Версия для слабовидящихИз книг Всеволода Попова: детективная история
Е. А. Кожевникова
В отделе редких книг Кировской областной научной библиотеки им. А. И. Герцена сосредоточены как единичные книжные памятники, так и книжные памятники-коллекции. Многие из них – свидетели эпохи, содержащие на своих страницах записи и экслибрисы, представляющие интерес для истории русской и, в частности, вятской культуры. Они позволяют определить владельцев книг, проследить их судьбу и вместе с ней судьбу отдельных экземпляров. Иногда история одного экслибриса превращается в настоящий детектив.
В марте 1936 года в библиотеку им. А. И. Герцена поступило несколько книг по счёту некоего гражданина Лекомцева, что следует из записи, сделанной в инвентарной книге. Часть изданий оказалась в фонде общего книгохранения, другая часть (лучшая) попала в отдел редких книг. При работе с коллекцией изданий Серебряного века в наших руках оказался поэтический сборник «Сатиры» Саши Чёрного. И тут-то началось самое интересное.
На шмуцтитуле книги были обнаружены записи и экслибрисы её прежнего владельца. Затем последовала «цепная реакция»: одну за другой мы стали снимать с полки и изучать переданные Лекомцевым издания: поэтические сборники Валерия Брюсова, Саши Чёрного, Игоря Северянина, Евгения Венского, «Литературу Востока», «Итальянские новеллы», «Сербский эпос», «Испанских и португальских поэтов…», произведения А. С. Пушкина, И. С. Тургенева, А. К. Толстого и другие книги. Среди них попались прижизненные издания поэтов Серебряного века, малотиражные и дорогие, нумерованные, отпечатанные на прекрасных сортах бумаги, книги с иллюстрациями лучших художников, вышедшие в известных издательствах «Шиповник», «Скорпион», Academia, «Гриф» и так далее. Дополнительную ценность им придают красивые владельческие переплёты и хорошая сохранность.
Чёрный Саша «Сатиры». СПб.:
Изд. М. Г. Корнфельда, 1910.
Экслибрисы на шмуцтитуле издания
На корешках восьми книг мы находим суперэкслибрисы W. P., «В. П.» – инициалы владельца библиотеки, тиснённые золотом, а на страницах – экслибрисы (штемпели): «В. П.», «Из книг Вс. Ив. Попова №», WSEWOLOD POPOW, STUD. WSEWOLOD POPOW. Почти в каждой книге есть владельческая запись: «Из книг Всеволода Попова» или «Всеволод Попов». Внешний вид изданий и многочисленные владельческие «признаки» говорят нам о том, что книги принадлежали библиофилу Всеволоду Ивановичу Попову. Можно предположить, что это собрание составляло не менее 989 единиц, так как экземпляры, попавшие в Герценку, пронумерованы прежним владельцем.
Переплёты книг из библиотеки
Вс. И. Попова.
Из фонда редких книг
библиотеки им. А. И. Герцена
Нас очень заинтересовала личность Всеволода Попова, но информации о нём удалось найти немного. Поиск в интернете выдал всего несколько справок о людях с таким именем. Однако только один из них оказался «похожим» на нашего библиофила. Нужно было удостовериться, что это именно он, ведь фамилия очень распространённая.
Анкета из базы данных жертв политических репрессий в СССР «Открытый список» (текст приводится в оригинале)1:
Попов Всеволод Иванович (1887)
Дата рождения: 1887 г.
Место рождения: г. Ижевска
Пол: мужчина
Национальность: русский
Образование: высшее
Профессия / место работы: инвалид 2-й группы
Место проживания: г. Кисловодска
Партийность: б/п
Мера пресечения: арестован
Дата ареста: 3 июня 1935 г.
Приговор: 5 лет лагерей
Источники данных: БД «Жертвы политического террора в СССР»; Книга памяти Ставропольского края.
В анкете Всеволода Попова указано место рождения – г. Ижевск, а это значит, что он является нашим земляком (Ижевск, как и удмуртские земли, до начала XX века входил в состав Вятской губернии).
Доказательством того, что это анкета нашего земляка и библиофила, служит владельческая запись в одной из книг, переданных Лекомцевым, «Право на песнь» Вольфа Эрлиха (Л., 1930): «Всеволод Попов / 23.XII.29 г. / Кисловодск».
Кроме того, в интернет-поиске выходит статья «Хранитель. Е. Я. Архиппов. Письма Д. С. Усову»2. В письме от 19 января 1931 года Е. Я. Архиппов пишет: «…Я обязательно спрошу Максимилиана Александровича о работе его, касающейся Черубины де Габриак. Но ведь он не ответит. Он пишет только в Минутку Попову и довольно много, со мною – молчит. А я в свою очередь стараюсь не писать Попову…». Ниже в примечании даётся важное пояснение: «Всеволод Иванович Попов (1887–1936) – педагог, библиофил, знакомый Волошина. Минутка – станция Северо-Кавказской железной дороги».
И именно в опубликованных материалах, касающихся художника и поэта Максимилиана Александровича Волошина (1877–1932), мы нашли некоторые сведения о нашем Попове и восстановили небольшой отрезок истории их знакомства и дружбы.
26 января 1928 года Волошины приехали на лечение в Кисловодск, остановились в санатории Центральной комиссии по улучшению быта учёных (ЦЕКУБУ). И уже собрались было ехать домой, так как врач, к которому попал поэт, велел немедленно покинуть город, ибо больных с проблемами кровяного давления в «Кисловодск не пускают», но простуда Марии Степановны, жены поэта, а затем и самого Максимилиана Александровича изменила планы.
В письме ко Льву Евгеньевичу Остроумову (1892–1955) от 19 февраля 1928 года М. А. Волошин рассказывает о своём приезде в Кисловодск (орфография и пунктуация автора сохранены): «Вот уже четвёртую неделю сидим в Кисловодске. У меня в столе груды полученных писем, и я никому не отвечаю: нет времени и настроения. Приезд наш был омрачён многими неутешительными знамениями <…>. Оба мы приехали огриплённые и простуженные <…> пролежали в постели первую неделю <…>.
Когда мы приехали, у нас не было ни единой души знакомых. Но во время нашего великого лежания в постели к нам стали приходить на помощь разные незнакомые люди, навещать врачи, и к нашему выздоровлению мы уже имели круг очень близких друзей, среди которых оказалось несколько человек, совершенно замечательных своими моральными достоинствами. Через неделю выяснилось, что моё состояние вовсе не так уже безнадёжно и что я рискую остаться в живых, даже не покидая Кисловодска»3.
Надо сказать, что Кисловодск известен своей яркой культурной историей, посещением его многими замечательными людьми, талантливыми деятелями науки и искусства. Среди новых знакомых Макса Волошина оказался и педагог Всеволод Попов, «страдающий тройным пороком сердца».
В «Летописи литературного Пятигорья» за 1928 год говорится о М. А. Волошине: «27 января в Кисловодск приехал на лечение поэт М. А. Волошин. Жительница курортного города Г. В. Макарова вспоминает: “У нас был небольшой литературный кружок, возглавляла его Екатерина Алексеевна Манджос, врач санатория им. Горького – светлый, глубоко образованный человек. Профессор литературы В. И. Попов, уже знавший Волошина, ввёл его в этот кружок, который назывался “Вторник”, но почему-то всегда его члены собирались в субботу! – уже из коридора слышали мы приветствие Максимилиана Александровича. Он с большой охотой читал свои стихи”. Волошин покинул Кисловодск 17 марта 1929 года»4.
Справа налево: Вс. И. Попов с женой Верой, М. С. Волошина,
М. А. Волошин, неизвестный мальчик. Кисловодск, 1928 г.
Действительно, если мы заглянем в летопись жизни и творчества М. А. Волошина, составленную В. П. Купченко5, и проследим за его деятельностью в Кисловодске, то убедимся, что по субботам Волошины посещали кружок врача и теософа Екатерины Алексеевны Манджос (1869–1952), а по воскресеньям ездили на станцию Минутка к Всеволоду Ивановичу Попову.
О Минутке нужно сказать несколько слов. На Северо-Кавказской железной дороге есть остановочный пункт Минутка, который находится на территории города Кисловодска. «Название станции связывают со временем строительства железной дороги. Местные станичники узнали, что поезда не планируют останавливаться на их станции, и тогда они обратились к руководству Владикавказской железной дороги с просьбой, чтобы поезд в станице останавливался хотя бы на минуту. Их просьбу удовлетворили, а станцию с 1894 года стали называть “Минутка”»6.
Всеволод Иванович Попов проживал по адресу: ул. Переездная, д. 3 (ныне ул. Двадненко в микрорайоне Минутка – бывшей казачьей станице Кисловодской). В разное время он был знаком со многими выдающимися поэтами и переводчиками: С. Я. Парнок, В. А. Рождественским, Б. Пастернаком, Б. Лившицем, К. И. Чуковским, Н. Манухиной, Е. К. Герцык. На Минутке Попова собирались люди, увлечённые поэзией. Они читали стихи, обсуждали вопросы литературы, философии и искусства.
Интересную заметку о Минутке находим в «Дневнике» Корнея Ивановича Чуковского (1882–1969), который чуть позже, осенью 1928 года, был на лечении в Кисловодске: «Трагически упала у нас стиховая культура! Я прочитал на Минутке Всеволода Ив. Попова чудное стихотворение О. Мандельштама “Розу кутают в меха” – и вот Манджосиха просит после этого прочитать ей стишки Г. Вяткина – ужасные, шарманочные, вроде надсоновских! Тут же рядом Пазухин заговорил о поэзии, читает Бальмонта о феях, где одна только ужимка и пошлость»7.
Немедленно, с первой встречи, Волошин и Попов становятся друзьями. В «Трудах и днях М. Волошина»8 мы находим упоминание, что во время своего пребывания в Кисловодске поэт фотографировался с Марией Степановной в семье В. Попова. Этот снимок представлен в книге «О Максе, о Коктебеле, о себе» Марии Степановны Волошиной9. Видим, что Всеволод Попов обладает приметной внешностью.
В том же источнике упоминается, что Волошины фотографировались также «и в группе с Манджос и Е. Ходжаевой», фотография была найдена позднее на сайте «М. А. Волошин в русской и мировой культуре»10.
Покидая Кисловодск, 17 марта 1928 года Волошины специально заезжают попрощаться на Минутку к Попову и отправляются в Крым. После отъезда дружеские отношения поддерживаются душевной перепиской. Иногда Максимилиан Волошин называет друга коротким именем «Воля», а друзьям пишет, что «очень ждёт в гости» Всеволода Попова и «рекомендует» его своему близкому окружению для знакомства. Например, несколькими годами позже Всеволод Александрович Рождественский (1895–1977) пишет Волошину о знакомстве с Вс. Поповым, характеризует его «удивительно чистой, отстоявшейся душой», благодарит поэта и говорит, что обязан этой встречей его «чутью к людям и умению сочетать их»11.
Верным и дорогим другом Всеволоду Попову становится Евгения Казимировна Герцык (1875–1944) – переводчик и автор статей, сестра поэта Аделаиды Герцык. Осенью 1928 года Евгения Казимировна с семьёй переезжает из Судака в Кисловодск и по рекомендации Волошина заводит новое знакомство. 16 декабря 1928 года она пишет Волошину: «Только с Всев[олодом] Ив[ановичем] видаюсь часто, и было у нас неск[олько] хороших разговоров. За это время у него было неск[олько] тяжёлых припадков, поэтому и разговоры наши касались самых больших вопросов и смерти. Есть что-то трогательное в том, как он переносит свою болезнь, и эта вечная возможность мгновенного конца накладывает особенную печать на их дом. Но как хочется оторвать его от этой слишком напрягающей сердце работы (лекции), чтобы он весь отдался тому, в чём, кажется, его сила – интимному учительству»12. У Всеволода Попова она знакомится с Екатериной Алексеевной Манджос, Бодянскими, и именно друзья Волошина «милей всего» ей. А Всеволод Иванович продолжает тяжело болеть, и печальные новости о его здоровье приходят в письмах из Кисловодска: «Я сидела около кровати Всеволода Ивановича и в этот раз как-то особенно нежно и навсегда почувствовала его. От пережитых и возвращающихся болей у него делались по временам такие испуганные глаза, и это невыносимо жалостно видеть. Его уложили на десять дней в кровать (у него воспаление мышцы и расширение сердца почти вдвое против нормального), и от этого ещё застой в крови, не доходит до ног и ноги затекают. После этих десяти дней Ек[атерина] Ал[ексеевна] уговорила его лечь в клинику, делаются такие шаги к тому, чтобы получить деньги. Она считает его положение оч[ень] серьёзным, но в то же время верит почти в излечение при хороших условиях»13. Отвечая на это письмо 17 февраля 1929 года, Волошин пишет: «Очень меня волнует здоровье Всев[олода] Иван[овича]. Каждое письмо с кисловодским штемпелем вскрываешь с некоторым страхом, боясь прочесть роковую весть»14. Пишет он и своей жене, находящейся на лечении в Харькове: «Всев[олода] Иван[овича], наконец, перевезли в санаторий Ленина, и она (Екатерина Алексеевна. – Е. К.) надеется на его поправку. Всё же это время он был между жизнью и смертью – и очень страдал от болей в сердце. Слава Богу! Я каждое письмо из Кисловодска вскрывал со страхом это время»15.
В письме Волошину от 26 марта 1929 года Евгения Герцык рассказывает о возвращении Попова из санатория: «Всев[олод] Ив[анович] возвратился два дня назад, но как говорят, очень бледный, изнервничавшийся и совсем мало поздоровевший. И страшно подумать, что ему через неделю придётся приниматься за работу – нельзя не воспринимать его как что-то хрупкое, нежное и ценное, что всеми силами хочется оберечь, нельзя не придумывать – несмотря на всё своё бессилие какой-ниб[удь] исход для него! Как Вы думаете – если ему устроить отъезд за границу? Ведь у него там друзья. Ах, но и там так трудно…»16. А на следующий день Всеволод Иванович сам пришёл к Е. Герцык, принёс «Епифания» М. А. Волошина: «Всев[олод] Ив[анович] показался мне стихшим, вялым – но это и нужно для сердца. Доктора советуют, чтобы он временно съехал вниз – а тут опять этот Институт, где отпуск его кончается и продление вряд ли дадут»17. В майском письме она вновь говорит о том, что Вс. Попов «с усилием тянет последний месяц лекций <…> в тяжёлой обстановке»18.
А Волошин всё ждёт своего друга в Коктебеле. Ещё в письме от 30 мая 1928 года Евгению Яковлевичу Архиппову (1882–1950) поэт пишет: «Дорогой Евгений Яковлевич, спасибо за привет и за хорошие слова <…>. К нам вскоре приедет мой кисловодский друг, о котором я говорил Вам, Вс[еволод] Ив[анович], страстный любитель и собиратель стихов. Я ему дам Ваш адрес, чтобы Вы познакомились, когда он будет в Новороссийске…»19. Однако приехать «вскоре» не получилось по причине состояния здоровья Всеволода Попова. Но через год в письме от 14 июня 1929 года к нему же М. Волошин снова объявляет: «Я жду из Кисловодска в первых числах июля моего большого друга Всеволода Ивановича Попова и прошу его, если у него будет в Новороссийске свободный час, – навестить Вас. Он будет для Вас симпатичен и интересен. Он не менее Вас бескорыстно предан интересам Русской поэзии. Он друг многих поэтов. Когда-то читал курс в Томск[ом] Университете по русск[ой] библиографии. Теперь по болезни сослан в Кисловодск (3-ной порок сердца) и приедет в июле ко мне. Покажите ему Ваши сокровища и ценности. Вы друг друга сразу поймёте. Это человек бесконечно милый, деликатный и отзывчивый»20. Таким образом, мы узнаём не только важные биографические сведения, но и можем прочувствовать отношение поэта к своему другу. И вот, наконец, в конце июня 1929 года Всеволод Попов сообщает Волошину о своём скором приезде.
В летописи жизни и творчества Волошина пребывание Вс. И. Попова в Коктебеле отмечено периодом 13 июля – 14 августа 1929 года21. Очень интересно, что среди стихотворений поэта, опубликованных в тридцатитомном собрании сочинений, есть «Посвящения на акварелях». Одно из них от 13 июля 1929 года (по другим данным от 13 августа) адресовано Вс. Попову22:
Имеет власть пленять и нежным быть, как ты.
В именном указателе этого тома читаем пояснение: «Всеволод Иванович Попов (1887–1936) – педагог, библиофил; страдал тяжёлым пороком сердца, так что его жизнь ежедневно была в опасности»23. И действительно, неожиданно 5 августа «Вечером у В. Попова – сердечный припадок, провёл всю ночь в саду»24.
Двери Дома Поэта всегда были открыты не только признанным писателям и художникам, но и начинающим талантам, впоследствии связанным дружбой с хозяином. Летом 1929 года Волошины принимали много гостей. Был там и молодой поэт Владимир Щировский (1909–1941). В Доме Поэта его стихи были оценены, и, покинув Коктебель, в тёплом письме он благодарил хозяев за гостеприимство и передавал привет «жильцам», среди которых упоминается наш Всеволод Иванович25.
Вскоре и Попов покидает Коктебель, а Волошин просит друзей присмотреть за ним, поскольку обеспокоен его здоровьем. Из письма Е. Я. Архиппову от 11 августа 1929 года: «Дорогой Евгений Яковлевич, Всеволод Иван[ович] Попов, о котором я Вам писал, проехал к нам через Туапсе и потому не был в Новороссийске и не видал Вас. Теперь он на днях возвращается через Новороссийск. У меня большая просьба к Вам: он очень болен (у него тройной порок сердца), всегда страшно его отпускать в путешествие одного. Не можете ли Вы встретить его на пароходе сами и потом проводить его на вокзал? О дне его прибытия будем телеграфировать. Всегда опасаешь[ся] за него участи Ин[н]ок[ентия] Феодор[овича] (Анненского. – Е. К.). Чтобы Вы его могли признать на пароходе: он высокий молодой человек. Русый бритый с маленькими подбритыми усиками (запятыми). В левой руке он будет держать носовой платок. Вы его уже знаете подробнее из писем Лиды Брюлловой. Простите, что затрудняю Вас этой просьбой»26. Волошин обратился и к художнику Константину Фёдоровичу Богаевскому (1872–1943) в письме от 15 августа 1929 года: «Дорогой Константин Феодорович, направляю тебе моего друга Всеволода Ивановича Попова, с которым я тебя познакомил. Он возвращается в Кисловодск, и, если возможно, приюти его у себя на ночь вместе с его спутником – Лёвой Бачинским. Всев[олоду] Ив[ановичу] последние дни очень плохо, и Л. Бач[инский] должен его проводить до парохода»27.
Отдых в Коктебеле частично вернул силы Всеволоду Попову, который некоторое время по возвращении чувствовал себя несколько лучше, а потом до Волошина стали вновь доходить грустные вести о здоровье и работе друга. В письме Е. К. Герцык Волошину от 9 декабря 1929 года читаем: «Всеволод Иванович очень тяготится условиями своей работы и вообще невесел – нет у него сейчас горячей вдохновляющей точки. Здоровье его значительно лучше…», а далее добавление: «Волнение наших последних дней – возможный переезд на новую квартиру, оч[ень] хорошую, под Всев[олодом] Ив[ановичем], в том же доме, т. к. та, в кот[орой] мы живём, сырая и тесная. Не знаю, удастся ли это»28. В письме к поэту от 23 мая 1930 года Е. А. Манджос благодарила Волошина за присланные акварели, делилась проблемами на работе, а также вновь упомянула Всеволода Попова: «Меня очень огорчал своим здоровьем наш любимый Всеволод Иванович. Условия работы у него хуже, чем мои! Я его очень люблю и лишить себя его общества мне очень больно, но всё же скажу: “Ему надо уходить отсюда”»29.
Некоторые обстоятельства жизни и деятельности Всеволода Попова в 1931–1932 годы раскрываются в переписке Евгении Казимировны Герцык и Веры Степановны Гриневич (? – после 1939), ближайшей подруги сестёр Герцык. Иногда в письмах Евгения Казимировна называет Попова «Всеволодушкой». Вновь выясняются грустные подробности о состоянии его здоровья, но появляются и сведения о его увлечении книгами. Из письма от 29 декабря 1931 года: «На днях после долг[ого] промежутка у Поп[ова] (он совсем ко мне добраться не может) – у него тоже свой трагизм – ему грозит слепота, т. к. от больного сердца кровоизлияние в глазу. Его же единств[енная] отрада – книги, и он в страшн[ой] тревоге поедет в Москву к большим специалистам. Страшно ухватился за меня и взял слово, что я ему подарю ещё день до его отъезда. Взяла у него нов[ую] кн[игу] Zweig’а: Der Kampf mit dem Demon, посвящ[ённую] безумию Ницше, Клейста, и Гелдерлина. У него же есть книга о трёх величайших (по его мнению) романистах – Достоевск[ом], Диккенсе и Бальзаке. Оч[ень] хорошо»30.
Из писем Максимилиана Волошина и Евгении Герцык следует, что в 1932 году Попов дважды приезжал в Москву. Первый раз в январе, второй – летом. Кстати, похоже, что именно во время зимней поездки он и знакомится с Всеволодом Рождественским. А на титульном листе издания «Опасный сосед» В. Л. Пушкина (М., 1918) отразились дата и место приобретения книги: «Всеволод Попов / Январь 32 г. / Москва».
Наконец, в письме Евгении Герцык от 24 марта 1932 года находим очень важную информацию о книжном собрании Всеволода Попова и о его трепетном отношении к каждому экземпляру: «Мы наконец нашли портниху сносную, но на Минутке, так что с Вер[оникой] хожу туда и соединяю это с посещениями П[опова], выслушивания всех новых стихов, вывезенных им из М[осквы], проглядыванием (напоследок) его богатейшей библиотеки. Меня и умиляет, и раздражает эта прилепленность челов[ека] обречённого и так много пережившего, прилепленность его ко всем веществ[енным] проявл[ениям] духа: альбомам, в кот[орые] поэты ему пишут стихи, разным редким автографам, фотографиям, драгоценным переплётам <…>. Так хочется, чтобы он изнутри прожёгся стихами Ади “Когда-то любила я книги…”, а не только ценил их как amateur. Но в нём это как-то соединяется не с эстетством, а с глубокой, человечной простотой и трогательной застенчивостью. Вокруг него всё разрушается: его здоровье, семья, обеднение крайнее и голодание, а он с влюбл[ённой] улыбкой перебирает свои книги и, конечно, не согласен ни одной продать, хотя теперь невероятно много можно получить за книги: многие через 2 мес[яца] после выхода котируются на кн[ижной] бирже в 100–200 р. (не знаю, у кого эти деньги, чтобы покупать, но это реальн[ый] факт). Оч[ень] знач[ительные] по содерж[анию] стихи посвятил ему Пастерн[ак], интересные он привёз от С. Я. (поэтесса София Яковлевна Парнок (1885–1933). – Е. К.), но у меня всё нет времени, чтобы переписать, пот[ому] что он не расстаётся с этими тетрадями (вообще мне одной он даёт домой книги м. б. и страдая, а другим и вовсе не даёт)»31. К сожалению, обстоятельства знакомства с Б. Пастернаком и его стихи, посвящённые Вс. И. Попову, неизвестны.
Здоровье Максимилиана Волошина тоже ухудшалось. В конце марта 1932 года поэт писал пианистке Марии Александровне Пазухиной (1898–1967), что чувствует себя плохо: «И вся эта зима для меня постепенное и безжалостное умирание моего лирического мира»32. И вот в Кисловодск приходит печальная весть о смерти поэта. В письме от 12 сентября 1932 года Евгения Герцык рассказывает подруге об этом событии: «<…> Хочу только рассказать тебе о Максе, как мы издали переживали его умирание, т. к. вокруг него было много преданных ему друзей, дежуривших при нём и сообщавших Вс[еволоду] Ив[ановичу] и другой одной нашей знакомой. Такой нежной любовью дышит его последнее письмо к Вс[еволоду] Ив[ановичу], уже еле разборчивые каракулями, хотя оно было ещё до его предсмертн[ой] болезни, и он был на ногах, но уже весь клонился к смерти, как переспелый колос. Пишет: я с каждым днём неудержимо слабею и старею. От затруднённости дыхания мне тяжело не только говорить, но и слушать. И хотя люди вокруг, замыкаюсь в одиночество. А дальше всё письмо полно заботы о здоровье Вс[еволода] Ив[ановича]. Потом его астма осложнилась воспалением лёгких: дни беспамятства, потом опять дни сознания и задыхания, три недели мучительно сидел в подушках, не мог лежать. Ухаживающие за ним писали о его умилительной кротости и уж бессловесной словесности. Но он всё вызывал к себе Вс[еволода] Ив[ановича], которого как-то совсем особенно любил последние годы. А разные телеграммы задержки и отсутствие денег помешали тому ехать, и потому отчаяние его при вести о смерти было особ[енно] велико. Жена его мне поручила подготовить и сказать ему»33.
Из письма Евгении Герцык от 4 октября 1932 года узнаём о её переезде в станицу Зеленчукскую, а также о том, что после смерти мужа Мария Степановна Волошина приезжала в Кисловодск, скорей всего виделась и с Поповым: «На днях получила из Кисловодска письмо от жены Макса, необычайно горячее, дружеское (она бывала при встречах суха). Приехав туда, она страшно жалеет, что не застала меня, т. к. особенно ей желанны теперь прежние друзья его. Гов[орит] о том, как он любил, ценил меня (Адю, я думаю, и меня через неё), ждал вестей. И так мне больно теперь, что последние два года я не писала ему! <…> Вс[еволод] Ив[анович] пишет нежные и тоскующие письма»34.
Попов был дружен и с талантливыми племянниками Е. К. Герцык, которые тоже обладали тягой к перу. Всеволоду Ивановичу как справедливому судье они доверяли свои первые поэтические опыты. Так, например, Даниил Жуковский пишет своей тёте: «Если ты не напишешь немедленно, то пусть немедленно напишет Вс[еволод] Ив[анович]. Скажи ему, что я его умоляю, что это для меня – хоть и не вопрос жизни и смерти, но кое-что. Пишите смело, правду...»35 и дальше: «Страшно благодарен Вс[еволоду] Ив[ановичу] за его советы! Так стремлюсь к вам, так хочется говорить, говорить; прочесть вам что-нибудь»36. Затем происходит некоторое отдаление между ними, но в январе 1933 года Даниил пишет: «…затем мне открылся новый поэт – Лившиц, за что ко мне вернулось расположенье Вс. Ив. <…>»37.
К сожалению, больше о Всеволоде Попове не удалось найти информации. Очевидно, его книжное собрание пополнялось до самого ареста. Среди книг, переданных в нашу библиотеку, есть издание «Испанские и португальские поэты, жертвы инквизиции» (Л. ; М., 1934) с владельческой записью Попова от 23 декабря 1934, сделанной в Пятигорске.
«Гражданин Лекомцев» вместе с другими изданиями передал библиотеке также книгу «Исповедь» Жан-Жака Руссо (М.; Л., 1935), но на ней не имеется никаких владельческих признаков, поэтому трудно сказать, была ли она в собрании Всеволода Попова.
Всеволод Иванович Попов стал жертвой политических репрессий 1930-х годов. В 1935 году – арест, вскоре смерть, и, наверное, семья, оказавшись в ещё большей бедности, всё-таки стала распродавать бесценные книги из семейной библиотеки.
Чтобы более подробно изучить жизнь нашего героя, необходимы архивные разыскания. Поскольку переписка Волошина и Попова (1928–1932 годов) хранится в фонде ИРЛИ РАН, то больше сведений об этом периоде жизни Всеволода Попова можно найти там. Однако на сегодняшний день очень много вопросов, касающихся деталей его ареста и смерти, дальнейшей судьбы книжного собрания. В несколько крупных библиотек мы обращались с запросом о наличии в их фондах книг с экслибрисом Всеволода Попова, но безрезультатно. Кроме того, в ходе долгих поисков судебно-следственного дела Всеволода Попова, выяснилось, что оно хранится в УФСБ России по Ставропольскому краю, и с ним ещё предстоит ознакомиться. Интересно было бы также выявить стихотворение Бориса Пастернака, посвящённое нашему герою.
Остаётся надеяться, что вскоре другие книги из личной библиотеки Всеволода Попова будут выявлены и нам удастся узнать больше информации об этом замечательном человеке.
Примечания
1 Открытый список. URL: https://ru.openlist.wiki/Попов_Всеволод_Иванович_(1887) (дата обращения: 31.05.2019).
2 Хранитель. Е. Я. Архиппов. Письма Д. С. Усову // Волга. 2009. № 9–10. URL: http://www.zh-zal.ru/volga/2009/9/hr18-pr.html (дата обращения: 31.05.2019).
3 Волошин М. А. Собр. соч. T. 13, кн. 1. Письма 1925–1928. М. : Азбуковник, 2015. С. 536.
4 Летопись литературного Пятигорья. URL: http://lib.kmv.ru/projects/litPyat/history.htm (дата обращения: 31.05.2019).
5 Купченко В. П. Труды и дни Максимилиана Волошина : летопись жизни и творчества. Т. 2. 1917–1932. СПб. : Алетейя, 2007. С. 376–379.
6 Станция Минутка. URL: https://www.columbista.com/ru/showplace/stantciia-minutka (дата обращения: 31.05.2019).
7 Чуковский К. И. Дневник (1901–1929). М. : Современный писатель, 1997. С. 462.
8 Купченко В. П. Указ. соч. Т. 2. C. 379.
9 Волошина М. С. О Максе, о Коктебеле, о себе: Воспоминания. Письма. Феодосия; М. : Издательский дом Коктебель, 2003. – 368 с., 32 с. ил. (Образы былого. Вып. 1).
10 М. А. Волошин в русской и мировой культуре. URL: http://voloshin.rhga.ru/ (дата обращения: 31.05.2019).
11 Купченко В. П. Указ. соч. Т. 2. С. 509.
12 Герцык Е. К. Лики и образы. М. : Молодая гвардия, 2007. (Библиотека мемуаров: Близкое прошлое; вып. 24). С. 518.
13 Там же. С. 519–520.
14 Волошин М. А. Собр. соч. T. 13, кн. 2. Письма 1929–1932. М. : Азбуковник, 2015. С. 51.
15 Там же. С. 55.
16 Герцык Е. К. Указ. соч. C. 524–525.
17 Там же. С. 526.
18 Там же. С. 527.
19 Волошин М. А. Собр. соч. T. 13, кн. 1. Указ. соч. С. 571.
20 Волошин М. А. Собр. соч. T. 13, кн. 2. Указ. соч. C. 115–116.
21 Купченко В. П. Указ. соч. С. 432, 436.
22 Волошин М. А. Собр. соч. T. 2. Стихотворения и поэмы. 1891–1931. М. : Эллис Лак, 2004. С. 598.
23 Там же. С. 728.
24 Купченко В. П. Указ. соч. С. 435.
25 Лавров А. В. Владимир Щировский – корреспондент Максимилиана Волошина // А. В. Лавров. Символисты и другие: Статьи. Разыскания. Публикации. М. : Новое литературное обозрение, 2015. С. 604.
26 Волошин М. А. Собр. соч. T. 13, кн. 2. Указ. соч. C. 118.
27 Там же. С. 120.
28 Герцык Е. К. Указ. соч. С. 531.
29 Волошин М. А. Собр. соч. T. 13, кн. 2. Указ. соч. С. 177.
30 Перекличка через «железный занавес»: письма Е. Герцык, В. Гриневич, Л. Бердяевой. М. : Дом русского зарубежья им. Александра Солженицына : Русский путь, 2011. С. 88.
31 Там же. С. 100.
32 Волошин М. А. Собр. соч. T. 13, кн. 2. Указ. соч. С. 362.
33 Перекличка через «железный занавес». Указ. соч. С. 120–121.
34 Там же. С. 123–124.
35 Жуковский Д. Письма 1930 г. из Крыма // Серебряные нити. Таинства игры: Аделаида Герцык и её дети. М. : Эллис Лак, 2007. С. 256.
36 Там же. С. 261.
37 Там же. С. 288.
