Версия для слабовидящихАлександр Рашковский. Личность
Ю. В. Панченко
Внимательно он посматривал на меня издалека, слушал, что говорю, прежде, чем познакомиться. Слишком много вокруг него неинтересных крутилось.
В первый раз заговорил со мной на «вы». Не просто разговор получился, а взаимное узнавание друг друга. Удивляла его моя независимость взглядов, мнений, всегда самостоятельных. Он и сам вёл себя так же, на мякину не клевал.
Александр Львович в Кабинете Герцена
Среди горбачёвщины я дописывал свой первый большой роман «Реликтовый сад», находился полностью в текстах, с безразличием к происходящему в стране и в мире. Услышал по радио: в Румынии расстреляли Чаушеску. Понял, начинается сдача всей коммунистической системы. Но политика политикой, а литература литературой. И понимал, при власти КПСС мой роман не будет напечатан. Не потому, что антисоветский, – слишком много правды, написан не по инструкциям КПСС.
Александр Львович откуда-то узнал о моём романе и попросил почитать рукопись. После прочтения сказал коротко: «Да-а-а-а…»
И стал первым, кто попробовал его издать книгой в первом московском кооперативном издательстве, сказав мне: «Я от своего кооператива заплачу за издание твоей книги». Поразительно было… Он издаст потому, что решил: «Да, настоящая художественная литература, до тебя на Вятке подобное не писали».
Мне врали: Рашковский скупой, жадный. Я верил фактам. Чтобы человек решил заплатить за издание моей книги? Без моих просьб? Поразительно…
Рашковский оказался верным для начатого развития литературного дела совершенно в ином направлении. По личному желанию.
В московском издательстве книгу подготовили, передали в типографию, я вернулся из столицы со счётом к оплате. Сразу пришёл к моему первому издателю.
– Пока ты ездил, случился дефолт. Юра, у меня нет таких денег, заплатить надо в десять раз больше.
– Понятно, не переживай. Спасибо, что хотел сделать хорошее.
Такого тоскливого лица Львовича больше не видел никогда.
Позже, когда выходили все мои новые книги, говорил ему: «Львович, ты мой самый первый издатель, всегда помню».
Благодарности он улыбался…
Меня называл по имени, я его – по отчеству: Львович. Такое обращение слышать от меня ему нравилось.
Не раз в беседах со мной он вспоминал, как в детстве с мамой плыл на теплоходе по Днепру, где Украина, а рядом плыли баржи с арбузами. Арбузы с барж продавались совсем недорого. «И какими вкусными оказались, – вспоминал Львович, – больше, взрослым, подобных по вкусу не пробовал». Мама и те арбузы в воспоминаниях его часто повторялись, с улыбкой в глазах, с улыбкой на лице…
Молодой Александр Рашковский
Львович окончил политехнический институт, работал инженером, а настоящим делом его жизни с полнейшей отдачей стало краеведение. Любил писателя-краеведа Евгения Петряева, признавался с удовольствием: успел во многих беседах с Петряевым научиться у него многому, необходимому для краеведения. Обо всех остальных писателях, местных, времени 1960–1970-х годов просто молчал.
Много мне рассказывал, с гордостью, где и как жили и работали в Кирове во время Великой Отечественной войны эвакуированные сюда академик Тарле, писатель Шварц. Краеведческих материалов на тему работы в те года в Кирове Военно-медицинской академии, эвакуированных заводов, жизни людей в районах у Львовича со временем оказалось очень много. И все со ссылками на использованные документы, все точнейшие по фактической стороне изложенного. Без всякой ерунды – «я думаю», а с – «как мне стало известно из документа такого-то».
Откуда-то он узнавал о районных конференциях местных краеведов, приезжал на них в любой район области. Поэтому все краеведы знали его. Общались с ним как с учителем редкого дела – краеведения.
Постепенно он стал лучшим, известнейшим и на Вятке, и в самых разных странах мира писателем-краеведом. С появлением Интернета его материалы начали публиковаться в интернет-журналах Америки, Канады, Германии, Франции, Израиля, ну и далее по всему миру. Львович поражался открывшимся возможностям общаться с краеведами любой страны, много переписывался. С ним краеведы из других стран общались как со специалистом, у нас дома он бывал с иностранными писателями, приезжавшими изучать фактическую историю нашей страны не по учебникам, ранее изданным под присмотром ЦК КПСС. Время началось иное, и запрещённое прежде начало появилось, стало дозволенным для изучения – имею в виду документы.
Как председатель Союза российских писателей я не раз предлагал Львовичу издать две его книги, необходимые по Уставу для вступления в наш Союз, и вступить в него. Улыбался, благодарил за предложения, отмечал: «Да зачем? Меня и так знают…»
Мы подружились плотно, перезванивались, переписывались по «электронке». Что не знаю – спрашиваю у него и получаю толковый ответ, так же работал и он, спрашивая, уточняя у меня. И каждую неделю он присылал мне подборку интереснейших материалов по истории и художественной литературе, краеведческие статьи с целью поделиться интересными знаниями. Я ему тоже перебрасывал интересное, пустого он просто не читал.
Звонит: «Можно к тебе?»
Выхожу, встречаю на автобусной остановке, приходим ко мне.
Сидим на кухне. Чай, всё, что есть из холодильника. Раз я нарезал колбасы полную тарелку, поставил на стол. Львович ест, нахваливает – вкусно, беседуем. Тарелка опустела. Он спросил с надеждой, как-то осторожно: «А можно ещё»? Не переставая что-то рассказывать ему, нарезал заново полную тарелку, поставил: «Бери, сколько хочешь».
Беседовали мы подолгу и часто. Начинали на кухне, выходили на улицу, походить по городу. Часто ему нравилось идти на рынок: «Там вкусные беляши, пошли купим?» Идём, разговариваем, я ему задал серьёзный вопрос. Львович помолчал, начал мне рассказывать, какие яблоки недавно купил на рынке. Я думаю: он не расслышал мой вопрос? Не обратил внимания? Вдруг Львович оборвал «про яблоки» и точно, кратко ответил на мой вопрос. Далее про яблоки продолжил. И я понял, ему всегда нужно время: обдумать, решить в своём разуме, тогда и ответить, чётко и разумно. Но в окончательном варианте.
Вот ведь, с глупым человеком долго разговаривать не будешь, а с Александром Львовичем получалось три, четыре часа – запросто. О литературе, о писателях, о жизни людей в прежние времена, с точными фактами. С человеком точнейших знаний, сильнейшей разумности.
– Львович, понимаешь ли, ты – известнейший в мире писатель-краевед?
Идёт, молчит, отвечает:
– Знающие люди решат, самому напрашиваться нет смысла.
Вежливый, культурный, спокойно презирающий пошлость – никогда не матерился. В отличие от людей, понимающих мат обычным разговорным языком, без стеснения громко ругающихся на улицах города.
Для Вятки Александр Рашковский – выдающийся писатель-краевед. Подтверждается известностью в самых разных странах мира.
Петряевские чтения – 1998. Лауреаты премии им. Е. Д. Петряева.
Слева направо: А. Л. Мусихин, С. А. Шихова, Р. С. Шиляева, А. Л. Рашковский.
20 февраля 1998 г.
