Версия для слабовидящих«Никто, кроме тебя...»
А. М. Молодцов
Сизов В. С. Никто, кроме тебя / В. С. Сизов ; худ. А. И. Крысов. Киров: КОГБУК «КОУНБ им. А. И. Герцена», 2021. 352 [16] с. : ил.
Итак, у нас в руках новая книга В. С. Сизова «Никто, кроме тебя…». Внешне она чем-то напоминает по оформлению и по структуре предыдущую книгу прозы «Синьор Мулине», вышедшую в 2018 году. И в том, и в другом случае книги представляют собой сборник рассказов, обильно и с большим изяществом проиллюстрированный графическими рисунками, и заключительное произведение, самое весомое по объёму и значительное по содержанию, которое и даёт название всему сборнику. Только в предыдущей книге, помимо графики Татьяны Коршуновой, были живописные работы Владимира Муллина.
Если прошлая книга вышла в издательстве «О-Краткое», то последняя издана «КОУНБ им. А И. Герцена», а её иллюстрированием занимался художник Андрей Крысов. В сборнике «Синьор Мулине» повествование велось единым рассказчиком-художником, и это объединяло содержание рассказов в цельную картину. В новой книге единого рассказчика нет, и это делает структуру книги более свободной. Повествователем может выступать некий мемуарист или мемуаристка (рассказы «Барабан», «Хороший человек», «Торт», рассказывающие о своём детстве, священник («Софочка», «Иоасаф сработал!»), паломник («Чудный хор»), путешественник («Чукмарлы»), бывший студент («Волки», «Идеальное оружие»), музыкант («Квадрат Немалевича»), практикующий врач-психолог (повесть «Никто, кроме тебя…»), но у половины произведений рассказчика нет, и повествование ведётся от третьего лица.
Определённую перекличку с книгой «Синьор Мулине» создаёт и сходство сюжетов. Так, рассказ «Старик» из упоминавшейся книги в переработанном виде вошёл в новую книгу как часть рассказа «Волки». Подлинная уникальность Владимира Сергеевича как автора состоит в том, что ему удаются рассказы с так называемыми мультинациональными сюжетами. Если рассказ «Страна Сумь» из книги «Синьор Мулине» заставляет от души посмеяться над её героями, то в новой книге рассказ «Пельмени» с аналогичной фабулой вызывает искреннее сопереживание героине рассказа – Марине, жене норвежца Ронни Хансена. Хотя обстоятельства приблизительно одинаковые: герой рассказа «Страна Сумь» Микка, финский муж бывшей петербурженки Ларисы, безуспешно пытается накормить финским деликатесом свою русскую жену. В рассказе «Пельмени» ситуация несколько иная: Марина тщетно пытается удивить свою норвежскую семью вкусом русских пельменей. До последней строки рассказа у читателя сохраняется надежда на то, что хозяйке всё-таки удастся угостить её заморского мужа и детей нашим национальным русским блюдом, пусть даже заимствованным в оны времена у китайцев. И когда этого не происходит, начинаешь понимать, что, быть может, в этом и состоит жизненная правда рассказа. В. С. Сизов весьма трезво смотрит на неизбежные в межнациональном общении трения представителей разных этносов. Несмотря на всю нашу толерантность и культуру общения разные нации ещё долго будут разделять вот такие бытовые барьеры, и с этим, наверное, ещё долго нельзя будет смириться. Рассказ глубже, чем может показаться с первого взгляда. Он не о том, как правильно готовить пельмени, а о том, как разным людям научиться понимать друг друга. Подкупает смелость и в то же время исключительная деликатность автора в изображении этой непростой жизненной коллизии. И хочется верить, что подобные бытовые неурядицы не являются непреодолимой преградой на пути взаимопроницания различных культур.
Теперь о том, что же отличает новую книгу. Она значительно больше по объёму и глубже в содержательной части, завершает её повесть, давшая название всей книге: «Никто, кроме тебя…». А начинается книга с простых и изящных рассказов о детях. Это тем более удивительно, что В. С. Сизов с успехом зарекомендовал себя как автор «для взрослых». Тем не менее, подлинную удачу новой книги составляют рассказы «Барабан», «Торт», «Хороший человек», «Егор и его команда», «Софочка».
Герой рассказа «Хороший человек», вместо того чтобы пойти на урок скучной математики, пошёл в кинотеатр смотреть приключенческий фильм. Он испытал счастье – посмотрел увлекательный фильм, но за прогул урока надо отвечать. Миг счастья короткий, расплата в виде угрызений совести, неприятностей с учителями и родителями длинная. Однако автор далёк от холодной назидательности. Он понимает, что происходит в душе ребёнка, даже если его поведение обманывает лучшие ожидания взрослых. И этим детские рассказы Владимира Сизова сродни рассказам Николая Носова или Аркадия Гайдара. Они так же просты и ясны по структуре, в них нет ничего лишнего, рассудочного, они скупы на описания. В них лишь сюжетная канва с минимальной проработкой персонажей, это почти новеллы, притчи, поэтому они легки и изящны. Автор ненавязчиво отмечает, что мир детства апеллирует к простым и ясным ценностям, о которых взрослые нередко забывают: приключенческий фильм интереснее математики, какой бы заслуженный педагог её ни преподавал; торт вкуснее помидоров, какими бы спелыми они ни были; если что-то находится в коробке с названием «Торт», то это что-то и должно быть тортом, а не чем-то иным. Но взрослые так умудряются всё усложнить и запутать, что ребёнку просто невозможно подчас разобраться во всех этих хитросплетениях взрослой жизни.
Такие рассказы, как «Барабан», «Торт», «Хороший человек», являются вершиной творчества писателя. Хотелось бы, чтобы их было больше, но они составляют незначительную часть объёма новой книги. Остальные рассказы сборника – так называемые взрослые произведения. Они также неоднородны, часть из них можно назвать, условно говоря, рассказами с духовным содержанием, хотя такое разграничение не оптимально. К духовным в равной мере можно отнести и детский рассказ «Софочка». Вторую группу «взрослых» рассказов можно назвать рассказами-эскизами. При их чтении нередко возникает ощущение, что они представляют собой лишь главы каких-то книг, и действительно, рассказы «Попутчик» и «За Отечество!» объединены общими героями.
Рассказы В. С. Сизова отличает особая образность: «листья на деревьях пожелтели, заржавели и, сорвавшись с насиженных мест, не спеша парили в зябком пространстве города»; «клубок рельсов то разбегался на стрелках во все стороны света, то сходился, заплетаясь в причудливые железные косы, опровергая аксиому о том, что параллельные прямые не пересекаются». Всю книгу наполняет добрый и изящный авторский юмор, в качестве примеров которого можно бы привести десятки эпизодов. Отметим, что автору довольно легко удаются завязки рассказов. После одной-двух как бы невзначай оброненных фраз мы оказываемся сразу в центре повествования, так что все дополнительные подробности уже кажутся излишними: «Елена Борисовна вела очередную экскурсию. Пришли первоклашки. Сначала они с любопытством разглядывали экскурсовода, не зная, кто это и что за экскурсы он водит» – рассказ «Благое дело». С одной стороны, в книге Владимира Сергеевича ярко проявилось его педагогическое дарование, с другой стороны, он показал себя как тонкий лирик и вдумчивый наблюдатель. Во всех рассказах нет ничего придуманного, даже если речь идёт о православных чудесах («Чудный хор»). В них действуют обычные, а не исключительные люди. Заслуга автора в том, что он находит свои сюжеты там, где другой бы не заметил ничего, кроме обыденщины, тогда как смысл писательства в том и состоит, чтобы увидеть за будничными событиями предмет подлинной литературы.
В духовных рассказах нас приковывает к себе глубина и философичность, особая возвышенность его прозы. В то же время она лишена ложного пафоса, нивелирующего противоречия земного бытия, не знающего сомнений дидактизма. Так, в рассказе «Рыжий» читатель становится свидетелем весьма драматичного события. Пожилая женщина оказывается перед риском умереть с минуты на минуту, её сознание пытается сосредоточиться на самом важном в этой жизни. Но одно дело – мыслить о смерти в отвлечённых категориях неотвратимости, и совсем другое – осознавать, что она наступит вот сейчас. Высокое и низкое неизбывно мешается в её сознании, важное и случайное тревожит её одновременно: судьба её детей, внуков и мошенник Мавроди. И мы не можем её за это осуждать.
Пожилая героиня, находясь на автобусной остановке в одиночестве, всё время раздумывает, как сообщить о признаках инфаркта своим родным или хоть кому-нибудь, но не находит подходящего способа. И тогда в рассказе появляется забавный рыжий герой, обаятельный мальчуган. Вот, казалось бы, к кому можно обратиться за помощью. Кажется, он и должен помочь умирающей женщине. Однако происходит всё наоборот, героиня из последних сил выручает мальчишку из нелепой ситуации, в которую он попал по своей детской беспечности. А рыжий мальчик и не подозревает, что помощь пришла к нему от умирающей женщины, но она не хочет смущать его детства своими стариковскими проблемами. Финал у этой истории открытый. Читатель сам может позволить себе сделать вывод: стало ли на земле ещё одной доброй женщиной меньше или же нисшедший на землю рыжий Ангел спасает её жизнь, вызвав на выручку ей случайный наряд полиции. И такой неожиданный финал парадоксальным образом делает рассказ о смерти оптимистичным: достоинство, мужественная готовность к самоотдаче, благородство, любовь к людям не умрут в человечестве со смертью одной немощной, вызывающей жалость старушки, которую за минуту до этого тревожили пустяковые мысли о том, как ей умереть «красиво». И да. Ангелы не умирают.
Повторимся, указав, что во всех лучших рассказах В. С. Сизова не происходит каких-то необыкновенных событий. Таков рассказ «Чукмарлы». Что может быть обыденнее, чем описание поездки к родственникам жены? Остановка машины у обочины, найденный в лесу гриб, букет цветов, приезд, разговоры, угощение, огород, баня. Что может быть банальнее, зауряднее всего этого? И тем не менее рассказ заставляет испытать подлинный катарсис, пробуждая в душе читателя задремавшие было во вседневной суете начатки человечности. И за то, что читатели книги В. С. Сизова станут немного лучше и чище после прочтения его якобы простых рассказов, а на самом деле глубоких новелл, нам хочется высказать автору огромное спасибо. Гуманизм автора не умозрительный, книжный, а органичный, поскольку он пишет всего-навсего «бытовой» рассказ. И сюжет для бытового рассказа – машина не завелась, колодец засорился или даже просто телефонный номер у кого-то изменился, – вообще в данном случае дело второстепенное. Поиск подходящего сюжета для настоящего мастера не составляет труда.
Повесть «Никто, кроме тебя…», в отличие от рассказов, – это уже интеллектуальное чтение. Здесь и герои не такие элементарные, и структура повести усложнённая. Лёгкости детских рассказов здесь нет, зато прямо-таки библейская, эпическая смысловая глубина. Герои повести задаются вопросом: «Почему бы Богу просто не сказать, чего он от нас хочет? Зачем заставляет мучиться?» Повесть состоит из трёх частей: «Маньяки», «Сон Олоферна», «Ольга». Первая и третья часть повести смотрятся безупречно. Вторую часть, поскольку по сюжету это действительно сон, автор насытил постмодернистскими аллюзиями. Действие сна происходит в древней Ассирии, и главными его героями являются библейские персонажи Йодифь (Юдифь) и Олоферн из книги Иудифь, однако по ходу повествования читателю попадаются упоминания коронавируса, байкеров, музыкантов Rammstein, «Игры престолов» и тому подобных примет XXI столетия. Всё это было сделано, думается, не без влияния творчества Бориса Гребенщикова (возможно, я ошибаюсь), который тоже любит соединять, казалось бы, несоединимое:
Зачем мой шкаф служил тебе жилищем?
Мы шествуем по улицам и свищем,
Сзывая всех в далёкий райский сад.
Но сгнили их конкретные умы
В процессе потребления продуктов
Что им с того, что твой кузен кондуктор,
Наследный принц Уфы и Костромы.
Образ БГ, кстати, легко угадывается в музыканте-рассказчике «Квадрата Немалевича». Мне близки многочисленные аллюзии в творчестве В. С. Сизова с творчеством Бориса Гребенщикова, которого я тоже ценю, но на фоне экзистенциалистской философичности постмодернистская игра с текстом, на мой взгляд, несколько диссонирует. Однако акцентированное озорство «Сна Олоферна» с лихвой окупается третьей частью повести «Никто, кроме тебя…» – «Ольга», и когда читатель переворачивает последнюю страницу повести, проделки графа Олофа уже не кажутся столь проказливыми, и драматичный финал третьей части совершенно примиряет нас с ассиро-вавилонской буффонадой, которая, быть может, даже действительно оправдана, но для осознания этого читателю придётся перечитать повесть Владимира Сергеевича не один раз.
Заключительное эссе книги «Что в имени вятских селений?» посвящено этимологии вятских топонимов. Однако Вятка присутствует в книге не только в заключительном эссе. Черты её так или иначе присутствуют в рассказах «Благое дело», «Торт», «Егор и его команда», «Чудный хор», «Чукмарлы», «Пельмени», «Попутчик», «За Отечество!», «Идеальное оружие», даже во вставной новелле «Сон Олоферна» повести «Никто, кроме тебя…», ассирийское действо которой движется во времена Навуходоносора, – между ветхозаветных реалий герои не забывают вспомнить о России-на-Вятке, существующей, по словам автора, «в совершенно ином пространственно-временном континууме». А стало быть, предвечно.
