют никакого представления о нашем медвежьем угле. Эта мысль даже осуществимее. И как бы было хорошо. Мы так обсиделись на одном месте, так вросли в землю и обросли мхом, что для нас поездка – громадный перелом в жизни, и чтоб на неё решиться, нужно массу энергии потратить. Вы же привыкли каждое лето уезжать. Для Вовы у нас было бы прекрасно: есть корова, есть коза с премилым козлёночком, есть куры с петухом, будут цыплята. Наш Серёжа тоже до всего этого охотник, больше, чем Надя. После Пасхи пойду по казённым учреждениям, буду искать новой должности.

Теперь Пасха – красная. Погода у нас, можно сказать, дурацкая: снегу масса, тает плохо, каждое утро заморозки. И не подумаешь, что середина апреля. Что через три недели – май. Будет ли тепло? Будет ли настоящая весна, потеряли надежду.

Александр.

ОР ГТГ. 11/426.
12 мая 1914 г.

14 лет, которые мы не виделись, не помолодили меня... И у нас месяц май (только не на сердце), и у нас тепло: деревья распустились, больше всего тополь. Цветы цветут пока одни одуванчики. Люблю я эти цветочки, весенние полевые звездочки.

ДМВ. 1451 (27).
5 июля 1914 г.

Дорогой Виктор!

Правда или нет то было, что ты приезжал в Вятку, до сих пор не могу решить. Как будто похоже на правду, но можно и приятным сном назвать. В этом приятном сне, я помню, ты дал мне такое обещание: если наклюнется какое место и если явится надобность в твоём содействии, то ты не откажешься написать и попросить за меня. Теперь это обещание можно исполнить. И я очень бы просил тебя об этом. Я подал прошение на имя ректора Вятской духовной семинарии, где, т. е. при семинарии, с 16 августа освобождается место учителя в образцовой школе. Определение зависит от ректора. Ему-то я и просил бы тебя написать, указавши, что я был не только учителем, но и заведующим двухклассным училищем. Всего учительствовал 20 лет. И теперь, хотя служу по акцизу, но педагогический дух и навык из меня не выдохлись, а т. к. моя жена тоже учительствует, то с учебным миром я постоянно имею связь.

Может быть, теперь почему-либо неприятно просить его, но ведь не лично, а через бумагу. Бумага же всё снесет. Могу ли я надеяться, что исполнишь мою просьбу? И в то же время твоё обещание [нрзб.]… Как чувствует себя Боря¹ после такой великой для него поездки? Мне кажется, Вятка на его духовный, да и физический мир, повлияла благотворно.

...Не забыли ли вы того, как «у ворот гусли грянули?» У нас же до сих пор не было случая «грянуть» им, то Тонька² умчится в Яранск, то Олька с Людкой³ утащатся в Москву, а ведь гусли могут весело «грянуть» только при компании. Если Оля и Люда у вас, так им по ма-аленькому поклону, а Владимиру Афанасьевичу⁴ и вовсе ничего...

1. Васнецов Борис Викторович (1880–1919) — сын В.М. и А.В. Васнецовых.
2. Васнецова Антонина Николаевна (1889–1979) — дочь Н.М. Васнецова.
3. Васнецова Ольга Аркадьевна (1889–1918) и Васнецова Людмила Аркадьевна (1893–1980) — дочери Ар.М. Васнецова.
4. Караваев Владимир Афанасьевич (1864–1939) — зять Ар.М. Васнецова.

ДМВ. № 1461 (44).
24 декабря 1914 г.

С Великим Праздником, дорогой Виктор! С Новым годом!

Желаю здоровья, душевного спокойствия, счастья и молодости! Желаю, чтоб в этом году вся твоя семья в целости собралась под мирный родительский кров! Желаю каждый день слышать треск (не пушечных выстрелов), а дров в печи. Желаю «чаю с сахаром», «хлеба с солью», ещё желаю (говорят, это непатриотично), чтобы война скорее кончилась. Но ведь скоро жить будет нельзя. Благодаря войне, всё вверх дном повернулось. Где было начало, там хвост лезет, где был хвост, там голова торчит. Дороговизна на всё страшная. Цены утроились, а ведь жалованье всё то же. О прибавке никто не заикнётся. Из того же жалованья приходится уделять на военные нужды 8 р. Да эти 8-то рублей так для меня дороги! Я во всём себя урезываю. За 4 версты хожу в полуглубоких калошах, несмотря на сугробы. На извозчиках не езжу – дороги. Сам разгребаю снег, сам чищу хлев, потому что рабочие руки страшно дороги. А, пожалуй, труд через силу не впрок идёт. Хотя и говорят, что работать здорово, да только не через силу. Переутомление неблагоприятно сказывается на моём здоровье. А переутомляться приходится. И, несмотря на утомление, настоящее своё учительское место я ни на что не поменяю. Если утомляюсь телом, то бодр душой...

Обидно то, что с войной проявилась до наготы жадная мужицкая душа русского человека. Пьёт обывательскую кровь фабрикант, пьёт крупный коммерсант, пьёт торговец, не отстает и деревенский мужик: дерёт с обывателя кожу и сам удивляется своей наглости: «Неколда не бирал экой цены, да неколда более и не взять». И лупит за возишко дров 6 рублей. И жаден, и бессовестен, и нагл русский человек, начиная с самого верха и кончая самым низом. Ни в ком нет души.

Только праведные люди да обладающие щедрым сердцем могли развить в себе Божественный дар, а обыкновенный народ остался с пустым листком для души. Скоро ли весна? В природе о ней ничто не напоминает, но в душе зарождается надежда на то, что пройдут скоро бури и холода, и опять вернётся к нам милая весна. Бог даст – дождемся.

ДМВ.
Александр – Виктору.
6 апреля 1915 г.

Здорово, Ваше Превосходительство! Бегаешь ли? Писать буду тебе одно хорошее. Худого, слава Богу, нет ничего. А хорошим да с хорошим человеком как не поделиться. Самое хорошее – это то, что благополучно до весны дожили, благополучно святую Пасху провели. А ранняя весна с пением скворцов и жаворонков и светлая Пасха с торжественным звоном в моём представлении есть нечто праздничное.

С 2 числа начались вакации до сентября. Все эти пять месяцев мои. Я могу работать в саду, работая, буду копить здоровье. Надо кое-где винтики подвинтить, кое-где заклёпки заклепать.

Александр – Виктору.
1915 г.

Итак, я из наиобразцового акцизного надсмотрщика попал в образцовые учителя. Из атмосферы, пропитанной спиртными парами и табачным дымом, попал в струи чистого, живительного воздуха.

До сих пор дух мой умирал... ибо жить, не чувствуя прелести жизни, а испытывая только один гнёт, хуже смерти. Теперь я воспрянул духом. Я проснулся к жизни от тринадцатилетнего акцизного кошмара. Конечно, я в жизненных неудачах – тёртый калач, а потому не питаю себя надеждой, что вновь избранный мною путь встречу усеянный цветами и найду одни радости. Заниматься должен я тремя отделениями. Мой предшественник, будучи образцовым учителем более двадцати лет, учеников подготовил образцово плохо. Помещение для трёх отделений – одна комната. С одним занимаюсь я, с другим – законоучитель, третья поручена практиканту. Что же получается? Хаос, в котором сам себя не слышишь. При такой обстановке развивается в учениках невнимание, или, вернее, чрезмерное внимание. Благодаря такому образцовому вниманию и знаниям ученики образцово плохи. И мне приходится на старую одежду накладывать новые заплаты. С преподавателями семинарии я ещё, как следует, не обнюхался. Ректор семинарии новый¹. Тот, при котором ты был, уехал. И очень уж его не хвалят. Настоящим же все довольны. Он, видимо, старик симпатичный. Надзиратель... оказался настолько любезен, что дал мне отпуск на 1,5 месяца. С войной всё вздорожало. Только человеческая жизнь стала дешева. Все школы в городе заняты лазаретами, покуда ещё без раненых (сегодня пришла первая партия). Занятий в школе до сих пор нет. Учительницы без занятий изнывают, а там, на западе, творится что-то ужасное. И когда будет всему этому кровавому кошмару конец, одному Богу известно. И все это прусский таракан натворил².

Сегодня у нас выпал снег. Скоро на санях поедут. Лето так было коротко, так мимолетно, что прошло одним мигом. Жалко его!.. Если бы не война, то обязательно бы спел «У ворот гусли грянули», теперь только и пою в бане, уж так отвожу свою душу и, т. к. никто меня не слышит, то можно сказать, что пою весьма хорошо, дома же только насвистываю.

Мало ты гостил. Больно уж хорошо хвалишь ты моё пение. Ведь только ты один и восхищаешься, только ты с удовольствием и слушаешь. Не у всякого – хватит на то терпения. Вылил бы перед тобой всю душу. Перед тобой мне так же хочется петь, как и в бане. И без тёплого климата при тебе становится тепло. И дорога для меня твоя похвала, и дорого я ценю каждое твое тёплое слово.

1. Ректор семинарии — протоиерей Василий Гагинский.
2. Прусский таракан — германский император Вильгельм.

ДМВ. № 1461 (13).
5 января 1917 г.

С Новым годом, дорогой Виктор!

Желаю тебе здоровья, крепости, бодрости и всякого семейного благополучия. Поздравляю с прошедшим великим праздником! Рождество прошло. Даже теперь провожали его с грустным чувством. «Рождество» – сколько в этом слове звучит нежных, тёплых и родных, неуловимых звуков, сопряжено воспоминаний. С ним одна за другой выплывают туманные картины из далёкого прошлого, когда мы были такими, какими уже не бывать. Нынешнее Рождество как канет в вечность, так о нём не останется никаких неприятных воспоминаний. Проводили его тихо, по-будничному. Не удалось во всё Рождество ни одной песенки спеть, не с кем: молодёжи нет. У Аркадия они не съехались, у Анны Николаевны разъехались, у нашей же молодёжи нет никого знакомых. А я теперь настолько окреп и чувствую себя так хорошо, что мог бы притопнуть. Да вот из-за молодёжи не удалось. Здоровье моё пошло на поправу с той поры, как я бросил ходить по докторам и лечиться по ихним советам, и стал пить «вытяжки Калинченко». Вот только одышка не может меня окончательно оставить. Учение у меня началось 7 декабря. В семинарию, несмотря ни на какую погоду, я ходил пешком. Зима стоит тёплая, но снежная. Работа по огрёбке снега мне с сыном прибывает каждый день. Кроме того, я нынче взял подряд – пилку и колотье дров, а также имею заработок по очистке хлевов от навоза. Дровами я, наверное, богаче тебя. Во всём этом занятии мало эстетики и художественности, но зато много устатка. Да ничего, поработаю, пока молод. Не то бы сделал, кабы, кроме молодости, была и сила.

ДМВ.
Александр – Виктору.
22–25 января 1917 г.

…Случилась задержка, заминка по случаю военного времени. В моём длинном молчании война виновата. Всё вздорожало: и провизия, и прислуга. Мне приходится жить за троих: за хозяина и ходить в семинарию на занятия. В школе заниматься одному с тремя классами, не садясь на место. Работаешь за хозяина и устаёшь за него же. Вторая жизнь – за кухарку (корова). Третья – жизнь дворника. Между коровьими делами надо напилить и наколоть дров, принести в комнату и истопить печку... Молчание не от лености. Приходится тащить ярмо своей жизни... Не думай, что, лежа на полатях, я взял бы в руки газету и стал читать. Нет, я их избегаю. В газетах какая-то разруха идёт, в газетах – неудавшийся поход, в газетах – измена. Вообще испортилась нынешняя газета, а потому я её не читаю. А у нас бабы ширыкают¹, что скоро замиренье будет, и опять заместо 2-х рублёвой лампасеи² чай станем пить с сахаром.

1. Ширыкают (простонародное или диалектное) — шушукают, судачат.
2. Лампасея — искажённое просторечное название конфет «Монпасье» (леденцы в коробочке).

ДМВ. № 1461(21).
11 ноября 1922 г. Вятка.

Дорогой Виктор! Посылая Надю в Москву, мы никак не думали, что она всей своей тяжестью ляжет на твои плечи... Вышло так, что она всецело оказалась на твоём попечении и устроилась не только по должности, даже лучше того. Нам остаётся только искренне благодарить тебя и удивляться любвеобилию и доброте твоего сердца. Надя чувствует себя в вашей семье прекрасно. И как бы слилась с нею. Твоё доброе сердце сделало нас счастливыми. Пишу с небольшим промежутком.

Нет свободного времени: с утра до ухода в школу – по хозяйству: ношу воду, колю дрова, кормлю козлят, кроликов, куриц. Приходишь около 2 часов – та же история, а в 5 часов – занятия в школе для взрослых до 7 часов, потом – топка печки. И так вертишься с утра до ночи, как белка в колесе. Трудненько это, когда за спиной 62 года и когда нет силы. А ведь иногда и жить хочется. Иногда (ну не смешно ли?) о будущем мечтается. Но мои мечты не воздушные замки, а учительство в тихом селышке или деревеньке при уютной квартирке, огород, хозяйство, лес, река, грибы, рыба, ягоды. Ох, пожил бы я ещё! Страшно манит меня сельская жизнь! Не надо мне ни людей, ни общества! Если бы прежняя пора, когда собственным заработком обеспечивал своё существование, всё бы это осуществилось без труда. А теперь служишь и получаешь на три дня по три фунта хлеба за весь месяц. Не человеческий, а дьявольский кошмар. И когда всё улучшится? Когда Бог свой гнев обратит на милость? Когда кончится разруха и жизнь войдёт в свою колею. Когда будешь сыт, обут и жить в тепле. Теперь – целые дни впроголодь, т. к. порции хлеба не хватает, чтобы быть сытым. На ногах – худые щиблеты, на себе –… О, на себе – нищенское одеяние. Ой, да плохо так жить! Так порой хочется успокоиться... Перейти в нирвану. Впереди полуголод, непосильный труд, семейная озлобленность. Вот и пиши после этого письмо, непременно сведёшь на ахи и вздохи. Шутки не шутятся, губы не смеются.

ДМВ. № 1461 (без даты).

Здравствуйте, дорогие Виктор и Александра Владимировна! Жалованьишко выдают такими продуктами, что им грош цена, а миллионы в руки не попадают. Но надеюсь, что и тут ваше доброе сердце облегчит наше неловкое положение. Да, Надя уезжает. Опять в сердце и в доме пустое место. Как тяжелы эти проводы. Опять пойдут будни, скучные дни, занятия и работа без конца. Стариковская участь такая. Искренне признательные и любящие Ваши Александр и Анна.

МКВ. 2 сентября 1924.

Дорогой Аполлинарий! С каждым днем жизнь становится короче, идёт к концу. Все житейские тяготы так надоели, что думаешь: «Скоро ли смерть». А умирать между тем не хочется. Хочется жить и чувствовать. Пожить бы так, как в Шурме жили. Пожить бы той жизнью вольной, беззаботной годков 10, а там и умирать можно. Точь-в-точь те мысли, какие имела деревенская старуха после голодовки (я тебе уже писал): «Нажилася я нажилася, нагляделася, конца бы дождать, только бы ошшо наистись белого хлеба досыта, там хоть смерть иди». Так же и я – пожить бы по-шурмински с десяток лет, а там хоть смерть иди.

А теперь жизнь так согнула, что ничего в ней хорошего не видишь... Если и есть светлые пятна, так это отголосок от прежних ясных дней, а не свет наступающего, ибо в настоящем – один мрак. Страшно подумать, вдруг да этот мрак в будущем покажется более светлой стороной. Аркадий ушёл от будущего. Хорошо и сделал. Как вот тут не коснуться религиозного вопроса. Умер – и всему конец. А где же та вечная жизнь, которую нам обещают. Где душа Аркадия? Если она не исчезла вместе с телом, то почему ничем не проявит себя? Поневоле складывается сомнение. Я не комсомолец, не отступник. Я верующий, но верующий по-своему: одно допускаю, другое отвергаю. В церковь теперь не хожу, не отрицая церковь. Не моя вина. Виновата собственность. В Шурме, отправляясь в церковь, я наряжался, и это вошло в привычку, а теперь не только нарядного, даже мало-мальски приличного костюма нет. Разве возможно думать об одежде, получая 17 р. в месяц, а жизнь дороже в три раза. Да, 17 р. невелики деньги, да и за это держишься – боишься, как бы не сократили. А сколько за эти 17 соку выжимают разными требованиями да заданиями, заставляют переделываться на новый лад. И переделываешься. А ведь за 30 лет учительства и пенсии никакой не дадут, ибо я «домовладелец». Не посмотрят, что дом, кроме ремонта на него, ничего не даёт. Как-никак, а буржуй. Да, буржуй – с хлеба на квас. Бывало, настоящие-то буржуи на рысаках лихо гоняли, а я не имел возможности извозчика нанять. Теперь на этих рысаках «пролетариат» ездит, а я опять – так, пешком хожу. Ну да сегодня еще не сократили, что-то будет завтра? Каждое «завтра» заставляет с робостью смотреть вперёд... Обиднее всего сознавать, что жизни остался маленький кончик, а там – вечное небытие. Да и кончик-то седой, немощный, с недугами. А ведь я везу за здорового. Да не в этом дело. Не в том злоба дня, а в том, что из Москвы аэроплан прилетел. Что бы тебе на нём примчаться. Лёня¹ ходил и смотрел, а меня горшки да ухваты не пускают, бабье дело держит. Иначе нельзя: не прислугу же на 17-то рублей держать. Анна Владимировна с 9 до 6 ч. всё на службе (две несёт)... Не надо было жениться, заботы меньше. А теперь: заботы и никакой утехи... Привет Татьяне Ивановне.

1. Васнецов Леонид Аркадьевич (1884–1942) — племянник А.М. Васнецова.

ДМВ. № 1461 (26). 1924 г.

Дорогой Виктор! Если в московских лавках продают бумагу и чернила, ты пошли за ними кого-нибудь и соберись мне написать несколько строчек. Не забывай, что я ещё жив и давно жду от тебя письма. Время проходит с ужасной быстротой, и чем дальше живёшь, тем быстрее оно летит. Давно ли я был молодым? Давно ли волосы на голове были русые, а теперь... О, как я ненавижу этот белый цвет волос! С каким бы удовольствием я вернул лет сорок и как бы я свою жизнь повёл иначе. А теперь всё в прошлом. А прошлое не дало ничего. Но всё же оно было лучше, полнее, содержательнее настоящего. В прошлом всё-таки было ясное солнышко, а теперь – ряд ненастных дней. Мне уже 64 года. По годам я дед. Но не придётся этому деду покойно лежать на печке и греть свои старые косточки... Я до сих пор учительствую и пляшу под новую дудочку. Я – старый воробей и не могу примериться к новой мякине. А мякины этой в виде различных методов комплексных и американских сыплют перед нами целые вороха. Ладно, у меня ещё зубы, хоть и не все, но целы, и пережевывать мякину ещё смогу, а то бы худо было. Пришлось бы бросить учительство, а другого места не дадут, пенсии как домовладельцу-буржую точно не дадут. И пришлось бы этому буржую милостыню собирать. А теперь 17 руб., да всё-таки жалованье. Хотя и с драными локтями ходишь, и пальто не имеешь, да на службе состоишь. Да и на что пальто? На что пиджак? Если новое купишь, так доносить не успеешь. Я совсем было умирать собирался, т. к. последние брюки доносил. И чтоб продолжить свою драгоценную жизнь, нажил долг, а брюки завел. А т. к. жизнь настоящая меня удовлетворяет только тогда, когда крепко сплю, то желаю тебе спокойной ночи! Иду под теплый покров дырявых одеял.

МКВ.
Александр – Аполлинарию.
1924 г.

...Когда был Аркадий, я редко к нему ходил, да и он ко мне тоже: не о чем мне говорить... А теперь вот и сказал бы, и перемолвился бы словечком, да не с кем.

...Да, свеча догорает, а нет от неё ни тепла, ни света: один мрак и холод. Безотрадные последние годы. Настолько же безотрадные, как и в детстве. Из вас, братьев, ведь никто столько не пережил, как я. Если и находишь в воспоминаниях какую-то в детстве поэзию, так ведь она была не в окружающем, а в самом себе.

Тогда и самая обыденная проза казалась поэзией. Какой-нибудь ржаной калач, испечённый руками Настасьи¹, зимнее солнышко и свободная от скучной азбуки минута навсегда оставляли в душе светлый луч. Нынче и этих лучей нет.

...Одного боюсь и не желаю: дряхлой, беспомощной старости – жизни в тягость себе и окружающим. Этого не надо.

...Недавно был на волосок от смерти... Видишь, в чём дело: доносил последние брюки, купить не на что, а без брюк – нельзя жить... Значит – умирать. Но «губоно»² разрешило кредит на 9 рублей.

Я купил на брюки, сшил… Значит, опять можно жить до тех пор, пока не износятся...

И за все 17 рублей работаю на совесть по всем комплексам. Ох, вспомнишь прежние учительские годы! Одна поэзия! Не приковывали тебя цепью к стене разными комплексами и американскими методами³. Не заключали собственную твою инициативу и творчество в рамки всё тех же комплексов. А теперь на учительских собраниях спорят с пеной у рта, как нужно отметить комплекс: «Дом и семья» или «Семья и дом»? И целые часы убивают на расстановку этих двух слов. Нынче ученик до тонкости изучил свой квартал, начиная от людей и кончая мухой. Знает, кто как живёт, какие сапоги носит, сколько в квартале учреждений, а не знает, какой вид имеет земля, и какие страны есть, кроме своего квартала (это – ученик, по-старому, последней группы, последней группы народной школы).

Я – старый учитель, как старый воробей, которому сколько ни говори, что свежая мякина лучше, я все-таки предпочитаю старое зерно. Все эти комплексы для меня – свежая мякина, а пережёвывания их современными учительницами – толчение воды в ступе.

Шаткое нынешнее преподавание ещё подпирается непрочными, гнилыми подпорами: снизу – дошкольным воспитанием, с боков – пионерством да разными мопрами⁴, а сверху крышка – комсомол. Такая, в общем, каша, что не разбери. Такое громадное значение отведено нынче новым праздникам. Сколько уходит времени на подготовку и постановки. В своей школе в этих постановках я принимаю главное участие. Пишу к каждому празднику инсценировку, которую и разыгрывают ученики. На этих инсценировках я набил зубы и пеку, как блины. Наш учительский персонал бывает очень доволен. Этим я могу похвалиться, а вот здоровьем не похвалишься, т. е. я здоров, но бывает рвота⁵.

1. Настасья — стряпуха в Рябово.
2. Губоно — губернский отдел народного образования.
3. В 20-е годы XX в. в советской педагогике использовался «Дальто-план», американский метод самостоятельного обучения детей.
4. МОПР – Международная организация помощи революционерам.
5. Александр Михайлович Васнецов скончался от рака 10 апреля 1927 г., похоронен на Богословском кладбище (на месте областного Дома народного творчества).