Великая книга

(«Былое и думы» в иллюстрациях художников С. К. и И. С. Рудаковых)

А. Н. Мошкина

Из книг, посвящённых обзору
собственной жизни,
разумеется, самая лучшая
«Былое и думы».
Какая удивительная книга
написана на русском языке!
Ю. К. Олеша

Художественная экспозиция «Великая книга» организована в рамках проведения Года культуры в России. Расположенная у парадной лестницы исторического здания библиотеки, экспозиция знакомит с главным произведением А. И. Герцена «Былое и думы». Основная цель выставки — показать читателям эстетическое и литературное пространство книги, выпущенной в подробном иллюстративном исполнении в 1987 г. в московском издательстве «Художественная литература». Основополагающее место в экспозиции заняли страничные иллюстрации первой книги, выполненные на основе фотокопий, дополненные несколькими заметными изданиями последних лет. Своеобразными символами выставки стали силуэтные изображения музыкантов со скрипками, а также силуэтное изображение Н. Огарёва. Именно ему А. И. Герцен посвятил роман, написав 1 июля 1860 г.: «В этой книге всего больше говорится о двух личностях. Одной уже нет, — ты ещё остался, а потому тебе, друг, по праву принадлежит она». «Былое и думы» 1987 г. издания отличает от других многочисленных изданий произведения его внешнее и внутреннее исполнение. Две книги романа одеты в благородный малиновый цвет, имеющий коленкоровый переплёт типа модерн с использованием золочёного тиснения. Страницы в начале каждой главы украшены орнаментами и буквицами, служащими в книге не только заметным декором, но и носителем информации. Известно, что орнаменты по исполнению близки поэзии, потому больше используются в изданиях поэтических произведений. Но роман «Былое и думы» содержит немало лирических отступлений и поэтических страниц.

Афиша выставки

Выпуск красочного издания был осуществлён в России в год 175-летия со дня рождения А. И. Герцена. Два тома «Былого и дум» оформлены 80-страничными иллюстрациями, исполнены на высоком художественном уровне, гармонично сочетаются с герценовским словом. До 1987 г. в России столь полного иллюстративного сопровождения роман не знал. Авторы графических рисунков к книге в технике цветного карандаша, угля и сангины — петербургские художники Сергей Константинович и Игорь Сергеевич Рудаковы. Мемуарный роман говорит с нами не только удивительным литературным языком Герцена, но и прелестными изображениями, которые только повышают интерес к изданию. Серия рисунков стала большим творческим вкладом художников в книжную иллюстрацию русского классического произведения с огромной исторической панорамой и портретной галереей. Жаль только, что такая, можно сказать, монументальная работа осталась за пределами исследователей и не нашла отражения в печати. Поэтому очень хотелось исправить несправедливость и сказать о том, насколько велик вклад иллюстраторов в искусство и герценоведение. Представляя художников Рудаковых как оформителей этой книги, нельзя не сказать об известности этого рода, творческая генеалогия которого уходит корнями в эпоху XIX в. Об отце и деде — Константине Ивановиче Рудакове — написаны монографии, его творчество широко исследовано. В числе его работ, посвящённых книге, — русские и зарубежные произведения: А. С. Пушкин «Евгений Онегин», Л. Н. Толстой «Война и мир», Ги де Мопассан «Милый друг» и многие другие. К. И. Рудаков имел замечательное художественное образование, полученное в мастерской Д. Кардовского и П. Чистякова. Традиции Константина Ивановича прослеживаются и в творчестве его наследников. Сергей Рудаков вложил в книгу основополагающее начало, поскольку иллюстрация для него всегда была излюбленным видом графического искусства, ею он занимался всю жизнь. Роман Герцена не стал для него случайностью. Его притягивал Герцен как гражданин и писатель, оставивший свой неоднозначный, живой след в истории литературы и в истории России. Серия рисунков к книге выполнялась Сергеем Рудаковым вместе с сыном. Первоначально делалось множество эскизов. В книгу вошли иллюстрации, помогающие разносторонне отобразить текст и подчеркнуть главное — её эстетическое начало, переводя искусство слова на язык изобразительный.

Обратимся к истории создания «Былого и дум». Работа Герцена над произведением была начата в 1852 г. после пережитых им трагедий, разочарований и потерь. Замысел книги не был таким впечатляющим, каким оказался впоследствии. Основные мотивы, заставившие Герцена сесть за создание мемуаров, — крушение его революционных идей, личного счастья, смерть жены — Натальи Александровны. Он считал необходимым воссоздать образ жены и тем самым воздвигнуть ей «надгробный памятник». 2 ноября 1852 г. Герцен написал предисловие к «Былому и думам», где объяснил цель этой книги: «Исповедь моя нужна мне, вам она нужна, она нужна памяти, святой для меня, близкой для вас, она нужна моим детям».

После шестнадцати лет работы над книгой она совершенно неожиданно для Герцена зазвучала мощным оркестром, в котором из множества инструментов ощутимее всего слышался звук волнующей душу скрипки — трагической судьбы писателя, откровенно и искренне рассказанной им в романе собственной жизни. И. С. Тургенев, прочитав произведение, сказал: «Всё это написано слезами, кровью, это горит и жжёт».

Фрагмент экспозиции. Скрипачи и силуэтное изображение Н. Огарёва

Главные герои мемуаров — Александр Герцен и его жена Наталья Александровна. Вокруг них целая портретная галерея, уникальная по известности имён, значимости их в истории России и Европы. Наряду с литературными портретами, созданными Герценом, в большинстве своём все воспроизведены художниками в иллюстрациях. Нашли своё отражение в портрете родители Герцена — Л. И. Гааг, И. А. Яковлев, родственники, преданные друзья и единомышленники: Н. Огарёв, М. Рейхель, А. Витберг, П. Медведева, В. Белинский, Н. Кетчер, Т. Грановский, Н. Сазонов, Н. Сатин, М. Бакунин, В. Пассек и множество других персонажей. Конечно, бывает проще, когда произведения издаются при жизни автора, для более достоверного изображения писатель сам консультирует художников по содержанию иллюстраций, внешности персонажей. Но, если такой возможности нет, художнику приходится самому вчитываться в произведение так, чтобы глубоко проникнуть в творческий замысел писателя. Художник Я. В. Кузьмин, иллюстрировавший А. С. Пушкина, Н. В. Гоголя, К. Пруткова, писал так: «Месяцами длится жизнь в духовной атмосфере произведения, которым вы заняты. Коли эта атмосфера мрачная — у вас портится характер. С утра до вечера идёт внутренняя работа возникновения образов». Случается, что видение художника и читателя не совпадает. Но, в любом случае, иллюстрации в книге делают события наглядными и тесно связывают их в тексте, являясь, в сущности, частью произведения. Замечательные страницы герценовского романа с множеством тем о далёком прошлом (детстве и юности, счастливых временах его любви и трагических годах потерь), зрительно раскрываются в иллюстрациях, глубоко прочувствованных художниками. Правдиво и психологически точно освещается ими весь драматизм того времени, связанного с отдельными человеческими судьбами николаевской эпохи. «Имена наши были уже занесены в списки Тайной полиции, приговорённых молодых людей отправляли по этапам, пешком, без достаточно тёплой одежды... Николай I, отпраздновавши свою коронацию, снова пошёл "разить врагов отечества"». Не всегда реалистически точно художники Рудаковы прорабатывали образы в деталях, чаще оставляя их на уровне силуэта, и эта условная декоративность, стилизация, скорее, любимая манера исполнения иллюстраторов.
Экспозиция составлена из иллюстраций, выполненных в разных жанрах, условно объединяющихся в большое литературно-художественное полотно, рассказывающее о событиях, происходящих в первом томе, где всё изображаемое динамично, легко и поражает мягкостью красок, необычностью их переливов. Совершенно особое место в книге отведено иллюстрации-фронтиспису, которая помещается в начале издания, содержащего портрет молодого Герцена. Его образ предваряет книгу и является «музыкальной увертюрой» ко всему произведению. С него начинается живописное звучание, связывающее мемуары в прекрасное органическое целое. Практически все изобразительные жанры, существующие в живописи, использованы художниками. Читатели могут рассмотреть в книгах иллюстрации-заставки, иллюстрации-портреты, иллюстрации-действия, психологические иллюстрации.

Содержание первой книги издания, о которой, собственно, идёт речь на выставке, состоит из пяти частей. Для выделения каждой из них художники использовали иллюстрации-заставки. Они находятся в верхней части книжной страницы при ощутимом отрыве от текста. Как правило, заставки рассказывают о главной теме, показывают её кульминационный момент, предваряют её. В первом томе — четыре заставки, выполненные в едином формате. В них показано не просто место действия основных героев, но при помощи ритмического чередования цветовых пятен, языка штрихов и линий изображена некая застывшая жизнь, ассоциирующаяся с маленьким фрагментом театрального действа, что способствует возникновению у зрителя «эффекта присутствия», иллюзии живого, чувства сопереживания, собственного участия в событии. Мы словно присоединяемся к действующим лицам, появляющимся из какого-то глубинного пространства, как бы приглашающим нас к диалогу.

Фрагмент экспозиции

Проникновенны у Рудаковых иллюстрации-портреты. В галерее изображений каждый образ реалистически достоверен и понятен, здесь тонко переданы черты, манеры поведения, как их видели художники в произведении. Рудаковы выражают общее стремление, характеризуя героев иллюстраций в сравнении с литературными образами. Не остались без внимания художников многие страницы, рассказывающие о дружбе А. Герцена с Н. Огарёвым. Юношеские привязанности и общие мечтания отражены в их общем (групповом) портрете-иллюстрации. Герцен об этом времени писал: «Меня удивляло сходство наших вкусов. Я не помню, чтоб шалости занимали нас на первом плане, особенно, когда мы были одни!» Рудаковы уловили общность их интересов и взглядов, изобразив друзей стоящими в полный рост, обнявшись, на едва уловимом пейзажном фоне. В лицах читаются яркий интеллект, богатый внутренний мир, сущность характера. Анализируя жанр иллюстрации-портрета, можно сказать, что художникам удаётся не просто передать внешнюю сторону того или иного героя, но и собрать воедино все черты герценовских персонажей, рассыпанных по многим страницам «Былого и дум». Они изображены в разных исторических событиях, обстоятельствах и интерьерах. Например, юный Герцен изображён в мечтаниях перед раскрытой книгой, может быть, любимым Шиллером. Горящие в канделябрах свечи создают определённое настроение и атмосферу. От этой работы веет нежным, романтическим чувством. «Мечтавший, как все дети о военной службе и мундире, чуть не плакавший о том, что мой отец хотел из меня сделать статского, вдруг охладел к военной службе и мундиру и хотя не разом, но мало-помалу искоренил дотла любовь и нежность к эполетам, аксельбантам и лампасам». Жажда героического, навеянного войной 1812 г., у Герцена прошла, юность взяла своё.
Неоднозначное впечатление складывается от изображения матери Герцена — Луизы Ивановны Гааг, показанной в обстановке собственной комнаты. Испуганные глаза говорят о шаткости её положения в доме мужа. «Моя мать, женщина чрезвычайно добрая, но без твёрдой воли, была совершенно подавлена моим отцом». В её неуверенных жестах угадываются страх, недосказанность. Совершенно по-иному мы воспринимаем других родных Герцена, в частности, его двоюродного брата по отцу — «Химика», изображённого в лаборатории с предметами, характерными для химических исследований. В портрете удачно переданы черты, свойственные «Химику», который «на своей почве был очень занимателен, чрезвычайно учён, остёр и даже любезен». На первый взгляд, эти портреты лишены движения, но, дополненные деталями обстановки, иллюстрации воспринимаются читателем не только рассудком, но и чувством. Многие страницы мемуарного романа наполнены общением Герцена с героическими людьми, также отражёнными в портретах. В большом романе писатель скажет о них: «...каждое лицо... есть представитель бесчисленного множества лиц одного рода». Но именно эти лица и проведут черту по сердцу читателя и зрителя. Подлинно великими художники изобразили В. Г. Белинского, которого Герцен невероятно ценил и «считал одним из самых замечательных лиц николаевского периода»; Т. Н. Грановского, «одарённого удивительным тактом сердца», человека «без ревнивой требовательности и без равнодушного "всё равно"»; Н. Кетчера, принадлежавшего к тем «странным личностям, которые развились на закраине петровской России, особенно после 1812 года, как её последствие, как её жертвы и как её выход». Герцен, вспоминая молодые годы, проведённые в Москве, писал: «Наша небольшая кучка друзей шла вперёд без значительного разномыслия; были оттенки, личные взгляды, но главное и общее шло из тех же начал». Поистине «удаль молодости, тюрьма и ссылка — эти ранние несчастья, пронёсшиеся, как вешние грозы» отмечал в романе Герцен. Эти литературные образы и в рисунке являются воплощением нравственной мощи студенческой молодёжи эпохи XIX в. с их волевыми, мужественными лицами, представляющими собой «индивидуальности». Все столкновения с властями, наказания тюрьмой и ссылкой, рассказанные писателем в романе, переданы художниками в динамичных рисунках, противопоставляющих образы лучших людей эпохи правящему классу. Следуя мысли романиста, художники отразили в портрете дорогого для Герцена А. Л. Витберга. Так о судьбе А. Витберга писал А. Герцен, находившийся с ним одновременно в ссылке в Вятке: «Средь уродливых и сальных, мелких и отвратительных лиц и сцен, дел и заголовков, в этой канцелярской раме и приказной обстановке вспоминаются мне печальные, благородные черты художника, задавленного правительством холодной и бесчувственной жестокостью». Впоследствии Герцен скажет себе: «Судьбу твою, мученик, узнают в Европе, я тебе за это отвечаю». Теперь образ Витберга продолжает жить и в рисунке.

В книге много сюжетных психологических иллюстраций. Удивительно тонко изображён художниками момент свидания ссыльного А. Герцена с П. Медведевой у раскрытого окна. Их лица, обращённые в глубину ночи, невидимы, но зрителю передаётся их чувственный восторг. Художники рисуют встречу в ореоле яркого света от зажжённых свечей и луны. Нам остаётся только догадываться, что могли чувствовать в этот момент влюблённые! Герцен вспоминал о своём увлечении в Вятке: «Медведева была одна из тех скрытно-страстных натур, пламенное сердце которых маскировано кроткими и тихими чертами...»

Большое впечатление производит портрет главной героини — юной Натали — в обстановке собственной комнаты. За окном сумерки. Тёмно-зелёное сукно, прикрывающее круглый стол, за которым она сидит, неясный иконный лик в углу комнаты, тёмное провинциальное платье героини подчёркивает весь драматизм её положения. «В длинном шерстяном платье, бледная до синеватого отлива, девочка сидела у окна. Она сидела молча, удивлённая, испуганная, и глядела в окно, боясь смотреть на что-нибудь другое. Сиротство и грубые прикосновения в самый нежный возраст оставили чёрную полосу на душе, которая никогда не срасталась». Цветовые отношения в рисунке тонко передают внутреннее состояние девушки, психологически точно подчёркивают её кротость, обаяние на фоне вынужденного затворничества. В серии портретов, посвящённых Наталье Захарьиной, есть и другие, как бы контрастирующие с теми, которые исполнены к первым главам, являющие собой иную психологию и выразительность. Решительностью, очарованием и женственностью проникнут её образ более позднего периода. С гордостью описывал Герцен новый образ: «Молодая девушка взошла; но это была не та молчаливая, застенчивая сирота, которую они знали. Непоколебимая твёрдость и безвозвратное решение были видны в спокойном и гордом выражении лица; это было не дитя, а женщина, которая шла защищать свою любовь — мою любовь». Художники находят оптимистичные цветовые решения в изображении нового образа, виртуозно прорисовывая сложный по живописи и композиционному строю портрет.
Вглядываясь в сюжеты рисунков, мы невольно определяем наше отношение к действующим лицам, осмысливаем их поступки, высокие чувства, а, сопоставляя с текстом, замечаем, что Рудаковы не всегда стремились в рисунке буквально следовать роману. От этого только выигрывали их иллюстрации, наполненные интересными творческими решениями. Отсутствие в них мелких подробностей даёт работу мысли читателю и зрителю.

В жанре иллюстрация-действие художниками хорошо прорисованы те главы Герцена, которые рассказывают об исторических драмах и носят повествовательный характер. Это серия иллюстраций на военную тему с многофигурными композициями, отражающими события 1812 г., страшный пожар Москвы, трагедию на Сенатской площади и многие другие, позволяющие глубже окунуться в атмосферу тех лет и общественных потрясений. В батальных действиях много лиц, показанных авторами опять же в жанре силуэта, достаточно убедительных и очень ритмичных. Достоинством в композиции является умение художников в каждой иллюстрации развернуть героев на зрителя, несмотря на их условные жесты и позы. Такое изображение даёт возможность глубже ощутить время и те переживания, которые испытывали русские деятели. Выбранная стилистика изображений, выражающаяся в манекенной условности персонажей, позволила художникам масштабнее отобразить запечатлённые Герценом события. Благодаря иллюстрациям эти темы получили не только развитие, но и органичное звучание, где нашли своё воплощение героические характеры и непримиримые конфликты. Говоря словами критика Г. Елизаветиной, это настоящая «героическая симфония» о событиях и людях.

Роман «Былое и думы» с цветными иллюстрациями в настоящее время стал для многих открытием, в котором через творческую фантазию художников состоялось новое прочтение лучшего литературного произведения А. И. Герцена.

К сожалению, экспозиция не смогла вместить весь иллюстративный ряд масштабной книги А. И. Герцена и, конечно, не получила полноценного искусствоведческого исследования. Эта интересная и нужная работа будет иметь продолжение, объектом которой станут 5–8 части мемуарного романа.

Список использованных источников

1. Герцен А. И. Былое и думы. Т. 1. М., 1987. С. 42, 74, 96, 210, 232, 246, 259, 307, 396, 445.

2. Мильдин А. Э. Издательский словарь-справочник. М., 2003. С. 169, 209.

3. Искусство иллюстрации // Нева. 1981. № 9. С. 161–162.

4. Якимович Ю. К. Мир печати. М., 2001. С. 69.