Главная > Выпуск №29 > Литературный памятник Преображенскому монастырю

Литературный памятник Преображенскому монастырю

Н. А. Баженова

Мохова, Г. А. Святая обитель [Текст] : история Вятского Преображенского девичьего монастыря / Г. А. Мохова ; [науч. ред. Е. Кустова ; рец.: прот. А. Балыбердин] ; Киров. гос. универс. обл. науч. б-ка им. А. И. Герцена. — Киров : Веси, 2014. — 755, [1] с. : ил., портр., фот. — Библиогр.: с. 658–660. — Имен. указ.: с. 674–736. — Геогр. указ.: с. 737–751. — 100 экз. — ISBN 978-5-4338-0204-9.

Держу в руках огромную (750 страниц!) книгу Г. А. Моховой «Святая обитель» о Преображенском женском монастыре. Вспоминается разговор, недавно услышанный мною у стен монастыря в тёплое сентябрьское воскресенье.

— Папа, а это тоже церковь?

— Нет, дочка, это монастырь, хотя церковь здесь тоже есть.

— Что такое монастырь?

— Здесь живут люди, которые спрятались от жизни и посвятили себя Богу. Целыми днями они молятся о спасении душ человеческих...

Тогда я улыбнулась, услышав такое толкование. Прочитав книгу Г. А. Моховой, поняла, что, пожалуй, я тоже недалеко ушла от наивного объяснения молодого отца. Оказывается, многого о жизни монастыря я просто не знала.

Монография Галины Алексеевны Моховой «Святая обитель» — это титанический труд: кропотливый поиск документов в разных архивах и библиотеках страны, систематизация найденного, осмысление причин тех или иных событий в Вятской епархии в связи с общественно-политическим положением в стране, подбор прекрасных многочисленных иллюстраций.

На презентации книги, которая состоялась в библиотеке имени А. И. Герцена 18 октября 2015 года, историки высоко оценили значение монографии для всех, кто интересуется вятской историей.

Мне хочется подчеркнуть привлекательность данной работы с точки зрения просвещения нас, обыкновенных читателей. В книге дано описание многосторонней жизни монастыря как своеобразной автономии со своими законами и финансами, с тяжёлой физической работой, без которой не может существовать ни одно самостоятельное образование. Какие великие труженицы монахини! Они не приходили на всё готовое. Это их руками строились сначала деревянные церкви и кельи, это они возрождали из пепла не раз сгоравшие до основания монастырские постройки, это они зарабатывали деньги на возведение каменных храмов, взглянув на которые, каждый мог воскликнуть: «Лепота!» И современное преображение Преображенского монастыря (здесь сознательная тавтология) — продолжение исторических традиций. Казалось, из обветшалых коммуналок уже ничего красивого не создать. Однако, гладя сегодня на бережно, с любовью отреставрированные здания, мы верим в полное возрождение архитектурной жемчужины.

Галина Алексеевна описывает разнообразные виды послушания. Трудовой день монахинь начинается в 4 часа утра. Делали свечи, пекли просфоры и хлеб. Была иконописная мастерская и позолотная, чеканная и ковровая, серебрения и резьбы по дереву. Шили обувь и одежду для себя и для церковнослужителей, получая заказы из других губерний. Работали на скотном дворе и мельнице, на огороде. Собирали пожертвования во время крестных ходов. Умудрялись ещё и делиться своими скромными доходами с бедными и странницами, предоставляя им временный приют.

Преображенский монастырь в XVII–XIX веках был одним из центров духовной культуры: славился богатейшей библиотекой, организацией музыкальных занятий и знаменитым женским хором. При монастырях открывались школы, в которых обучали грамоте. А какими заботливыми и выносливыми сиделками, сёстрами милосердия были монашки!
Терпением и послушанием отличались монахини из разных слоёв общества. Знакомимся с игуменьей Павлой (Шульгиной), некогда богатой дворянкой. В монастыре она безропотно выполняла любые послушания. Исполнительной и образованной, ей было предложено стать настоятельницей. «Настоятельство — самое тяжёлое послушание. Это не только хозяйственная деятельность и огромная ответственность, но и, прежде всего, духовное руководство обителью. Оно требовало высоких нравственных качеств». И с этой обязанностью игуменья Павла справилась с честью.

Но, как отмечает автор, «не всегда жизнь в монастырях соответствовала высокому идеалу». Монастырь — своеобразное зеркало общества, поэтому бывали здесь и ссоры, и неподчинение. Скандальным поведением отличалась Мария Кряжевских. Приводится указ духовной консистории: «Мария Кряжевских, имея сварливый, буйный и беспокойный характер, ... войдя в бешенство, производила вне кельи при посторонних людях крик, ругательства и поносительные слова...» Скандал произошёл из-за того, что игуменья сделала ей замечание по поводу множества кошек и собак, которых монахиня держала у себя в келье, а животные «вредили чистоте и огородной ниве».
Слепая монахиня Горгония (в миру Гликерия Сырчина) тоже выделялась среди смиренных сестёр неуживчивым нравом. Вот характеристика, данная ей в рапорте игуменьи за 1816 год: «Своенравна и груба, от безумия по старости лет чинит необычайную ссору и крик».

Но чаще всего подобным поведением отличались не послушницы, которые осознанно выбрали путь монашества, а те, кого сюда ссылали на исправление. Хотя я знала, что проштрафившихся служителей церкви отправляли в мужские монастыри на покаяние — епитимию, но для меня стало неожиданным открытием, что женские монастыри тоже были местом ссылки. Женщин наказывали за совершение проступков, которые не соответствовали морали того времени: прелюбодеяние, кровосмешение, нетрезвость. Мне особенно интересен рассказ о Екатерине Буевской, дочери диакона из города Слободского Льва Буевского. (Это родной брат моей прапрапрабабушки Анны Петровны Буевской — Верещагиной и дядя историка Александра Стефановича Верещагина.) Екатерина Буевская в 1834 году за прелюбодеяние подверглась заключению в Слободской Христорождественский девичий монастырь, откуда она постоянно без всякого дозволения отлучалась в дом отца. Чтобы прекратить подобное нарушение монастырского устава, Вятская духовная консистория приказала: «...девку Катерину Буевскую для окончания возложенной на нея эпитимии переместить в Преображенский девичий монастырь», куда под караулом её и сопроводили.

Удивительно другое. Двоюродный брат этой провинившейся девицы — лопьяльский пономарь Димитрий Яковлевич Буевский — имел дочь Александру, о которой в этой книге тоже подробно рассказывается. Александра Буевская после того, как отец был «взят в военную службу», сама пришла в обитель в 1846 году и, как пишет Г. А. Мохова, стала «самой выдающейся вятской сестрой милосердия».

Поразил меня и такой факт. Оказывается, в монастырь заключались и дворянки за жестокое обращение с крепостными. В 1839 году отбывала 5-летнюю епитимию в Преображенском монастыре надворная советница Анна Кирхнерова. Причина: «Ее крепостная женка Елена Нефедовых скоропостижно умерла от ея побоев».
Спасибо автору монографии и за богатый историко-познавательный материал. Как живо, интересно рассказывает Мохова о знаменитых вятских иконах! Чувствуется, что Галина Алексеевна — не только историк, но и искусствовед. Эти страницы помогут понять и взрослым, и детям, почему верующие поклоняются образам, ставшим для христиан святыми. Жаль, что не прочитала её яркий, запоминающийся рассказ о великомученице Екатерине перед посещением монастыря на Синайской горе, где покоятся мощи святой и растёт неопалимая купина.

После каждой главы приводится толкование слов. Это церковные и искусствоведческие термины, устаревшие слова, то есть те, которые современный читатель может не понять. Я, например, именно после объяснения Галины Алексеевны уяснила значение слова «палица». Палицей был награждён мой прадед, протоиерей Василий Матвеевич Костров. До этого никак не могла осознать, почему ромбовидный парчовый или бархатный плат с изображением Креста, носимый на правом бедре облачения архимандритов и заслуженных священников, называется палицей. Это же не оружие. «Нет, оружие! — утверждает Г. А. Мохова. — Палица символизирует меч духовный — Евангелие как слово христианского учения, которым всегда должен был вооружён носитель высокого сана духовенства». Шёлковый кусок ткани в форме книги — главное оружие Церкви, которая несёт Слово Божие.

Именно в этой книге получила ответ ещё на один свой вопрос. В воспоминаниях брата моей бабушки Александра Васильевича Кострова «На грани двух веков» (опубликованы в альманахе «Герценка», № 24) описывается крестный ход с иконами, который осенью проходил через село Верхосунье Нолинского уезда. Я наивно полагала, что крестный ход на Вятке был всегда только в начале лета. Г. А. Мохова приводит «Расписание крестного хода», из которого явствует: был и осенний ход с иконами по всем городам и сёлам, расположенным южнее губернского города.

Думаю, каждый читатель найдёт в этом глубоком исследовании ответы на свои вопросы, откроет для себя что-то новое и интересное.

И всё же главное в книге — святая обитель и светлые образы монахинь. За сухим языком документов — трагические судьбы женщин: юных девушек и вдов, слепых и немощных, бедных и богатых, крестьянок и дворянок. В обитель приходили дочери и матери, тёти и племянницы, бабушки с внучками, которые здесь стали друг другу сёстрами. У каждой — своя беда, но на всех — одна Вера.

Тихая, размеренная жизнь монастыря закончилась в 1917 году. Страницы, посвящённые этим событиям, невозможно читать без душевного волнения. Вначале у монахинь теплилась надежда, что их не тронут. Было подписано обращение к власти: «...мы будем верить: власть наша Советская никогда нас не обидит, потому что мы трудимся и только молимся». Действительно, зачем их уничтожать, если они бескорыстно и самоотверженно помогают раненым и обездоленным, если организуют движение помощи голодающим, если шьют одежду для армии, если устраивают приют для беспризорных и обучают детей грамоте?! Это письмо — акт отчаяния. Преображенский монастырь был обречён, здания были предоставлены под рабочий городок. Не спасло и заступничество вятского архитектора И. А. Чарушина. О закрытии обители знали все жители Вятки.

Но, уверена, немногие знали о дальнейшей судьбе сестёр. Она была трагичной. Женщины, привыкшие к совместной жизни и работе, не смогли существовать порознь. Небольшими группами селились они в городе (например, в доме католического костёла на улице Герцена или в подвальных помещениях Александро-Невского собора), в селе Филейка и ближайших деревнях, продолжая заниматься «теми же работами, что и в монастыре: писали иконки, делали крестики, вышивали и шили бельё, стежили одеяла, а некоторые ходили по деревням и выполняли крестьянские работы». Именно эта безобидная совместная работа дала властям основание подвергнуть монахинь репрессиям, особенно жестоким в 1930-е годы и, как участниц антисоветских группировок, приговорить к тюремному заключению и ссылке. Чаще всего ссылали в «Северный край» и в Среднюю Азию. О дальнейшей судьбе ссыльных никто не знает, зато точно известно о тех, кто умер в тюрьме или расстрелян. При медицинском освидетельствовании почти у всех арестованных были выявлены серьёзные болезни: астма, воспаление лёгких, бронхиты и артриты. Вот почему многие умирали. Так, послушница Татьяна Михайловна Санникова после заключения в тюрьму 3 января 1931 года скончалась в камере, не дождавшись приговора.

Особенно ужасна судьба расстрелянных. Ужасна несправедливой жестокостью приговора. Анна Владимировна Пономарёва (родом из крестьянской семьи) в монастыре проходила послушание шпаклёвщицы. После выселения из обители была сестрой трудовой общины, перед арестом в июне 1937 года жила в селе Шалегово и работала псаломщицей в церкви. Обвинялась в ведении антисоветской и антиколхозной агитации. Особой тройкой при УНКВД Кировской области осуждена по ст. 58 п. 10, 11 УК РСФСР и приговорена к высшей мере наказания — расстрелу. Приговор приведён в исполнение 14 октября 1937 года. За что была расстреляна эта 55-летняя женщина?!

Конечно, в 1989 году все монахини были реабилитированы. Но горечь несправедливости осталась. Когда читаешь подобные истории, на глаза наворачиваются слёзы, слёзы покаяния и сострадания, подобные тем, что появляются у каждого, кто встречает восходящее солнце на святой горе Синая. Прости нас, Господи!

Ради этого чувства понимания и очищения стоит прочитать эту книгу всем. Спасибо Вам, Галина Алексеевна!