Главная > Выпуск №33 > Вятка, Азеф и убийство Плеве

Вятка, Азеф и убийство Плеве

А. С. Масютин

Имя Евно Азефа знакомо каждому человеку, интересующемуся русской политической историей. Зловещее имя-символ, символ двурушничества, своекорыстия, готовности бессовестно угождать и своим, и чужим, предавая и продавая их по мере надобности. Азеф с 1903 г. возглавлял Боевую организацию партии социалистов-революционеров (БО ПСР), являясь секретным сотрудником российской полиции. Многие социалисты-революционеры, вплоть до руководителя партии В. М. Чернова, не раз упоминали о «грязных лапах» Азефа, коими «вырвана из наших сердец с куском живого мяса и оставила после себя вечно сочащуюся рану»1 жизнь каждого преданного Азефом революционера. Были среди этих жертв Азефа и вятичи. Счастливо же отделаться от знакомства с ним и посредством его с полицией и жандармами удалось немногим.

Первым из вятичей с Азефом столкнулся уроженец Нолинска Н. И. Крестьянинов. Крестьянинов был студентом Петербургской военно-медицинской академии, высланный за участие в демонстрациях у Казанского собора 19 февраля и 4 марта 1901 г. под гласный надзор полиции в Вятскую губернию2. В ноябре 1902 г. по отбытии срока гласного надзора Н. И. Крестьянинов вернулся в Петербург для продолжения обучения. В Петербурге он тотчас подключился к «потрясению основ» в качестве пропагандиста в рабочем кружке социалистов-революционеров (эсеров) и вскоре столкнулся по партийным делам с Евно Азефом. Крестьянинов от одного знакомого рабочего Павлова, оказавшегося потом сыщиком, получил определённое указание, что Азеф — провокатор. В предательстве Азефом русской революции Крестьянинова окончательно убедила нравственная нечистоплотность последнего. В самом конце 1902 г. на повестку дня в БО ПСР встало покушение на министра внутренних дел В. К. фон-Плеве. Азеф предложил Крестьянинову принять в нём участие в своеобразной роли: «Видите ли, вы парень красивый. Дело в том, что у Плеве есть любовница, графиня Кочубей... У графини есть горничная. Было бы хорошо, если бы вы вступили с ней в связь и при случае открыли бы двери или, по крайней мере, указали день и час его приезда к графине. Живет она на Тверской, 23. Можете взять на себя такую роль? Нечего говорить, сами понимаете, что ответственность за это серьезная: каторга, а, может быть, больше». «Я ожидал всего, но только не этого... Какая гнусность! Никогда не слыхивал, чтобы революционеры прибегали к таким подлым способам. Подлец, провокатор, хотелось крикнуть ему на это, ударить по лицу», — завершал свою мысль Крестьянинов3. С помощью влиятельного оппозиционного писателя Н. А. Рубакина Крестьянинов поднял вопрос об Азефе. Эсеры и члены редакции крупнейшего легального народнического журнала «Русское богатство», в том числе Н. Ф. Анненский и А. В. Пешехонов, разбирали дело и пришли к заключению, что обвинения Азефа ни на чём не основаны и являются только происками охранного отделения. Азеф плакал, оскорблённый гнусным обвинением в провокации. Его утешали и обвинителей заставили отказаться от их обвинения4. Весьма подробно «случай Крестьянинова», едва не стоивший Азефу провала, обрисован в наиболее содержательном исследовании об Азефе, вышедшем из-под пера Б. Н. Николаевского5. Уделяют внимание «наивному молодому пропагандисту» Крестьянинову и новейшие книги на поприще «азефоведения»6.

В отместку за причинённые тревоги Азеф настоял на аресте Крестьянинова своими полицейскими покровителями. Провокатор Павлов был за «панибратство» с революционерами посажен в тюрьму и там запуган дальнейшими расправами. Освобождённый с подачи Азефа Павлов нашёл Крестьянинова, стал вновь ходить к нему на квартиру и уговорил его принять в подарок кинжал: «Я был настолько глуп, что вместе с ним ходил на Сенную купить этот действительно красивый кинжал», — пишет Крестьянинов. Был устроен обыск, и находка кинжала дала возможность обвинить Крестьянинова «в подготовлении злоумышления на жизнь одного высокопоставленного лица»7. Крестьянинов провёл полтора года в знаменитой тюрьме Кресты, где совершенно расстроил своё телесное и душевное здоровье. По ходатайству психиатра В. М. Бехтерева, сочувственно относящегося к противоправительственному движению, Крестьянинов был им освидетельствован, признан тяжело больным, и в мае 1904 г. освобождён из тюрьмы с высылкой на родину в Нолинск8.

В гораздо большей степени отношение к делам БО ПСР имело устройство временной динамитной мастерской на земском заводе сухой перегонки дерева на Пищальской лесной даче в Орловском уезде9. Завод этот был устроен в 1898 г. по почину Д. П. Бирюкова, служившего в Вятском губернском земстве кустарным техником. Бирюков руководил всей технической стороной земских учебных мастерских в губернии и в 1900 г. отряжался Вятским земством в Швейцарию, для ознакомления там с постановкой низшего профессионального образования. Швейцария же ещё с 1860-х гг. была «Меккой» русских социалистических иммигрантов. С начала своей деятельности в Вятском земстве (с 1896) Бирюков уделял много внимания революционной работе среди сельской интеллигенции и крестьянства, чему крепко способствовал разъездной характер его службы. В 1902 и 1904 гг. Бирюков участвовал во всероссийских съездах по кустарной промышленности и профессиональному образованию в Петербурге, где познакомился с членами столичной организации ПСР10. Из частных же писем известно, что Бирюков в 1903 г. также побывал в Петербурге и предлагал свои услуги БО ПСР в лице Евно Азефа.

Весной 1904 г. Бирюков был взят в чине прапорщика на японскую войну, а явки-пароли в Вятке оставил эсеру-однопартийцу А. А. Гурьеву, заведовавшему статистическим столом в губернской земской управе. В мае 1904 г. к Гурьеву на квартиру явился некий молодой человек, представившись Константином Фавстовичем Чарнецким и произнеся условный пароль, обязывавший помочь ему в деле изготовления динамита. Сложность заключалась отнюдь не в технических средствах — отсутствие Бирюкова в Вятке не давало возможности «надавить» на трусоватого левого инженера Пищальского завода Бабушкина, с которым у Гурьева было не особо короткое знакомство. К тому «Чарнецкий» рассчитывал найти в Пищальском заводе уже готовую динамитную мастерскую и сведущих революционно-настроенных лаборантов, чего в Пищалье, естественно, не было. Бесцельно проколотившись в Вятке несколько недель «Чарнецкий» уже собрался было уехать, но тут в июне 1904 г. в Вятку к Гурьеву явился «Валентин Кузьмич», он же «Иван Николаевич», он же «Евгений Филиппович». Чрезвычайно напористый «Евгений Филиппович», сделавший оскорбительный выговор в присутствии Гурьева бездеятельному «Чарнецкому», познакомился с главой вятских эсеров А. Г. Соболевым и привлёк его к «обработке» Бабушкина, да и сам «Евгений Филиппович» выезжал в Пищалье. Бабушкин устроил «Чарнецкого» на завод в качестве командированного земством служащего. За 7–10 дней «Чарнецкий» изготовил пуд динамита и уехал с ним, минуя Вятку. Вскоре после отъезда в окрестностях завода произошёл ряд вспучиваний почвы там, где «Чарнецкий» закопал первую неудачную партию взрывчатки. Меж селянами пошли всяческие слухи о происках нечистой силы. К счастью для Гурьева, Соболева и Бабушкина местная полиция если что и слыхала из этих толков, то списала их на народное невежество11.

Между тем 15 июля 1904 г. в Петербурге рукой Егора Созонова, члена БО ПСР, была брошена бомба, погубившая министра фон-Плеве. Нравственное удовлетворение от этого предприятия разлилось крайне широко по всему образованному русскому обществу. Даже убеждённый противник индивидуального террора меньшевик Ю. О. Мартов (Цедербаум) писал тогда: «Пролетариат встретит с чувством непосредственного удовлетворения известие, что бомба революционера убила человека, ответственного за кровь многих тысяч пролетариев, за физические и нравственные страдания многих активных борцов за свободу». 25-летний Егор Сергеевич Созонов был уроженцем Вятской губернии Уржумского уезда села Петровского12.

Гурьев и Соболев тогда ж и смекнули, что дело не обошлось без вятского динамита. Бирюков, вернувшийся на Вятку с фронта в 1905 г. был посвящён товарищами во все подробности этой истории. Ко времени разоблачения Азефа как великого провокатора в 1908 г. «Евгений Филиппович» уже был точно отождествлён с ним. В строках поздних воспоминаний Гурьева прямо сквозит вздох облегчения о том, что его знакомство с Азефом было столь безболезненным. А в июле 1917 г. Гурьев прочитал в журнале «Былое» воспоминания Бориса Савинкова о покушении на фон-Плеве и признал в «Чарнецком», погибшего в 1905 г., Максимилиана Швейцера13.

Нравственное удовлетворение от убийства «царского временщика» и у вятских эсеров отнюдь не ограничивалось довольным молчанием. В отчёте главы вятских жандармов полковника Александрова для департамента полиции за 1904 г. об обнаружении нелегальной литературы в Вятке и Вятском уезде «в заслуживающем упоминания количестве», есть и занимающие нас воззвания. Среди разбросанных листовок в Вятке в августе 1904 г. было найдено 32 прокламации Убийство министра Плеве«, изданных на гектографе и имевших как партийный клич эсеров «В борьбе обретешь ты право свое», так и пометку «Вятка, 1904 г.»14.

Впрочем, и без Азефа в следующие за революцией 1905 г. времена многие вятские эсеры пали жертвами жандармских провокаций, устроенных агентами куда как более мелкого пошиба. Но это, как говорится, уже совсем другая история.

Примечания

1 Чернов В. М. Перед бурей : воспоминания. Нью-Йорк, 1953. С. 281.
2 ГАКО. Ф. 714. Оп. 2. Д. 29. Л. 69.
3 ГАРФ. Ф. 5802. Оп. 2. Д. 902. Л. 45–46.
4 Бурцев В. Л. В погоне за провокаторами. М., 1989. С. 134–135.
5 Николаевский Б. Н. История одного предателя. М., 1991. С. 69–72.
6 Шубинский В. И. Азеф. М., 2016. С. 92–94. (Жизнь замечательных людей ; вып. 1772 (1572).
7 ГАРФ. Ф. 5802. Оп. 2. Д. 902. Л. 82–83.
8 ГАРФ. Ф. 533. Оп. 3. Д. 1530. Л. 7–8.
9 Автобиография А. А. Гурьева. 1930 г. Машинопись. С. 3–4 // Семейный архив И. Ю. Гурьева (правнука А. А. Гурьева). Село Пищалье в настоящее время находится в Оричевском районе Кировской области.
10 Биография Д. П. Бирюкова // Народное дело. 1917. 15 окт. (№ 1). С. 4.
11 Письмо А. А. Гурьева Д. П. Бирюкову. 18 июня 1930 г. Машинопись. С. 1–4 // Семейный архив И. Ю. Гурьева.
12 Козьмин Б. Е. С. Созонов и его письма к родным // Письма Егора Созонова к родным, 1895–1910 гг. / Козьмин Б. П., Н. И. Ракитникова (ред.). М., 1925. Кн. IV–V. С. 7–9. (Серия «Историко-революционная библиотека» журнала «Каторга и ссылка»).
13 См., напр., Савинков Б. В. Воспоминания террориста // Савинков Б. В. Избранное. М., 1990. С. 44–45.
14 ГАРФ. Ф. 102. ДП ОО. 1904. Оп. 232. Д. 5. Ч. 42. Л. 61, 62.