Главная > Выпуск №28 > Ответ сердитому критику

Ответ сердитому критику

А. А. Марков

В 27-м выпуске альманаха «Герценка: Вятские записки» был опубликован отзыв А. Л. Мусихина на две мои «фантазии о вятском летописании»1. Вообще-то, вятскому летописанию посвящена только первая фантазия2. Вторая посвящена анализу «Повести о стране Вятской» (далее ПСВ)3. В этом наше с ним принципиальное отличие. Для А. Л. Мусихина ПСВ – летопись, для меня – фальсификат под летопись начала XVIII в., в состав которого вошли, как определил ещё А. С. Верещагин («Начало великому Славенску»), переработанные в летописные статьи две вятские повести об основании города Хлынова и о Великорецкой иконе и выписки из «Вятского времянника»4.

В ПСВ автор неосторожно указывает на источник своего вдохновения. Рассказ неназванного новгородца об основании Хлынова беглыми новгородскими холопами. Как вятского патриота этот рассказ его возмутил, и он решил раскрыть миру «славную» историю основания города. В своей статье, посвящённой ПСВ, я и постарался проанализировав текст об основании города, восстановить эту новгородскую легенду и попытаться проследить, как она превратилась в «славную» легенду об основании г. Хлынова в XII в.

Уважаемый критик именует это фантазиями, соглашусь с ним. Однажды в пылу полемики историк и археолог А. Л. Никитин назвал работы уважаемого академика Б. А. Рыбакова – «историческими фэнтези». Это понятно. От древней и средневековой истории до нас дошло слишком мало свидетельств, часто они фрагментарны и противоречивы. Многие невозможно проверить по причине отсутствия других свидетельств. Поэтому историку и приходится строить гипотезы, выдвигать предположения, выстраивать логические цепочки доказательств от возможного, другими словами – проводить исторические реконструкции событий, основываясь на немногих известных фактах, дополняя пробелы в источниках своими гипотезами и предположениями или фантазиями, если этот термин так нравится моему почтенному критику.

Естественно, историк всегда помнит, что это его предположения, они могут соответствовать действительности, могут не соответствовать, могут соответствовать лишь частично. В этом отличие профессионального историка от фолк-историка, считающего, что, раз он открыл, то всё это – истина. Профессиональный историк всегда оставляет щель для скепсиса – а вдруг ошибаюсь? Я не исключение. Но желания усомниться в своей точке зрения сердитый гром уважаемого критика у меня не вызвал. Что-то надо ещё раз пересмотреть, в чём-то усилить аргументацию, в чём-то, наоборот, упростить. В этом и заключается польза любой критики, она или вызывает сомнения, или помогает отточить аргументацию.

Кроме того, мне хорошо понятна причина праведного гнева моего почтенного критика. Свои «фантазии» на вятскую тему я публикую с 2005 г. Это было так давно, что я успел кое-что пересмотреть, отчего-то отказаться в пользу более, на мой взгляд, близкой к реальности «фантазии». Но ранее я никогда напрямую не задевал «святая святых», библию вятской фолк-истории – ПСВ. Понятно, если ПСВ – фальсификат, пусть и XVII в., что стоит миф об основании г. Хлынова в XII веке. Ведь все остальные источники: общерусские летописи, актовые материалы – ничего не знают о Вятке до 1374 г. А город Хлынов впервые упоминается ещё позже – в середине XV в. Напомню, в ПСВ новгородцы основывают именно город Хлынов, а не Вятку.

В актовых материалах впервые упоминаются города на Вятке только в духовной грамоте Юрия Дмитриевича Галицкого, датируемой 1434 г. А ведь по ПСВ новгородцы основали не один город, а три, не считая городка на Каме, – Кокшаров, Никулицын, Хлынов.

Главное противоречие между позицией моего уважаемого критика и моей в том, что он верит в миф об основании Вятки в XII в., а я считаю это историографическим мифом, созданным средневековым вятским фолк-историком в поисках «славной» истории.

А. Л. Мусихин упрекает меня, что я называю его «искателем древних вятских летописей»5. Позволю себе процитировать себя самого: «А. С. Верещагин в 1905 г., публикуя на страницах “Трудов Вятской учёной архивной комиссии” Рязанцевский список “Летописца старых лет” (далее ЛСЛ), писал: “Не придавая особенно важного значения вятскому «Летописцу старых лет», мы, тем не менее, находим нужным издать его в «Трудах Вятской архивной комиссии», как по тому, что им пополняется (и заключается пока) цикл памятников вятской древней письменности летописного характера, так и потому, что этот письменный памятник, благодаря именно своей неизвестности, интересовал интересующихся местной историей и возбуждал в них «большие ожидания»: нам не раз приходилось слышать от таких лиц, что «вот отыщется Вятский Летописец старых лет и тогда уяснится многое темное в истории древней Вятки»”. Если Верещагин ожидал, что публикация ЛСЛ развеет эти наивные ожидания, он глубоко ошибался. Публикации Д. Уо и А. Л. Мусихина доказывают, что оптимизм – понятие неистребимое»6.

Дело не в поисках А. Л. Мусихиным древних вятских летописей, хотя мне эти поиски напоминают «поиски чёрной кошки в тёмной комнате, где её нет». Честь и хвала ему за это. Меня всегда настораживало его некритическое отношение к источникам и их известиям. Ещё раз процитирую самого себя: «Главным недостатком работ А. Л. Мусихина, превосходно выполненных в текстологическом плане, в том, что он этим текстологическим анализом и ограничивается. В библеистике, откуда этот анализ был заимствован, он хорошо работает сам по себе, восстановив первоначальный текст Библии, мы получим слово Бога, а он не ошибается. Летописи же пишут люди, а людям свойственно ошибаться. Поэтому в источниковедении и невозможно ограничиться текстологическим анализом, а требуется историческая критика»7.

Я ворчу на С. П. Серкина не потому, что он роет, роет, роет и нарывает и новые, и хорошо забытые источники по вятской истории. И отмечаю это явление как одно из его достоинств, особенно то, что он активно их издаёт, делает доступными для всех, интересующихся вятской историей. Но меня всегда глубоко огорчает его неумение работать с источниками, некритичное отношение к ним, и это простительно ему, он краевед-любитель, не получивший хорошего профессионального исторического образования.

Мне иногда кажется, что все эти игры в поиски новых копий с «ПСВ», её текстологические штудии, затеяны сторонниками мифа об основании г. Хлынова в 1181 г. или ранее с одной целью – оттянуть или вообще снять с повестки вопрос о её исторической критике. Как показали работы А. С. Верещагина, исторической критики известия «ПСВ» не выдерживают. А ведь, в сравнении со мной, он был довольно лоялен и либерален в своей критике.

Ведь ничего нового для решения вопроса об основании города не найдено. Все перечисленные критиком находки относятся к XVII в., в лучшем случае к XVI в., и какое отношение это имеет к основанию города в XII в.? Позиция В. В. Низова, с научной точки зрения, более оправдана. Если в XV в. на Вятке было летописание, в него вполне могло попасть известие об основании города в 1374 г. В этом я согласен с моим сердитым критиком, убедительных доказательств существования его в XV в. нет. Сам же А. Л. Мусихин пишет: «…можно сделать вывод о существовании вятской летописной традиции ранее середины XVII в. Точной даты её появления указать невозможно, предположительно можно назвать период с середины XVI в. до середины XVII в.»8

И как известие XII в. попало в «летописную традицию», пусть даже середины XVI в.? Напомню, высокая степень доверия историков к летописным известиям определяется тем, что они составлены современниками или со слов современников.

И как разумно объяснить двухсотлетний разрыв в хронологии ПСВ между известием о походе новгородцев на Каму в 6682 (1174) и основанием ими через семь лет Хлынова и следующим известием о нахождении Великорецкой иконы в 6891 (1383) г.? Мои «фантазии» это объясняют. Первоначально в тексте ПСВ стояла дата 6882 (1374) г. Это даёт последовательную хронологию:

6882 (1374) – поход новгородцев на Каму.
6889 (1381) – основание Хлынова.
6891 (1383) – нахождение Великорецкой иконы
6897 (1389) – смерть Дмитрия Ивановича Донского и т. д.

И лишь впоследствии из-за плохой сохранности текста или из желания удревнить вятскую историю дата была исправлена на 6682 (1174). Похоже, первым на это несоответствие в хронологии обратил внимание автор, снимавший копию, известную как «Толстовский список». Там дата нахождения иконы – 6791 (1283) г., если это не опечатка издателя. Если нет, то понятна и причина отсутствия в «Толстовском списке» начала статьи 6682 г., сохранившейся в копии, известной как «Миллеровский список»: «во дни великого князя Ярослава Владимировича». В начале работы над ПСВ я, вслед за другими историками, гадал, что это за великий князь Ярослав Владимирович, правивший в 1174 или 1374 г.?

Лишь позже, поняв, что имею дело не с историческим, а фольклорным источником, разгадал загадку – речь идёт о Ярославе Владимировиче Мудром, великом князе Киевском (1015–1054). Скорее всего, фраза попала в ПСВ из рассказа неназванного новгородца. Рассказанная им история об основании г. Хлынова беглыми новгородскими холопами происходила, как и принято в фольклорном тексте, во времена самого легендарного новгородского князя – Ярослава Мудрого. Опять «фантазии»? Но что делать, если они помогают лучше понять текст ПСВ, чем все её учёные текстологические штудии. Фольклорный текст – это фольклорный текст, у него свои отношения с исторической реальностью, даже если его однажды превратили в летописную статью.

Что же касается «Вятского временника» и вятского «Летописца старых лет», то наличие в них известий о пожарах в Москве первой половины XVII в., при полном отсутствии известий таковых в Хлынове, говорит о том, что составлены они в Москве, на основе общерусских летописных памятников и дополнены московскими известиями. С середины XVII в. на их страницах появляются известия о событиях в г. Хлынове, в том числе пожарах, при полном отсутствии известий о таковых в Москве. Это свидетельствует об их приобретении жителями Хлынова, которые и продолжили их известиями о вятских событиях второй половины XVII в. Это факты, их никаким «сравнительно-текстологическим» анализом не отменишь. Кстати, очень важная текстологическая проблема – общерусские источники, лёгшие в основу «Вятского временника». Ведь именно в них содержались летописные известия о Вятке XV–XVI вв., отражённые в «Вятском временнике» и попавшие из него в ПСВ. В своё время ею занимался А. С. Верещагин, но с тех пор наши знания о средневековых русских памятниках летописного типа значительно расширились, и возможно, что-то в его выводах нуждается в уточнении.

И что сказать в заключении – я человек «эпохи плюрализма», и, если уважаемый А. Л. Мусихин считает, что город Хлынов основан в XII в., – это его право. Как моё право скептически относиться к этому утверждению, считая его не более чем возрождением средневековой фолк-истории. Кто из нас прав – рассудят история, время и читатель. Мне иногда исследование истории напоминает судебный процесс. Историк – дотошный следователь (защитник или обвинитель), время – строгий судья, читатели – многоликое собрание присяжных заседателей.

Что касается сердитого тона моего уважаемого критика: «Юпитер, ты сердишься, значит, ты в чём-то не прав»…

С уважением, вятский «фантаст»

Примечания

1 Мусихин А. Л. Фантазии о вятском летописании // Герценка: Вятские записки. Киров, 2015. Вып. 27. С. 224–236.
2 Марков А. А. К вопросу о вятском летописании : (по поводу последних публикаций о вятском «Летописце старых лет») // Вятская земля в пространстве исторической памяти: (к 119-летию открытия ВУАК). Киров, 2015. С. 63–68.
3 Марков А. А. «Повесть о стране Вятской»: несколько источниковедческих замечаний // Город на Вятке: история, культура, люди. Киров, 2014. С. 54–59.
4 Верещагин А. С. Повесть о стране Вятской. Вятка, 1905. С. 59–67.
5 Мусихин А. Л. Указ. соч. С. 232.
6 Марков А. А. К вопросу о вятском летописании… С. 63.
7 Там же. С. 63-64.
8 Мусихин А. Л. Указ. соч. С. 232.