Версия для слабовидящихПамяти сестёр
Т. В. Шишова (1922–2015) и Л. В. Крутикова-Абрамова (1920–2017)
Т. И. Кармазина
Осенью 1995 года я впервые побывала в квартире Татьяны Владимировны Шишовой (1922–2015), секретаря совета Кировского городского общественного объединения «Жители блокадного Ленинграда». В то время меня только что избрали председателем этого совета, и мы часто собирались на заседания у Шишовой. Моё внимание привлекла фотография молодой красивой пары среди множества семейных фотографий, размещённых за стёклами книжных стеллажей. Лицо мужчины показалось очень знакомым. На мой вопрос «Кто это?» Татьяна Владимировна ответила: «Писатель Фёдор Абрамов с женой Людмилой, моей родной сестрой».
Людмила Владимировна и Фёдор Александрович Абрамовы.
Начало 1960-х гг.
Я очень удивилась и обрадовалась, потому что со студенческих лет зачитывалась его произведениями, следила за творчеством, покупала книги, горевала о ранней смерти. Бережно храню вырезку из «Литературной газеты» № 20 от 18.05.1983 года, в которой помещены некролог и слова прощания с Ф. А. Абрамовым (1920–1983). Приведу прощальные слова двух друзей покойного.
Академик Д. С. Лихачёв: «Внезапная кончина сильного, мощного, темпераментного человека, необычайно одарённого, всегда особенно трагична. Смерть настигла его, как птицу в полёте, когда его писательское раздумье над жизнью подняло его особенно высоко <…>. Широкие проблемы современного человечества он умел показать через судьбы русского северного крестьянства <…>. И в писателе, и в человеке жило в нём трагедийное начало – начало почти титаническое, делавшее его драматургом в повествовательной форме. Пинежский паренёк поднимался в нём до высокого античного пафоса. Он был и поразительным оратором, оратором-публицистом, слушать которого было порой почти потрясением…»
Александр Михайлов: «<…> Мы вряд ли ещё осознаём, что значит для русской и для всей советской литературы роман “Братья и сёстры”. Эта книга – дань великого уважения и благодарности русскому крестьянину, русской деревне, на хребте своём вынесшем тяжести военного лихолетья и послевоенного возрождения, эпопея народной жизни в сложные моменты истории, духовный памятник её рядовым творцам…»
Оказалось, что Абрамовы не раз приезжали к Шишовым в Киров, а эту фотографию подарили в мае 1965 года. Остались у них и книги писателя с автографами. Вот одна из них: Фёдор Абрамов «Чем живём – кормимся?» с дарственной: «Дорогим Тане и Коле на память о Фёдоре. Это моя первая серьёзная работа по завершению наследия Фёдора. 04.04.1986 г. Л. Крутикова».
По воспоминаниям Татьяны Владимировны, Абрамов с большой симпатией относился к её мужу и при встречах всегда просил рассказать о жизни вятской глубинки в годы войны. Шишову приходилось в то время ездить по деревням Верхнекамского района, чтобы проводить подписку на государственные займы. Это было очень ответственное и трудноисполнимое партийное поручение, потому что в деревнях остались только немощные старики и женщины с кучей малолетних ребятишек. Абрамов включил часть таких эпизодов в свои произведения.
Судьба и жизнь сестёр Крутиковых сложилась по-разному. Старшую Людмилу в детстве опекала бабушка по линии отца Ольга Кузьминична Крутикова (Захарова; из древнего рода Захаровых, которые до 1917 года владели кирпичными заводами в Ижоре и несколькими домами в Петербурге1). Она водила внучку в церковь, научила молиться, исповедоваться и причащаться, давала наставления, приучала добросовестно относиться к исполнению всех дел. Людмила быстро заучивала стихотворения и артистично их декламировала при гостях. Она уже в раннем возрасте стала задумываться о смысле жизни, тянулась к знаниям.
Татьяна была младше Людмилы на два года и больше находилась возле матери-портнихи («из простых»), переняла от неё любовь к рукоделию, а в школе увлеклась фотографией.
Людмила и Татьяна Крутиковы. 1930 г.
Оставшись рано без отца, сёстры старательно учились, чтобы получить высшее образование. Матери трудно было одной поднимать дочек, она требовала, чтобы после школы они пошли работать. На каникулах девочки всегда подрабатывали, но решили учиться дальше. Людмилу зачислили со стипендией в университет на филологический факультет, а Татьяна поступила в Первый медицинский институт. Все дальнейшие планы нарушила Великая Отечественная война.
Людмила на третьем курсе вышла замуж и уже ждала ребёнка, её летом 1941 года отправили в Кирс, к сестре мужа – директору завода. Но там она не задержалась, решив уехать в Украину к родителям мужа, и попала в немецкую оккупацию. Родила сына в декабре 1941 года, а в октябре 1943 года он заболел дифтерией и умер. Долгим и трудным было её возвращение в родной Ленинград, чтобы после завершения учёбы в Украине поступить в аспирантуру ЛГУ. Пребывание в оккупации по законам послевоенного времени неоднократно ставило ей препятствия и в защите диссертации, и в дальнейшем трудоустройстве. Также долго ей не удавалось официально расторгнуть первый брак, несмотря на то, что оба с мужем давно жили в разных городах и не встречались. Все эти обстоятельства осложняли и без того непростые отношения с Фёдором Абрамовым, отличавшимся неукротимым, вспыльчивым нравом. Людмила Владимировна раньше других распознала в нём писательское дарование и всячески помогала развить его, старалась создать необходимые условия для спокойной работы. Детей у них не было, и всю материнскую любовь она излила на мужа, прощая многие его грубые выходки и даже уходы к другой женщине ради завершения задуманных им правдивых книг, освещающих острые социальные и нравственные проблемы общества. И у Абрамова была потребность во всём советоваться с Людмилой Владимировной как с талантливым филологом и человеком большой нравственной, духовной силы. Каждое созданное им литературное произведение было прочитано и отредактировано ею. И не случайно на праздновании своего 60-летия, превосходно организованном Людмилой Владимировной, он прямо сказал, что всем своим творчеством обязан жене. И добавил, улыбаясь: «Да, я подкаблучник». Это шуточное признание дорогого стоит, потому что именно Людмила Владимировна выстроила его литературный путь.
Справа налево: Людмила Владимировна Крутикова с первым мужем
Борисом Ивановичем Васиным, его мама, Татьяна Владимировна Крутикова. 1941 г.
А Татьяна Владимировна осталась в Ленинграде. Окончила краткосрочные курсы медсестёр и уже летом участвовала в боях на подступах к Ленинграду в составе 32-го медсанбата 1-ой стрелковой дивизии народного ополчения, ставшей впоследствии гвардейской. В этих страшных боях были потери и среди медицинского персонала, но Татьяну Бог миловал.
В воспоминаниях в 2001 году она писала об этих событиях: «Мама воспитала нас одна. Окончив 10 кл[асс] я поступила в 1 Лен[инградский] медицинский институт, но окончить его помешала война. Война меня застала под Л[енингра]дом в Гатчине, где я, студентка 2 курса, работала пионервожатой в лагере по путёвке комсомола. Мы с детьми сидели на полянке, пели песни, плели веночки из цветов, когда к нам прибежала старшая п[ионер]вожатая и взволнованным голосом сказала, что началась война с Германией, собираемся и едем домой в Ленинград. Приехали в город, а его и не узнали: по улицам ходили строем ополченцы с винтовками на плечах, в воздух поднимали огромные аэростаты, витрины магазинов оклеивали бумажными полосками крест-накрест, чтобы спасти от бомбёжек, исторические памятники засыпали песком. Я побежала в свой институт и узнала, что мои однокурсники, девчата, учатся на краткосрочных курсах медсестёр для фронта. И я, конечно, попросилась, и меня приняли. Окончив 2-недельные курсы, мы пошли в Военкомат проситься на фронт. Там стояли огромные очереди, т. к. всем ленинградцам хотелось идти защищать Родину. Нас зачислили в 32 медсанбат 1-ой гвардейской стрелковой дивизии народного ополчения. Выдали нам военную форму: гимнастёрку, пилотку, шинель, противогаз, винтовку, кирзовые ботинки, портянки, обмотки. И надев форму, побежали сначала сфотографироваться, а потом домой попрощаться с мамой. Мама, услышав моё заявление, заплакала, я ей сказала: “Не плачь, мама, война скоро кончится, мы, русские, самые смелые, самые сильные, мы скоро победим, папы у нас нет, я буду тебя защищать, свой любимый город и Родину”. В Таврическом саду нас быстро обучили ставить палатки, стрелять из винтовки, а самая для меня трудная наука была наматывание портянок и обмоток.
Татьяна Крутикова, медсестра.
Ленинград. Июль 1941 г.
ЦГАКО. Ф. Ф-1. Оп. 1 нег. Ед. хр. 14267
На фронт, на передовую линию мы поехали на машинах с песнями и шутками, думая, что война быстро кончится. Потом 10 км шли пешком. Лето, жара, вспотели, ноги натёрли до кровяных мозолей. Под Пулковым разрешили сделать привал, остановились в школе. Мы, молодые девчата, сняли с радостью одежду, обувь, постирали майки, портянки в речке и на зелёной травке разложили всё сушить, а сами легли загорать. А это оказалось хорошим ориентиром для немецких самолётов, и они, конечно, пожаловали и начали нас бомбить, но жертв не было, т. к. нас всех спрятали в бомбоубежище школы. Это было первое боевое крещение, мы поняли, что теперь мы не просто м[ед]сёстры, а бойцы Красной армии и должны быть бдительными.
Шли ожесточённые бои за Л[енингра]д, наш медсанбат часто бомбили, и меняли местонахождение, не успев принять раненых. Однажды снаряд попал в операционную палатку, послышались раздирающие душу крики, убило врача, двух м[ед]сестёр и двух парней-раненых. Не забуду одного первого раненого Серёжу, его привезли всего обожжённого, 80 % тела было в пузырях. Мне врач дал пинцет и велел снимать осторожно кожу с пузырей. А Серёжа был в шоке от невыносимой боли, кричал “сестричка, помоги, я жить хочу”, потом терял сознание. Мы его обработали и всем медсанбатом проводили в эвакогоспиталь, все плакали, а врач сказал, что он навряд ли выживет.
Раненых привозили с линии фронта много, и они рассказывали, что у них не хватает снарядов, в бой идут против танков с бутылками с горючей смесью. Наши войска отступали. Работали мы сутками, спали, положив голову на стол. Ещё надо было охранять медсанбат ночью, и нас по очереди посылали стоять на страже с винтовкой, было очень страшно стоять одной, видеть впереди за 3–4 км зарево от разрывов бомб и снарядов»2.
Осенью вышел приказ отозвать с позиций студентов-медиков для продолжения учёбы. Татьяна вернулась в Ленинград, но от эвакуации вместе с институтом отказалась. Прошла обучение на курсах МПВО и была назначена начальником пожарной охраны своего дома. Испытала на себе все тяготы жителя блокадного города, но не падала духом.
«Город готовился к обороне, т. к. немцы подошли к самой окраине города. Учёба в институте прекратилась, и решили институт эвакуировать на Восток. Я эвакуироваться отказалась, т. к. жалко было оставить одну маму и любимый город Л[енингра]д. Сестру мы эвакуировали в г. Кирс Кировск[ой] обл[асти]. Начались частые бомбёжки города, арт[иллеристские] обстрелы по 10–20 раз в день, мы должны были спускаться в бомбоубежище. Меня назначили на курсы ПВО (противовоздушная оборона), окончив, была начальником пожарной охраны дома своего. У меня в подчинении было 6 девушек, и мы по сигналу воздушной тревоги должны были подняться на крышу дома и тушить зажигалки (зажигательные бомбы 200 гр), которые немцы сыпали с самолётов, как горох, сотнями. Мы брали их щипцами и опускали в бочки с водой или песком. От частых бомбёжек загорелись огромные продовольственные Бадаевские склады. Горело всё: масло, сахар, крупы – и всё это текло рекой и впитывалось в землю, которую потом продавали на рынке как фруктовый сыр. Я ела – это просто чёрная земля сладкая на вкус.
Начался страшный голод, трудная блокадная зима 1941 г., по карточкам стали выдавать 12,5 гр хлеба иждивенцам и 17,5 гр рабочим, в муку добавляли опилки, целюлозу и другое. (На самом деле нормы хлеба были 125 и 250 гр, а в муку добавляли шелуху круп, хлопковый жмых, гидролизную целлюлозу и другое. – Т. К.)
Мы с мамой съели всё, что можно съесть: семена цветов, из горчицы пекли лепёшки, из кофейной гущи, из картофельной шелухи, хлеб жарили на олифе, этот маленький кусочек делили на 3 части, чтобы не съесть всё сразу, и прятали от себя. Если удавалось купить в м[агази]не столярный клей – варили студень, и из сыромятных ремней. Не было света. Замёрз водопровод, за водой я ходила на Неву, наберу в проруби 2-л[итровый] битончик воды, а подняться на берег нет сил, несколько раз упаду, пока донесу воду домой. Эту воду использовали только для питья, а умывались снежною водой.
Помню встречу 1942 года, нам выдали праздничный паёк по карточкам: 200 гр хлеба, 50 гр солёной хамсы (мелкая рыба) и 200 гр красного вина, и мы сидели в пальто, горела коптилка, вчетвером: я с мамой и подружка Люба с мамой. Пили вино и со слезами на глазах слушали по радио поздравление Сталина и верили, что нас спасут, прорвут блокаду, не отдадут немцам Ленинград.
“Эти граммы хлеба с огнём и кровью пополам”, – как писала Ольга Берггольц, не сломили голодных солдат, и пришло освобождение.
Однажды мы с мамой не пошли в бомбоубежище ночью во время бомбёжки. Наш дом будто покачнулся, вылетели все стёкла, мы думали, что бомба попала в наш дом, а оказалось потом, что за квартал от нас в школу, где был госпиталь. Я утром ходила с девчатами разбирать завалы, спасать раненых и убирать убитых, находили черепа, руки, ноги от раненых бойцов»3.
В январе 1942 года разбомбило дом, в котором жила бабушка Оля, её завалило обломками здания, но она чудом осталась жива. Бабушка стала уговаривать Татьяну эвакуироваться вместе с ней в Ташкент, к её подруге. В феврале они выехали из Ленинграда и благополучно миновали ледовую переправу через Ладожское озеро по Дороге жизни. Дальше ехали в «теплушке» по железной дороге с длительными остановками.
«Почти с последней машиной в феврале 1942 г. по ледовой дороге жизни через Ладогу мы покинули Л[енингра]д. Дорогу часто бомбили, 2 машины перед нами с ремесленниками ушли под лёд, а мы как-то проскочили. На станции Мга (станция Мга в 1942 г. была занята немцами, скорее всего, пересадка была на станции Жихарево. – Т. К.) нас дружелюбно встретили, пересадили в телячьи вагоны, выдали прод[уктовый] паёк – буханку хлеба, круг колбасы, сахарного песку. Нам хотелось всё сразу съесть, но врачи ходили по вагонам и предупреждали, чтобы ели часто, понемногу, а то иначе смерть. Я была настолько худа, что на мне было одето бельё, платье, летнее пальто, зимнее пальто, на ногах шубенки и валенки. Ехал наш состав очень медленно, и на каждой станции оставалось сотни трупов, сложенные штабелями, как дрова»4.
На станции Яр Татьяна отпросилась у бабушки поехать в Кирс, чтобы навестить Людмилу, о которой они ничего не знали с лета прошлого года. Но сестры там уже не было, а Татьяна осталась, работала медсестрой в эвакогоспитале.
«Я осталась жить в Кирсе у Назаровых, он работал директором Кирсинского кабельного завода. Меня приняли доброжелательно, помню на столе было угощение вплоть до кетовой икры. Я долго не могла забыть голод, мне всё время хотелось есть. Меня посылали в магазин за хлебом и если взвесили буханку с довеском, то я, идя домой, тайком, чтоб никто не видел, с удовольствием ела этот довесок»5.
В 1943 году Татьяна вышла замуж за Николая Алексеевича Шишова, в тот же год к ним приехала из Ленинграда её мама. Она прожила в семье дочери до своей смерти в 1972 году. Шишовы переехали в Киров в 1957 году, воспитывали двух дочерей и младшего сына. Сейчас все дети взрослые, а старшие давно стали бабушками. Николай Алексеевич умер в 1992 году, это был тяжёлый удар для Татьяны Владимировны. Ещё выйдя на пенсию, она прошла обучение и получила диплом со званием «Мастер по плетению из берёсты». Участвовала во многих городских выставках со своими изделиями, за что имеет почётные грамоты и благодарственные письма; обучала своему мастерству и школьников, и ветеранов. До девяноста лет работала на садовом участке, вела активный образ жизни, успевая заниматься в нескольких ветеранских хоровых коллективах: в ДК «Родина» и городском клубе ветеранов («Фронтовые подруги» и ансамбль «Жители блокадного Ленинграда»). В коллективах у неё было много друзей, с которыми она организовывала интересные встречи, «капустники», розыгрыши. С сестрой они виделись редко. В 2009 году в составе большой делегации от Кирова и Кировской области мы с Татьяной Владимировной побывали в Санкт-Петербурге на праздновании 65-летия полного освобождения Ленинграда от фашистской блокады. Тогда же мы навестили Людмилу Владимировну, сохранились памятные фотографии. Это была их последняя встреча.
Летом 1997 года по просьбе Шишовой, находясь в Петербурге вместе с Борисом Васильевичем Садыриным, побывали у Людмилы Владимировны. Она приняла нас в просторной квартире, где всё оставалось, как при жизни Ф. А. Абрамова – настоящий музей писателя. Людмила Владимировна надеялась, что ей удастся добиться официального статуса музея-квартиры, но… не сбылось. На фасаде дома установлена мраморная плита с надписью: «В этом доме в 1982–1983 годах жил и работал писатель Фёдор Александрович Абрамов» (улица Мичуринская, д. 1). Позднее рядом появилась ещё одна памятная плита, посвящённая проживавшему в этом же доме народному артисту СССР Кириллу Лаврову. Торцом дом выходит на набережную Невы против Летнего сада, справа от него – Домик Петра Первого, а слева – корпуса Нахимовского училища – престижное место!
Татьяна Владимировна и Людмила Владимировна (сидит).
Санкт-Петербург, 2009 г.
В ту первую нашу встречу Людмила Владимировна с болью поведала нам, что почти весь тираж стостраничной книги Фёдора Абрамова «Так что же нам делать?», подготовленной ею и изданной журналом «Нева» к 75-летию со дня рождения писателя в 1995 году, оставался в квартире автора. Невостребованными оказались и другие книги Абрамова, подготовленные к изданию его вдовой в более ранние годы. Да и пробивать их в печать требовались большие усилия и терпение. Горько было это слышать. Мы купили сразу несколько последних книг (себе и для подарков друзьям-ленинградцам) и с согласия Людмилы Владимировны четыре пачки книг увезли в Киров под реализацию. В благодарность она подарила нам две книги с автографами: Л. Крутикова-Абрамова «Дом в Верколе» (1988) и Фёдор Абрамов «Из колена Аввакумова» (1989). Привожу трогательный текст автографа последней книги: «Татьяне Ивановне и Борису Васильевичу с благодарностью и добрыми пожеланиями. Вы сродни любимым героям Фёдора Абрамова. Помогай Вам Господь во всём. 29.VI.97. День всех святых земли Российской».
Я была уверена, что привезённые книги Абрамова пойдут на расхват, тем более, по себестоимости! Но библиотеки отказались их приобрести из-за безденежья, а в бибколлекторе мне заявили, что Абрамов не актуален! Пришлось распространять книги среди своих друзей и знакомых, людей старшего поколения. А в те годы выплату пенсий у нас задерживали до трёх месяцев! Немногие смогли выделить из скудного бюджета деньги на желаемые книги. Удалось продать 18 из 50 книг «Так что же нам делать?» и 11 из 32 «Трава-мурава. Были-небыли». Отправила вырученные деньги Людмиле Владимировне. А где их взять за остальные книги?
И решила обратиться за помощью к руководителям Вятского землячества в Петербурге, с которыми лично была знакома. Книги я передала в библиотеки города, а деньги за них отдали наши земляки Людмиле Владимировне. У меня сохранился черновик документа об этом: «Переданы в дар библиотекам города Кирова от городского общественного объединения “Жители блокадного Ленинграда” по желанию составителя книг, вдовы Ф. А. Абрамова Л. В. Крутиковой-Абрамовой, и на средства Вятского землячества г. Санкт-Петербурга следующие книги Фёдора Абрамова:
“Так что же нам делать?” – 31 шт.;
“Трава-мурава. Были-небыли” – 20 шт.
Итого общее количество книг – 51 штука (и дополнительно ещё две книги, переданные ранее через В. Н. Берендюгину), таким образом, всего – 53 штуки.
Председатель КГОО
“Жители блокадного Ленинграда” Т. И. Кармазина.
22.07.1998 г.».
Как видим, потребовался целый год, чтобы реализовать и, главное, раздобыть деньги на эти замечательные и такие нужные книги.
В течение двадцати лет я поддерживала связь с этой удивительной женщиной-подвижницей. Навещала её при каждом приезде в Петербург, если она была дома; созванивалась с ней накануне поездки; поздравляла с днём рождения и памятными датами Ф. А. Абрамова, со всеми праздниками. Людмила Владимировна жила одна, помогала ей племянница мужа Галина Михайловна. Особенно она нуждалась в бытовой помощи после несчастного случая: под Новый 1998 год она поскользнулась на улице, упала и сломала шейку бедра. К счастью, перелом оказался вколоченный, она даже самостоятельно добралась до поликлиники, куда и направлялась на диспансерный приём к онкологу. Её сразу госпитализировали, домой выписали 10 января. Сначала передвигалась по квартире в кресле-коляске, затем – с помощью ходунков, а позже ходила «уточкой», опираясь на палку. И не сдавалась! Всё время продолжала работать над архивом мужа, выполняя его завет: «Живи за двоих и закончи мои писательские дела». В возрасте восьмидесяти лет она освоила компьютер!
Дочь Татьяны Владимировны Ольга Николаевна Шишова вспоминала, что Людмила Владимировна «очень много работала до последнего дня. В многочисленных интервью Людмилу Владимировну часто спрашивали, что для неё самое главное в жизни. Она отвечала: “Жить по совести, будить всеми силами Человека в человеке!”
Фёдор Абрамов говорил, что его жена неисправимая идеалистка, которая верит, что словом можно многое изменить в этой жизни! Он считал её своим соратником, человеком, без которого он вообще ничего не делает в своей жизни. И это действительно было так!
Помню в детстве бабушка (мама Татьяны и Людмилы Александра Лаврентьевна. – Т. К.) заставляла меня писать письма и открытки к праздникам тёте Люсе. Я, конечно, садилась и писала, но очень переживала, чтобы грамотно написать и наделать меньше ошибок, потому что она присылала мои письма обратно с исправленными красным карандашом ошибками! Я очень обижалась и плакала. Сейчас я понимаю что это были воспитательные меры, ведь она педагог! Я считаю, что это пошло мне на пользу, в школе у меня была пятёрка по русскому языку!»
Людмила Владимировна не чувствовала себя одинокой. Она была талантливым педагогом, и к ней приходили её бывшие студенты-филологи ЛГУ, а также артисты, журналисты, научные работники, литераторы, библиотекари; приезжали земляки Фёдора Абрамова из Архангельской области, священнослужители. Вместе с ними она проводила большую работу по увековечению памяти классика российской литературы Фёдора Абрамова. Почти ежегодно приезжала в Верколу, родную деревню мужа, где он похоронен в своей усадьбе на любимом угоре.
В 1994 году, в период перестройки, когда рушились основы нашего государственного строя, Людмила Владимировна вернулась в православие. Вера помогла ей обрести силу для новых общественно-значимых деяний. Именно благодаря настойчивым обращениям Людмилы Владимировны ко всем ветвям власти и неравнодушным гражданам, а также при её личном участии удалось в короткий срок возродить мужской монастырь святого праведного Артемия Веркольского, на её же средства был восстановлен храм. Кстати, в своё время в этом монастыре служил Трифон Вятский.
Людмила Владимировна делилась со мной, что православная вера поддерживала её в преодолении телесных недугов, помогала продолжать литературные труды. За тридцать с лишним лет после кончины Абрамова она подготовила и выпустила более тридцати его книг и воспоминаний о нём. Самым главным из опубликованного ею наследия считала «Чистую книгу», над замыслом которой и сбором материалов писатель работал около четверти века, так и не успев завершить этот труд. В газете «Смена» за 13 мая 1997 года опубликована беседа журналистки Ларисы Базаровой с Людмилой Владимировной под заголовком «Господи, почему у России отнята “Чистая книга?”». Абрамов собрал десять папок черновиков – это тысячи страниц, а начисто успел написать только сто. Время действия – начало ХХ века. Писатель считал, что вся трагедия России заложена именно в то время. Он хотел во всём разобраться на примерах трагических судеб героев книги. Любимой героиней его была Махонька – народная сказительница, которая пыталась примирить противоборствующих сельчан в Гражданскую войну и погибла. По мнению Людмилы Владимировны, какие-то тёмные силы мешали работе над этой книгой. Фёдор Александрович в последний год жизни перенёс две серьёзные операции, и сердце его остановилось. Сама Людмила Владимировна в разгар работы над рукописями в конце 1996 года заболела и надолго слегла в больницу, а через год сломала шейку бедра и долго восстанавливалась. Но с Божьей помощью ей удалось закончить работу, опубликовать её сначала в журнальном варианте, а затем и отдельным изданием.
14 мая 1997 года в газете «Смена» № 103 (21683) помещена её первая публикация дневниковых записей Фёдора Абрамова «Заметки об Америке». Эта поездка состоялась в ноябре 1977 года. «О необходимости коренных социальных и экономических реформ в нашей стране писатель говорил ещё в конце 70-х годов [XX века]. Но одновременно он провидчески предупреждал об опасности однобокой буржуазной цивилизации. Америка показалась ему “страной без поэзии”. Он отдавал дань американской деловитости, организованности, личной инициативе, умению работать. Но его угнетали приземлённость, ограниченность, излишний прагматизм и рационализм американцев, а порой и бездуховность, узость интересов, а иногда просто невежество». Впоследствии этот материал вместе с заметками о поездках в Германию и Финляндию был включён в книгу «Неужели нам идти этим путём?».
В газете «Санкт-Петербургские ведомости» за 12 марта 2005 года напечатана статья Людмилы Владимировны «Слово, которого нам не хватает» о прошедших Днях памяти Фёдора Абрамова. В ней помещён текст письма о непреходящем значении Слова Фёдора Абрамова, полученном ею от давнего друга писателя, журналиста Бориса Панкина, который не смог приехать на юбилейные торжества из Швеции.
Практически в одиночку ей удавалось организовывать масштабные юбилейные празднования в дни рождения Фёдора Абрамова в Петербурге и в Архангельской области: показ по телевидению фильмов, статьи в центральных и местных изданиях, семинары и Абрамовские фестивали.
Достойно отметить 90-летие со дня рождения Фёдора Александровича ей помогали друзья, и прежде всего Лев Додин – художественный руководитель Малого драматического театра, театра Европы, – который вырос как режиссёр на произведениях Абрамова. Людмила Владимировна подарила мне пригласительный билет на это празднование, длившееся в Петербурге с 18 февраля по 3 марта 2010 года на девяти разных площадках. Лев Додин ещё к 85-летию Людмилы Владимировны поместил в газете «Час пик» (№ 39 за 28 сентября – 4 октября 2005 года) большую статью под названием «Гордая». В ней автор трактует гордость героини как «синоним неуступчивости обстоятельствам, событиям, страшному нажиму эпохи, времени, которое пыталось и вроде по всем законам должно было сделать из Абрамова совсем не то, чем он хотел быть, и совсем не то, чем он всё-таки стал». И в этом – заслуга его жены, её поддержка и моральная, и материальная, когда он оставил престижную преподавательскую работу на кафедре в ЛГУ, полностью отдавшись рискованному писательскому творчеству. Далее Додин продолжает: «На наших глазах библейское: “муж и жена – плоть едина” превращается в высшее: муж и жена – душа едина. Абрамовы оба этот душевный подвиг совершили и продолжают совершать… 85 лет – это не просто юбилей жены и вдовы великого русского писателя. Это ещё юбилей замечательного общественного деятеля, не связанного с властями, не связанного с политикой, не выступающего или крайне редко выступающего по телевидению и в газетах. Абсолютно непривычный для нас тип – независимый ни от кого, только от собственного имени, гордый общественный деятель. И, тем не менее, на общественное мнение влияющий, создающий общественную атмосферу… Переоценить всё то, что сегодня делает Людмила Владимировна, невозможно. Она так сильно заряжена смыслом своей деятельности, что уверен, не потеряет силы и энергии, пока эта деятельность не исчерпается. А есть ощущение, что исчерпать её невозможно».
При содействии вдовы имя Фёдора Абрамова носит библиотека № 2 Невского района в Петербурге. На родине писателя, в Верколе, его именем названа школа, организован Литературно-мемориальный музей Фёдора Абрамова, куда Людмила Владимировна передала много вещей из их питерской квартиры. С именем Абрамова связаны также памятные места в Карпогорах и Архангельске, где вдова писателя регулярно встречалась с читателями. Людмила Владимировна подарила мне свою статью в газете «Правда Севера» за 17.09.2002 года «Земной поклон вам, люди добрые!». В ней она делится своими впечатлениями о пребывании в тех северных местах и о радости, испытанной при встречах с прекрасными людьми «неприметного героизма, доброты и человечности». Особенно её порадовали подрастающие «юные наследники и хранители прошлого».
Завершив работу по публикации наследия Абрамова, Людмила Владимировна приступила к написанию мемуаров. Сделать это её давно просили друзья и ученики. В канун своего девяностолетия она подготовила к изданию книгу «Живу за двоих». Об этом напечатано в авторской беседе Николая Астафьева в декабрьском номере журнала «Студенческий меридиан» за 2010 год. Его мне подарила Людмила Владимировна с автографом первого сентября 2011 года. К тому времени уже была издана книга, но весь небольшой тираж её быстро разошёлся. Автор дала мне только прочитать книгу, с возвратом. Она предполагала создать трилогию, в которой хотела описать тридцать лет жизни до Абрамова, тридцать лет вместе с Абрамовым и тридцать лет – после него.
В 2016 году вышла книга «В поисках истины», в которой подробно описаны первые два периода жизни Людмилы Владимировны. У меня есть эта книга с автографом. Работа над третьей частью продвигалась очень медленно, жизненная энергия покидала мемуаристку, в телефонных разговорах она жаловалась на сильные боли во всём теле, на упадок сил. Она не успела завершить описание своей жизни «после Абрамова», но об этом периоде красноречиво говорят все её статьи, книги, встречи, фестивали и другие деяния по увековечению памяти Фёдора Александровича Абрамова.
Предстоящий 2020 год – юбилейный для супругов Абрамовых: им обоим исполнилось бы по 100 лет. В моей домашней библиотеке имеется около десятка книг, подготовленных и изданных вдовой писателя в разные годы. Большинство из них – единственные экземпляры в Кирове. Поэтому я решила передать в отдел краеведческой литературы любимой Герценки несколько произведений с автографами Людмилы Владимировны, в том числе:
- Фёдор Абрамов «Неужели по этому пути идти всему человечеству? : (Путевые заметки)» (Архангельск, 2002);
- Л. В. Крутикова-Абрамова «Жива Россия. Фёдор Абрамов: его книги, прозрения и предостережения (СПб, 2003);
- «В мире Фёдора Абрамова» (СПб, 2005);
- Фёдор Абрамов «О войне и победе» (СПб, 2005);
- Фёдор Абрамов «Светлые люди» (СПб, 2007).
Примечания
1 Крутикова-Абрамова Л. В. В поисках истины: Воспоминания и размышления о прожитой жизни. СПб., 2015. С. 13.
2 Воспоминания Т. В. Крутиковой о блокадном Ленинграде и Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. ЦГАКО. Ф. Р-3887. Оп. 1. Д. 43. Л. 6–9.
3 Там же. Л. 9 об. – 12.
4 Там же. Л. 13–13 об.
5 Там же. Л. 13 об. – 14.
