Главная > Выпуск №25 > Вятские записки японского наездника Фукусимы Ясумасы

Вятские записки японского наездника Фукусимы Ясумасы

В. К. Семибратов

В 1923 г. сотрудники Малмыжского музея местного края задумали издавать рукописные «Труды». Первый выпуск таковых увидел свет осенью того же года. Открывался он статьёй первого заведующего просветительским учреждением, выпускника юридического факультета Казанского университета О. А. Забудского (1861–1927) о музее как «необходимом культурно-просветительном учреждении»1.

Уделил автор внимание и своеобразию Малмыжской земли. Прорезанная Сибирским трактом, кого только ни пропустила она через себя с запада на восток и с востока на запад! Среди наиболее колоритных фигур Оттон Александрович называет итальянского графа Боргезе, следовавшего на автомашине из Пекина вперегонки с немецкими спортсменами, и «японского майора Фукишиму». Этот проезжавший верхом из Берлина в Японию путешественник, говорится в журнале, «удивлялся необъятному протяжению России, когда ему, доехавшему только до с. Кильмези Вятской губ., пришлось переменить уже 4-ю лошадь»2.

Источник информации О. А. Забудский не указывает, но не исключено, что он сам виделся с необычным наездником в с. Большая Кильмезь, где служил в то время земским начальником.

Подробный рассказ о Фукишиме находим в книге Синтаро Накамура «Японцы и русские: Из истории контактов»3. Главка называется так: «Подполковник Фукусима совершает на лошади поездку по Сибири» (как видим, военный был рангом выше, нежели обозначен О. А. Забудским, да и написание его имени несколько отличается от приведённого в рукописном журнале).

Итак, подполковник Фукусима Ясумаса (1852–1919), ставший со временем генералом сухопутных войск, 11 февраля 1892 г. выехал на лошади из столицы Германии.

Подполковник Фукусима Ясумаса

Выпускник университета «Нанко», прекрасный знаток географии и иностранных языков, он провёл в Берлине около четырёх лет в качестве военного атташе японского посольства. Когда настала пора возвращаться на родину, он, как предполагает С. Накамура, по указанию генерального штаба японских войск выбрал путь через Сибирь. Так что отнюдь не любовь к географии явилась главной целью его поездки, а «военный шпионаж в России, с которой Япония собиралась начинать войну»4.

В дальнейшем жизнь Фукусимы, как следует из посвящённой ему в одной из японских энциклопедий биографической справки, складывалась следующим образом:

«При инциденте “Иху-тань” в 1899–1901 гг. он возглавил специально отправленные японские войска в Китае. Это было единственным командирским опытом для Фукусимы. Во время русско-японской войны он участвовал в ней в качестве штабного офицера японских войск в Маньчжурии (как заведующий вторым отделом, т. е. по разведыванию). После войны – заместитель начальника Генерального штаба (в 1906–1912 гг.), потом генерал-лейтенант, затем барон. Будучи армейским генералом, он ушёл с военной службы в отставку. С тех пор он был вице-президентом союза резервистов. В течение более 30 лет (от ранга лейтенанта до генерал-майора) он работал информационным офицером»5.

В книге «Японцы и русские» основное внимание уделено пребыванию подполковника в Сибири. О предшествующем же маршруте Фукусимы сказано лишь, что, «проехав Польшу, он прибыл в Россию, несколько дней провёл в Петербурге, затем, миновав Москву и перевалив через Уральский хребет, в конце сентября ступил на землю Сибири»6.

504 дня понадобилось японцу, чтобы, преодолев путь почти в 14 тыс. 200 км, добраться до Токио. Здесь 29 июня 1893 г. его ожидала востор­женная многотысячная толпа соотечественников, причём, замечает С. Накамура, встреча эта была «торжественней, чем празднование дня Конституции в тот же день»7.

Секретный отчёт подполковника об увиденном и услышанном пригодился японским властям при подготовке к войне с Китаем и Рос­сией. Описал Фукусима своё путешествие и в серии очерков, печатавшихся в газете «Окаса Асахи Симбун». Под названием «Записки конного похода через Сибирь, совершённого японским офицером» эти очерки были изданы затем в Европе на немецком языке, знали о них и в России.

Газетные публикации пригодились и при подготовке к печати книги «Поход одинокого наездника от Берлина до Токио», вышедшей в свет в 1918 г. в токийском издательстве «Кониси-Сётэн». Составителем и редактором издания выступил бывавший в России Сюнъё Нонака, который указал на титульном листе, что текст ему «армейский генерал и барон Ясумаса Фукусима продиктовал».

При посредничестве сотрудницы Института этнологии и антропологии РАН кандидата исторических наук Л. И. Миссоновой вятские страницы книги (главку «Отдыхать днём и ехать ночью») любезно согласился перевести на русский язык эмеритальный профессор Университета Хоккайдо (г. Саппоро) Коити Иноуэ. Окончив в 1975 г. аспирантуру Токийского университета по специальности «Культурная антропология», он в течение многих лет трудился в Центре славянских исследований Университета Хоккайдо, став известным знатоком жизни и быта коренных народов Сахалина, к коим совершал многочисленные экспедиции.

Сделать перевод оказалось делом нелёгким, поскольку, по выражению ведущего научного сотрудника Института востоковедения РАН, приглашённого профессора Токийского университета Такусёку В. Э. Молодякова, со времён Фукусимы «японский язык пережил большие изменения, в том числе на уровне иероглифики и слоговой азбуки – намного большие, чем русский (сопоставимо в лучшем случае с языком петровской эпохи»8.

Профессор университета Хоккайдо
(г. Саппоро) Коити Иноуэ

Конечно, с точки зрения русского языка, в переводе Коити Иноуэ, которому автор выражает сердечную благодарность, есть стилистические и орфографические погрешности. Нес­мотря на это, мы решили оставить текст практически без правки, согласившись с мнением специалиста, что в таком случае «потеряется “дух” написания текста именно человека с душой и ментальностью японца» и только «перевод, сделанный именно японцем, точно пере­даёт смысл и тонкости написанного в оригинале...»9

* * *

Пока я подъезжал к Казани, духота всё более усиливалась, и температура днём поднялась до 25–30 градусов Реомюра. Едущий под палящим солнцем, конь, вскоре задыхаясь и проливая пот, словно как падающий водопад, через несколько «ри»10 уже переутомился. Причём, днём он пострадал от болей, причинённых толпившимися ядовитыми насекомыми, такими, как комарами, оводами, пчёлами, лошадиными мухами и прочими. Увидев, что конский табун щипает траву на напоминающей пастбище дороге, конь сразу же стал бушевать и свирепствовать. Крайне затруднительной стала и езда на нём. Кроме того, поскольку я также был одет в летнее пальто над чёрной суконной зимней одеждой, постольку и стал с большим трудом терпеть невыносимую жару под палящем солнцем и задыхаться. Так как я подвергался частым рвотам, то опасался о том, не случится ли со мной солнечный удар. Вот почему я решил, что от Казани на востоке буду отдыхать днём и ехать ночью.

13 июня11, четверть девятого вечера, я покинул Казань. Эта ночь была ознаменована началом ночной поездки. В полудне того же дня температура была как раз 30 градусов Реомюра. 28 числа я приехал в Пермь12. Расстояние между Казанью и Пермью равняется 618 км., т. е. 154 нашим ри. Хотя 15 дней было потрачено на всю поездку, но сам пробег на коне был совершён в течение 13 дней за исключением двухдневной остановки [на станциях?]. Поэтому проехавшая за одну ночь дистанция в среднем равняется около 12 ри. Это означает то, что в этот раз я ежедневно проезжал почти по одному ри больше чем тогда, когда я проехал 110 ри от Нижнего Новгорода в Казань в течение 10 дней. Это так и случилось благодаря удобству ночной поездки. Ночью везде так прохладно и тихо, что и конь поощряется к быстрому ходу. К тому же, он начинает бить копытом о землю и с испугом ускорять бег, услышав хотя бы малейшее звучание. Вся дорога на протяжении 154 ри покрыта сплошным дремучим лесом и лишь в промежутках найдены 2 маленьких городка – Малмыж13 и Оханск. Все остальные – изредка обнаруживаемые среди выросших лесных деревьев глухие деревушки. Я слышал, что в ближайших лесах, в чаще бродят не только волки и дикие собаки, но и разбойники из-за неурожая и голодовки [здесь и далее имеется в виду голод от неурожая, постигший европейскую часть России в 1891–1892 гг. – В. С.]. Причём, всё то, что в одиночестве едущий сквозь тайгу всадник видит впереди – лишь одни тени лесных деревьев, вроде бы чёрных дьяволов, а также и ярко блестящие над их верхушками звёзды. Я ни разу не увидал теней ни одного волка и дикой собаки, ни одного разбойника. От Казани на востоке меня сопровождали полицейские, каждый из них по очереди вплоть до следующей остановки, где каждый простился со мной. Впрочем в Вятской «области»14, где меньше стало и деревушек, и жилых домов, соответственно и меньше расположенo полицейскиx вообще, в деревнях меня встречали и прощались деревенские старосты, десятники и прочие, вместо полицейских. Они-то, к счастью или к несчастью, выжив этот огромный голод, прощались со мной, по каждому садясь на застланной циновкой спине своей нераспроданной худой лошади. Эта сцена неизбежно заставила меня напомнить об истории с японцем под именем Гендзаэмонъ[нодзё] Цунэё Сано15.

Титул книги С. Накамура «Японцы и русские»

Вятские страницы книги. Глава «Отдыхать днём и ехать ночью»

В эти дни на севере царит так называемая белая ночь. День продолжается почти 18 часов, солнце всходит уже в 3 часа утра и заходит в 9 часов вечера. Причём, во время раннего вечера на небе ещё светло и, начиная со второго часа утра, вполне возможно разбираться в письменах без освещения. Мрак длится только на час, с 12 часов ночи до второго часа утра. Итак, я предположил, что не было бы никаких насекомых ночью, но оказалось, что в лесу ещё остались комары, оводы, пчёлы, [лошадиные] мухи и прочие в таком множестве, что беспощадно напа­дают и на человека, и на коня. Надоедливость достигает такой степени, что больше нельзя терпеть. Я еле-еле отгонял их, махая отломанной с дерева веткой. Однако, с 12 часов ночи по 1 час утра, во время так называемого «уси-мицу-доки»16, когда будто всякая трава и дерево спит, даже насекомые спрятались, как будто крепко спали своим сном. Поэтому лишь в течение данного одного часа удалось и человеку, и коню спокойно путешествовать.

Как обычно, отправившись в 8 или 9 часов вечера и прибыв на станцию где-то в 3 или 4 часа утра, я захотел дать коню отдых и себе поспать. Тем не менее, стояла знойная жара, и вонючие насекомые кусали мягкую кожу и массой ударяли по лицу. К тому же, и народ шумел, и моё переутомление достигло предела. Вследствие чего, я успел только на время подремать, и никак не приходило и в голову понятие о спокойном сне. Ибо я был страшно переутомлён, то при дожде или пасмурной погоде, заменяя ночной поход утренним, я поехал в течение 3 часов, именно с 3 по 5 часов утра, отдохнул днём в течение 8 часов и снова поехал вечером в течение 3 часов, для того, чтобы уменьшить наше истощение.

Как только я приехал в город Малмыж, то меня встретили местный судья и прочие воротилы, которые затем добропорядочно приняли и угостили меня напитками и мясом. Так как в течение 10 дней я совершенно плохо питался лишь только такой простой едой, как чёрным хлебом и куриным яйцом, то никак не смог выразить своей радости об их вкусной и сладкой еде. Когда я заехал по пути за маленькой стан­цией под названием Селты17, находившейся в глубоком лесу, то сам уездный глава вышел и встретил меня, затем оказал мне чрезвычайно тёплый приём. В деревне было небольшое озеро. Там, на озере, я проплывал на маленькой лодке вдоль по покрытому зелёными травами берегу, любуясь отражённой в воде свежей зеленью и наслаждаясь освеждающей прохладою. Когда я вернулся, то обнаружил тут же готовый стол, уже полный свежей рыбой и отличным мясом. Не торопясь, дует лёгкий ветерок и усугубляет прохладу. Вдруг я заметил, что далеко на западе над лесом поднимается огненная полоса, которая мгновенно превращается в застилающее небо пламя. Испугавшись, я спросил: «Что это за пожар, где же он?» – мне ответили, что это лесной пожар. Говорят, раз случается пожар в лесу в этом районе, то распространение пламени нередко продолжится на несколько дней, бывает, и на несколько десятков дней.

Примечания

1 См.: Семибратов В. К. Забудский Оттон Александрович // Воронежская историко-культурная энциклопедия : Персоналии. Воронеж, 2006. С. 149.
2 Семибратов В. К. Менял лошадей Фукусима // Семибратов В. К. История сквозь призму биографий. Киров, 2008. С. 27.
3 Накамура С. Японцы и русские: Из истории контактов / пер. с япон. М. Прогресс, 1983. С. 254–257.
4 Там же. С. 255.
5 Оэ С. Фукусима Ясумаса / пер. проф. Коити Иноуэ // Хэйбон-ся Дай Хякка-дзитэн (Encyclopedia Heibonsha). Токио, 1985. Т. 12. С. 1046.
6 Накамура С. Указ. соч. С. 255.
7 Там же. С. 256.
8 Письмо В. Э. Молодякова (Токио) В. К. Семибратову от 20 июня 2013 г. // Архив автора.
9 Письмо Л. И. Миссоновой (Москва) В. К. Семибратову от 26 июля 2013 г. // Архив автора.
10 Японская бывшая единица по расстоянию. 1 ри = 3,9 км.
11 То есть, «1892 года». Фукусима отправился из Берлина 11 февраля 1892 г. и прибыл во Владивосток 12 июня 1893 г., проехав 14000 км, т. е. 3500 ри в течение 17 месяцев.
12 Этот город назван «Хэруму» в оригинале. Далее, в следующем разделе найдена и форма «Бэруму».
13 В тексте назван «Марумудзую».
14 В оригинале написано слово «сю», означающее по-японски – область, тогда как административная единица провинции в то время именовалась «губернией».
15 Довольно известная история об обнищавшем самурае по фамилии Сано эпохи Камакуры, который, за неиме­нием дров в мороз, срубив своё драгоценное карликовое дерево (выращенное в горшке), бросил его в огонь ради уважаемого гостя. Сано – герой одной из популярных пьес театра «Но», названной «Хати-но-ки (дерево в горшке)».
16 Третья из четырёх долей «уси-но-коку» (часа быка) соответствует современной полосе времени со второго часа до половины третьего утра.
17 В оригинале назван «Сэрицу».