Версия для слабовидящихВерещагины
Н. А. Баженова
В альманахе «Герценка: Вятские записки» № 26 (Киров, 2014) была опубликована статья заслуженного учителя РФ Натальи Андреевны Баженовой «Васнецовские корни моего родового древа». Сегодня она продолжает эмоциональный, взволнованный рассказ о своих предках, основанный на архивных разысканиях и воспоминаниях близких.
Вятский историк Верещагин
Об известном вятском историке Александре Стефановиче Верещагине я, филолог, была, конечно, наслышана. Знала, что он носит то же самое имя и даже родился, как и мой прапрадед, в Уржуме, в семье дьякона. Упорно искала отца этого учёного, ещё одного дьякона Стефана Верещагина, но, кроме своего предка, служившего в Троицком соборе, а затем в Воскресенской церкви Уржума, не нашла. Мысли об историке оставила, тем более, не в моих правилах искать родню среди известных людей. Почему-то не очень насторожила меня запись в клировых отчётах о сиротствующих по Воскресенской церкви города Уржума за 1855 год, а скорее удивила: «Вдова умершего дьякона Стефана Григорьевича Верещагина Анна Петровна (56 лет) имеет сына Александра (21 год), который обучается в Казанской духовной академии»1. Помню, на этой выписке поставила жирный красный знак вопроса. Да, сын Александр есть, думала я, но ему 30 лет, он давно служит священником в Курчуме, благополучно женат, у него уже четверо детей, в том числе мой прадед. Не может он учиться в Казани. Наверное, описка, ничтоже сумняшеся, решила я.
Несколько месяцев вопрос оставался без ответа, пока я в поисках даты смерти Стефана Верещагина не заказала клировые ведомости по Уржумскому уезду за 1852–1854 годы, где снова речь шла о загадочном двойнике моего прапрадеда, который в 1852 году учился в Вятской духовной семинарии, а в 1854 году – в Казанской академии.
И тут я вспомнила: не раз мне на глаза попадали списки детей священников, в которых были указаны сыновья с одним и тем же именем2. Наличие таких удивительных фактов подтвердил и отец Андрей (Дудин).
Боже мой! Да ведь мой прапрадед и историк – родные братья, оба носят одно имя – Александр Стефанович Верещагин! Не догадалась сразу потому, что в Уржумском уезде, в отличие от Нолинского, Вятского, Слободского, указывали в отчётах только тех детей, которые находились на попечении родителей. Вот и получалось, что в ранних ведомостях я видела старшего Александра3, а в поздних – только младшего4, полагая, что это один и тот же человек.
Что-то мне подсказывает, что кировский краевед О. Н. Виноградов, написавший в «Вятской энциклопедии» статью о с. Курчум, тоже до конца не понимал, что историк А. С. Верещагин не просто «часто приезжал в село»5 – он ездил в Курчум в гости к своему родному брату, абсолютному тёзке, священнику Александру Стефановичу Верещагину. А может быть, краевед их перепутал?
(Кстати, Олегом Николаевичем здесь допущена неточность: О. А. Васнецова, бабушка художников, не «прожила всю жизнь в Курчуме». Как мы знаем, в 1863 году вместе с Верещагиными она уехала в Васильевское, а в 1891 году – в Куракино.)
Чтобы расставить все точки над i, заказала в архиве ещё несколько клировых ведомостей по Уржумскому уезду, по которым чётко видно: мой прапрадед Александр Стефанович Верещагин (1825) и вятский историк Александр Стефанович Верещагин (1835) – родные братья6.
Спасибо бабушке и дедушке, задали мне головоломку.
В отчёте по Воскресенской церкви г. Уржума (в примечании) указана и дата рождения второго сына Александра в семье Стефана Верещагина – 30 августа 1835 года7.
А. С. Верещагин после Казанской духовной академии преподавал латинский язык в Вятской семинарии и в мужской гимназии до 1882 года. Это год смерти его родного брата – тёзки. Не смерть ли брата повлияла на дальнейшую судьбу будущего учёного, показав, что надо торопиться сделать в этой призрачной жизни что-то важное, сто́ящее? Ведь он остался жить за двоих.
А. С. Верещагин создаёт Вятскую учёную архивную комиссию и становится редактором альманаха «Труды ВУАК». На его работы до сих пор опираются многие современные историки. Он, как пишет Виктор Аркадьевич Бердинских, «фактически заложил мощную историческую базу местной историографии».
Надеюсь, я не подвела известного родственника в своих исторических изысканиях. Мой метод работы с архивными документами (случайно?) оказался таким же, как у А. С. Верещагина: собрать фактический материал (груды выписок на отдельных листочках) и лишь потом, после обдумывания и сопоставления, подробно и детально описывать события, составляя таблицы, схемы, без которых невозможно осмысление исторических связей.
Об историке А. С. Верещагине написано достаточно много. Ему посвящена отдельная глава «Слово о Верещагине» в книге Виктора Бердинских «Вятские историки»8, где даётся подробная биография учёного и высоко оценивается его вклад в развитие истории и архивного дела Вятки.
Пожалуй, самые интересные воспоминания о своём преподавателе оставил Л. А. Спасский, которые опубликованы в 20-м выпуске альманаха «Герценка: Вятские записки». Мне интересна его характеристика как педагога: «Преподавал он образцово, систематически, не накладывая на учеников непосильной работы. Учиться у него было легко. Был он вполне хороший преподаватель, если б к ученикам был снисходительнее, но он был строг и язвителен. Один его взгляд… колол учеников в самое сердце. В похвалу ему нужно сказать, что он не прибегал больше ни к каким наказаниям, редко-редко разве выгонял из класса. Ещё одно достоинство было у Александра Стефановича – это его умение рассказывать о каком-нибудь событии или личности из древней истории очень увлекательно, а это все служило оживлением урока»9. Если бы мои ученики дали обо мне как учителе такой же отзыв (а многие из его принципов соответствуют моим), я была бы горда и счастлива.
Л. А. Спасский описывает и портрет своего наставника: «…роста он огромного и худой. Носил длинные, несколько курчавые, чёрные, а в старости седые волосы». Ещё до того, как это прочитала, представляла его брата – тёзку, моего прапрадеда, именно таким: очень высокий, сильный, черноволосый. Может быть, их богатырская сила от бабушки – крестьянки Ксении Димитриевны? А цепкий ум, логика, стремление познавать мир – от деда по матери, священника Петра Порфирьевича Буевского? Ведь Пётр Буевский10 начал церковную службу в Уржумском уезде ещё в 1774 году, когда уезд относился к Казанской епархии. Умных, образованных людей в провинции было очень мало. С 1793 года он служил в селе Лопьял. В Троицкой церкви этого села священствовал более 30 лет, поэтому и старший брат его зятя Андрей Григорьевич Верещагин оказался в Лопьяле11. Да, притягательным оказался Лопьял для Верещагиных и их родни. Кстати, некоторые свои научные статьи А. С. Верещагин подписывал «А. Буевский», фамилией деда по матери.
Умер А. С. Верещагин 5 декабря 1908 года от воспаления лёгких. Я почти уверена, что за несколько лет до этого он не раз встречался с женой своего брата Александрой Александровной Вечтомовой – Верещагиной, которая жила в Кстинино с сыном Константином с 1897 до 1904 года, года своей смерти.
И снова видим ошеломительные совпадения: курчумский Верещагин был женат на Александре Вечтомовой; Евгения, единственная дочь историка Верещагина, рано оставшаяся сиротой после смерти матери Надежды Фармаковской, вышла замуж за Александра Николаевича Вечтомова, преподавателя Вятского духовного училища. Их родной брат Николай Стефанович Верещагин женил своего младшего сына Иоанна на дочери священника Иоанна Вечтомова – Александре Вечтомовой. Снова повторение имён, снова клубок родственных сцеплений, как у Верещагиных – Васнецовых.
Только закончив свои записки, осознала, что в какие-то моменты своей работы «выдумала велосипед». Наверное, было бы проще отталкиваться от известных краеведческих материалов. Так, после долгих поисков родственных связей учёного-историка с моим прапрадедом, наконец-то, в краеведческом отделе Герценки читаю статью В. Бердинских о Верещагине: «Два Александра в одной семье, видимо, называли не раздумывая, по святцам»12. Зато сколько удовольствия получила, когда сама, как первооткрыватель, обнаружила этот удивительный факт!
Да, почти все сведения о своих предках нашла самостоятельно в первоисточниках: в клировых ведомостях, в метриках, в личных делах священников. Лишь в конце работы обнаружила, что кое-что уже опубликовано. Этот путь сложнее, зато оказался эффективнее. Никогда не откопала бы, например, никому не известные данные об О. А. Васнецовой или историю жизни моего деда А. С. Верещагина, ведь всё бы затмила фигура его известного брата – тёзки.
Многие современники Александра Стефановича Верещагина отмечали взрывной, язвительный, неуживчивый характер учёного, когда была необходимость отстаивать свои убеждения. Нужно ли удивляться, что его племянник Пётр Александрович Верещагин был по характеру точной копией своего дяди? О нём пойдёт речь в следующей главе.
Взбунтовавшийся священник,
или В поисках справедливости и правды
Пётр Александрович Верещагин13, мой прадед, родился 19 июля 1852 года в Курчуме, в семье священника Александра Стефановича Верещагина. Вернее, в большой семье Вечтомовых – Верещагиных, где царили любовь, теплота и понимание. Дети – погодки (Оля, Павел, Пётр), а потом и Костя – были с рождения очень привязаны друг к другу. По-другому и быть не могло: их воспитанием и начальным образованием занимались великолепные женщины, три родные сестры Вечтомовы – их мать Александра Александровна, Ольга Александровна Васнецова, бабушка будущих знаменитых художников Виктора и Аполлинария Васнецовых, и Елизавета Александровна Шкляева. Учили ценить дружбу и взаимовыручку в человеческих отношениях, красоту и гармонию в мире. Поэтому, когда приезжали их «племянники» Васнецовы, ровесники курчумских мальчишек, взаимопонимание было полным.
Воспитывали детей Верещагиных на примере отца. Александр Стефанович был превращён в семье в культ обожания и подражания: учили работать с полной отдачей сил, всё делать на совесть, а не за награды и деньги; держать слово и отвечать за свои поступки, не пасовать перед трудностями; быть честным перед Богом, людьми и своей совестью; быть абсолютным трезвенником. И естественным результатом такого детского почитания был выбор дальнейшего пути. Как и любимый папа, Пётр поступает в Вятскую духовную семинарию. Но, повзрослев и поняв, как нелегко живётся отцу, который похож на белку, бегающую по кругу: работа, служба – дом, семья – школа, уроки, молодой человек решил изменить судьбу. В 1874 году по собственному желанию вышел из Вятской семинарии со свидетельством об окончании курса в 7 классов и поступил в Петровскую духовную академию.
С 25 августа 1875 года стал учителем земской школы в селе Салтакъял Уржумского уезда, исполняя и должность законоучителя. Работа нравилась, приносила моральное удовлетворение. Казалось, так будет всегда. Но человек предполагает, а Бог располагает.
В 1879 году Пётр Верещагин женится на Анне Павловне Зубаревой, дочери куракинского священника. Молодой муж понимает: ответственность за семью лежит на нём. Берёт кредит в банке и в селе Салтакъяльском строит мукомольную мельницу, которая начинает приносить небольшой доход. Но семья пополняется. Отцу хочется, чтобы жена и дети ни в чём не нуждались. Уроками больше не заработаешь.
Тесть Павел Иванович Зубарев не раз намекал, что всё-таки стоит подумать о карьере священника, глядишь – и денег в семье будет больше. Но сильнее всего поразила Петра смерть его обожаемого отца в 1882 году. Он винил себя: ему казалось, что он предал родного человека, предал его дело, что надо было не расстраивать отца, а сразу заниматься тем, что на роду написано.
Подаёт прошение в Епархиальный совет о подыскании ему церковной должности. 4 июля 1885 года определён псаломщиком к Казанско-Богородицкой церкви села Салтакъял. А уже через полгода, 16 января 1886 года, рукоположен в сан дьякона преосвященнейшим Макарием и определён к Васильевской церкви села Байсинского Уржумского уезда.
Через полтора года, 3 октября 1887 года, умирает его тесть, священник Павел Иванович Зубарев (мой прапрадед), о котором стоит сказать особо.
Павел Иванович Зубарев (1825–1887)14 – известный в Уржумском уезде священник. После окончания курса богословия в Вятской семинарии с аттестатом 2 разряда был посвящён в сан дьякона преосвященнейшим Неофитом и определён в село Сретенское Нолинского уезда. Через два года попросил переместить его в город Нолинск к Николаевскому собору, где с 1837 года служил дьяконом его старший брат Тимофей Зубарев. В Нолинске Зубаревы прожили 10 лет.
А затем произошло событие, которое определило всю его оставшуюся жизнь: 30 апреля 1861 года преосвященнейшим Агафангелом посвящён в сан священника и назначен настоятелем Вознесенской церкви села Куракино Уржумского уезда (сегодня это село относится к Республике Марий Эл). Именно здесь, в Куракино, проявились лучшие качества П. И. Зубарева как священника и как человека. Епархиальное начальство постоянно объявляет ему благодарности «за отлично-ревностное прохождение возложенных на него обязанностей», за усердие в утверждении своих прихожан в православии. Пожалован набедренником, скуфьёю, камилавкою.
Но главным делом своей жизни Павел Иванович считал обучение детей грамоте. Безграмотность крестьян была удручающей: больно было смотреть на каракули, которые выписывали крестьяне, когда им надо было просто расписаться в метрической книге.
7 октября 1874 года Павел Иванович Зубарев основал куракинскую школу, где был и заведующим, и законоучителем. В клировых ведомостях отмечалось как достижение, что священник Зубарев сочинил три своих проповеди.
Павел Иванович вместе с женой Надеждой Фёдоровной воспитали шестерых детей. Трёх дочерей выдали за священников, в том числе Анну – за Петра Верещагина. Старший сын Симеон стал частным приставом в Вятке, а младший Николай после окончания семинарии был посвящён в сан иерея.
После кончины Павла Ивановича Зубарева просторный куракинский дом, где ещё недавно жила большая дружная семья, осиротел: остались только вдова Надежда Фёдоровна и младшая дочь Ольга. Осиротела церковь. Осиротели паства и ученики.
И, как это уже не раз случалось с Верещагиными, заботы о семье умершего взял на себя зять – Пётр Александрович Верещагин15, а, значит, через три недели после похорон, он получил место священника в церкви Вознесения.
Деревянная церковь, которая была построена 50 лет назад по указу императора Николая I, требовала ремонта. В плачевном состоянии были и другие здания, принадлежавшие церкви: дом для священника – ровесник самой церкви, дом для просвирни… Пётр Александрович – человек деятельный и самостоятельный – с энтузиазмом взялся за хозяйственные преобразования на церковной земле. Он построил новый дом для псаломщика, заново отремонтировал дом дьякона, открыл Яндемеровскую миссионерскую школу с отдельной квартирой для учителя. По своим наклонностям мой прадед, конечно, был строитель, созидатель. Ему с лёгкостью удавалось возводить новые дома, школы, мельницы. Он с радостным воодушевлением обустраивал церковные службы, сажал деревья. Вот куда ему надо было направить все силы своей души.
Для своей растущей семьи построил и собственный дом. С женой Анной Павловной воспитал восемь детей. Имена детям подбирали со смыслом, ведь и свои имена считали «говорящими»: Пётр (греч.) – камень, кремень (позже мы увидим, как точно характеризует его имя) и Анна (греч.) – грация, изящество. Дочек назвали Вера, Надежда, Любовь и Варвара – иноземная краса; сыновей: Аркадий – житель райской страны Аркадии, Виктор – победитель, Василий – царский. Имена славянские и греческие. Только самого младшего, моего дедушку, окрестили еврейским именем Рафаил – исцеление Божье. Почему? Предполагаю, что назвали по святцам. А вот о том, помогло ли ему имя в жизни, защитило ли его от несчастий, обязательно расскажу в следующей главе.
В делах семейных Пётр Верещагин принимал самое активное участие. Как и отец, заботился о родственниках: с ними жила мать Александра Александровна, в 1891 году приехала в Куракино из Васильевского тётя Оля Васнецова16. Хотелось бы сказать, что курчумская жизнь вернулась. Только время безжалостно: прошлое не возвращается. Ольга Александровна совсем старенькая, глаза только остались прежними, любящими. Нет ни отца, ни сестрички Оли, ни тёти Лизы.
А вскоре, как ни старались все опекать старушку, и Ольга Александровна Васнецова ушла в мир иной, оставив навсегда в душе всех Верещагиных самую добрую и светлую память. С её уходом словно что-то надломилось в семье, как будто сломалась последняя опора.
Не оставлял Пётр Александрович без внимания и семью покойного тестя Павла Зубарева: тёщу Надежду Фёдоровну и младшую сестру жены Ольгу, которую выдал замуж за достойного человека, священника Аркадия Бобровского17.
Пётр Александрович серьёзно, как и к любому делу, подходил к воспитанию и образованию детей. В этом ему помогали и мать, и тёща Надежда Фёдоровна. Дочки окончили Вятское епархиальное училище, старшие сыновья – Вятскую семинарию.
Продолжил Пётр Александрович и педагогическую деятельность своего тестя в Куракинской земской школе и в Яндемеровской миссионерской школе. Учителем был строгим и принципиальным, на сделки с совестью не шёл. Поэтому, когда в 1903 году не согласился с завышением оценок, протокол не подписал. Взрывной характер помешал объяснить всё спокойно. В результате вышел указ Вятской духовной консистории за № 18169: «За неподписание протоколов экзаменационной комиссии и за написание объяснительного рапорта своему начальству в сильно приподнятом тоне с неуместными выражениями священнику Верещагину объявляется строгий выговор в административном порядке без внесения сего в его послужной список»18. Хотелось бы мне хоть одним глазком взглянуть на этот рапорт. Представляю, какими эпитетами наградил Пётр Александрович своих коллег. А то, что мой прадед был человеком вспыльчивым, резким, говорит его почерк и подпись очень размашистая. Кстати, после всех жизненных перипетий роспись стала ещё более угловатой и крупной.
Вроде бы, всё обошлось. Даже в личное дело выговор не внесли, но не успокоилась куракинская церковная братия. И под лозунгом «А-а-а, ты возомнил себя самым умным! Посмотрим – посмотрим, такой ли ты безгрешный!» священнику Верещагину была объявлена война, в которой все средства хороши: подглядывание, наушничание, подзуживание прихожан. «Наверх» полетела жалоба, в которой священник обвинялся в том, что от черемисов за венчание брал бо́льшую плату. В результате инородцы, отказываясь от церковного обряда, стали «незаконно сожительствовать». Верещагин не просто отрицал все обвинения в свой адрес, а, наоборот, объяснял, что как раз другие священники, обуреваемые жаждой наживы, требуют дополнительных денег.
Уверена, что, воспитанный в семье Вечтомовых – Верещагиных, где алчность была неприемлема, где безвозмездное служение на благо просвещения ставилось во главу угла, мой прадед не мог быть рвачом. А вот презирать подобных людей мог вполне. Зная его вспыльчивость, мы понимаем, что презрение подкреплялось нелестными отзывами.
По этому делу началось следствие, которое пришло к выводу: «Отец Верещагин обвиняется в непринятии мер к прекращению блудных сожительств среди своих прихожан-инородцев и в неисполнении предписания епархиального начальства. Посему в административном порядке перемещён из села Куракино в село Зюздино-Афанасьево Глазовского уезда на вакансию младшего священника с подчинением его особому руководству местного настоятеля и благочинного».
Пётр Верещагин «закусил удила», пошёл на принцип и, не подчинившись приказу, в Зюздино не поехал. Чего ради он должен покидать обжитое место, уезжать из Куракино, из собственного дома, вместе с маленькими детьми? (Моему деду тогда было девять лет.)
Враг вызов принял: обвинения посыпались градом. В чём обвиняли?19
– В отвлечении церковных – бывшего караульщика и внутренних сторожей – от исполнения их прямых обязанностей для своих домашних работ;
– в вырубке кустарника на церковной земле под луга и фруктовый сад без согласия причта и епархиального начальства;
– в учинении замешательства на царском молебне 14 ноября 1906 года при пении тропаря «Спаси, Господи!»;
– в самовольных отлучках более чем за 25 верст без билета благочинного. (Ездил на похороны матери в село Кстинино. – Н. Б.);
– в сообщении неверных сведений о числе ходатайств перед господином губернатором, которые подают черемисы, не пожелавшие принять православие. (Я так понимаю: заниматься приписками дед не мог и не желал. – Н. Б.);
– в нежелании подчиняться распоряжениям епархиального начальства о недельной епитимии в монастыре, несмотря на предупреждения;
– в оскорблении благочинного угрозой жалобы на Высочайшее Имя, с представлением письма А. Рукина, бывшего преподавателя Вятской семинарии и неофициального редактора газеты «Епархиальные отголоски», в желании добиться освобождения от присуждённой ему епитимии. (Значит, были священники, которые приняли сторону обвиняемого? – Н. Б.).
На все эти претензии Пётр Верещагин писал собственные рапорты в благочиние своего округа, откуда приходили ответы, по которым видно, что, во-первых, заниматься этой «грызнёй» никому не хочется и, во-вторых, виновным считают его, священника Верещагина.
Тогда Пётр Александрович говорит во всеуслышание, что благочинными выбирают недостойных, которые ни в чём разобраться не могут. Благочинный Иоанн Порфирьев тут же издаёт новый указ, в котором обвиняет священника Верещагина:
а. в клевете на начальство, будто бы оно получает не только выгоду, но и наживу, которую приносят доносчики;
б. в немиролюбии (т. е. в неуживчивости. – Н. Б.) с настоятелем, священником Николаем Пановым, и с благочинным священником Иоанном Порфирьевым, а также в бездоказательном обвинении последнего в нерадении к своей службе и в любви к деньгам;
в. в критике назначений благочинных, которые сей священник считает несправедливыми.
И Пётр Александрович Верещагин делает шаг назад: раз нет возможности служить в Куракино, раз вокруг одни недоброжелатели – отправьте в Нолинский уезд, там живёт старшая дочь Вера с мужем – дьяконом Ардалионом Овчинниковым. 28 августа 1904 года согласно своему прошению перемещён в село Зыково Нолинского уезда священником в Свято-Троицкую церковь20, где прослужил меньше двух лет. К опальному священнику отношение особое: примечается всё, каждому хочется клюнуть сильного и гордого человека, оказавшегося беззащитным. Снова придирки и обвинения. Всё тщательно фиксируется.
20 июля 1905 года священник Верещагин отдаёт распоряжение внести в храм жертвуемое в Ильин день мясо и весы для взвешивания этого мяса, дабы разделить после службы между членами причта.
14 августа, в воскресный день, накануне праздника в честь Успения Божией Матери, устроил помощь для жатвы овса, сопровождавшуюся, к соблазну раскольников, угощением водкой, песнями и плясками.
Есть и более важное обвинение: «23 марта 1905 года ни перед вечерней, когда его просил крестьянин Тимофей Новосёлов, приехавший за ним на лошади, ни после вечерни не посетил со Святыми тайнами больного – убогого от рождения, не владевшего ни руками, ни ногами крестьянина Симеона Новосёлова, на другой день рано утром умершего без исповеди».
Если это действительно так, то священник, допустивший невнимание к пастве, к её болям и несчастьям, конечно, виноват. Только судить по справедливости непросто: мы ведь слышим только одну сторону. А как объяснил свой отказ ехать к больному сам обвиняемый, мы не знаем. Где-то в церковных анналах хранятся, наверное, его объяснительные.
6 марта 1906 года П. А. Верещагин просит перевести его в Яранский уезд, там служит Аркадий Бобровский, муж свояченицы, которая его очень любит и уважает. Просьба удовлетворяется: Пётр Александрович определён к Богоявленской церкви села Великополья.
А пока он служил в Яранске, не нарушая церковных законов, указы и обвинения, о которых было сказано выше, отправляются в Вятку, к епархиальному начальству, реакция которого оказалась очень любопытной. С одной стороны, с Верещагина снимаются все обвинения как «необоснованные». В Вятке к затравленному иерею отнеслись даже с сочувствием: «…принимая во внимание, что священник Верещагин ведёт трезвый образ жизни, оказался невиновным во многих проступках, приписанных ему в жалобах бывшего церковного старосты Василия Столбова, крестьян П. Кудрявцева и П. Рябинина, а также дьякона Георгия Белогусьева, поставлен в условия жизни среди недоброжелательных к нему лиц: священника Панова и дьякона Белогусьева, и имеет большое семейство, 11 февраля 1908 года постановляем оказать ему снисхождение»21. Если бы на э
