Главная > Выпуск №24 > Музыка и песня в семье Чудовых

Музыка и песня в семье Чудовых

И. В. Зборовец

О музыкальной культуре разночинцев написано до обидного мало. Больше внимания исследователи уделяют проблеме возрождения дворянских и религиозных традиций в сфере духовного формирования личности1.

Между тем, культурная жизнь демократических слоёв русского общества начала ХХ века, в особенности государственных служащих, учителей, по своему содержанию, богатству и глубине впечатлений заслуживает внимания как чуткий камертон общенародных вкусов и мнений.

В этом отношении семья Чудовых – характерное явление своего времени. Известный библиограф-краевед Г. Ф. Чудова называла свое «гнездо» «трудовой учительской семьёй»2. Её отец служил по ведомству народного образования, мать после окончания гимназии учительствовала в сельской школе. Сохранились письма Гали Фёдоровны, в которых она рассказывала о музыкальных интересах своих родителей, о замечательных семейных концертах, о песенном репертуаре Чудовых, типичном для интеллигентной среды3.

По воспоминаниям Г. Ф. Чудовой, её родители были музыкальны от природы, талантливы и очень любили петь. Фёдор Чудов виртуозно играл на гитаре и напевал тенорком. А главной песенницей была его супруга Елизавета Чудова, которая начинала ещё в любительском хоре, созданном сельской интеллигенцией, а в семье исполняла песни народные и на слова русских поэтов ХІХ века.

Из братьев отца Чудовых средний, Арсений, имел от природы абсолютный музыкальный слух и великолепную музыкальную память. Он приезжал в гости к родным с мандолиной или скрипкой, и тогда в квартире каждый вечер звучал струнный оркестр: Фёдор – гитара, Арсений – мандолина и младший брат, ученик Новгородского реального училища, – балалайка. Семейные оркестры – обычное явление в домах интеллигенции. Под их аккомпанемент пели родители, братья, сёстры и дети. Это был период полной власти, как теперь говорят, «живого звука». Граммофон уже входил в быт, но пластинки с записями звёзд эстрады Анастасии Вяльцевой и цыганки Вари Паниной слушали немногие.

В семье Чудовых не было граммофона. Здесь сложился свой репертуар. Фёдор Фёдорович и Елизавета Петровна любили песни на слова Н. А. Некрасова: «Меж высоких хлебов затерялося...», «В полном разгаре страда деревенская...», «Песня Ерёмушке», «Укажи мне такую обитель...», «Надо мной певала матушка». Пели «Вечерний звон» И. Козлова, «Буря мглою небо кроет...» – на слова А. С. Пушкина, «Белеет парус одинокий», «В полдневный жар в долине Дагестана...», «Выхожу один я на дорогу...» – на слова М. Ю. Лермонтова, «Сиротой я росла, как былинка в поле...» – на стихи И. Сурикова и многое другое. Солировала Елизавета Чудова, а её муж подпевал вторым голосом.

Из модных тогда эстрадных песен в семье Чудовых привилась только «Ласточка» с её вальсовой мелодией:

Ветерок нежно травку колышет,
Над лугами порхая слегка.
Вся природа истомою дышит,
И летят, словно пух, облака.
Пой, ласточка, пой,
Сердце успокой!
Ты эту песню повтори
О сладости любви.

Фёдор Чудов рассказывал старшей дочери о том, как он, чтобы успокоить плачущую малютку, носил её на руках и напевал: «Пой, Галочка, пой, сердце успокой!»

Когда Гали Чудовой исполнилось 6–7 лет, в семье зазвучал и её детский голос. Она стала петь вместе с мамой, а затем подражать ей и вскоре могла исполнять весь её репертуар.

Елизавета Чудова хорошо знала песни своей юности, то есть конца XIX века: весёлую и озорную «Стрелочек», грустную «Мальчишечка, бедняжечка склонил свою головушку...» и многие другие. Одна из них стала спутницей жизни Гали Фёдоровны, поэтому в памяти остались и слова,  и мелодия:

Что так скучно, что так грустно,
День идёт не в день?
А, бывало, надевал я шапку набекрень,
С песней звонкой шёл сторонкой
К Любушке своей
И украдкой да с оглядкой
Целовался с ней.
Эй вы, пули, что заснули,
Шевелись, лети,
Удалые, вороные гривачи мои!
Мать узнала – всё пропало,
Любу заперла!
И из дому за Ерёму
Замуж отдала.
Я другую молодую выберу жену –
В чистом поле на просторе
Гибкую сосну.
Эй вы, пули, что заснули и т. д.

Музыкальные впечатления своего детства Г. Ф. Чудова делила на два периода: первый – в Новгороде примерно с 1910-го до марта 1913-го; второй – в Петрограде с 1913-го по 1918 гг. В Новгороде произошло первое знакомство семилетней Гали с театром, который помещался в стареньком деревянном здании. Здесь работала прекрасная труппа драматических артистов. Фёдор Чудов вместе с дочерью смотрел дневные спектакли «Потонувший колокол» по пьесе Г. Гауптмана, «Майская ночь, или Утопленница» по Н. В. Гоголю. Гали была очарована огневыми украинскими песнями и плясками. И спектакли, и сама обстановка театра произвели на девочку неизгладимое впечатление.

В 1912 г. в Новгороде Гали Чудова впервые услышала отрывки из оперы М. И. Глинки «Жизнь за царя» («Иван Сусанин»). Во время празднования 300-летия Дома Романовых в одном из больших ремесленных училищ дали концерт силами учениц в возрасте 16–17-ти лет, которые выступали в костюмах русских и польских девушек. Г. Ф. Чудовой запомнилась сцена у ворот Ипатьевского монастыря. Посланный Сусаниным мальчик Ваня должен был предупредить молодого царя Михаила Романова об угрожающей ему опасности. Девушка, одетая мальчиком, стучалась в огромные ворота и пела:

Добрый конь в поле пал,
Я едва добежал,
Отворите, отворите!!!

Гали Фёдоровна вспоминала: «На меня большое впечатление произвело выступление Вани. Хорошо исполняла свою коронную арию Антонины очень красивая девушка, за которой мы после спектакля хвостом бегали. Артисты-учащиеся танцевали в зале, не разгримировавшись, в народных костюмах. Я до сих пор живо помню этот вечер, хотя миновало более 70-ти лет. Тогда это было моё первое знакомство с оперным искусством»4.

Сто лет назад люди не были пресыщены песнями так, как мы наблюдаем это сегодня. Встреча с музыкой, песней была событием. Анастасия Цветаева, вспоминая свои детские годы, указала на роль уличных шарманщиков в распространении популярных мелодий ещё до появления граммофонных пластинок. При первых звуках шарманки дети мчались из дому во двор, бросив все занятия, чтобы послушать вальс «Амурские волны», песню о героической гибели крейсера «Варяг», о московском пожаре 1812 г.

Однако в годы детства Г. Ф. Чудовой шарманки уже не поспевали за жизнью, их мелодии были примитивными, безвкусными, однообразными, и публика от них отвернулась. В воспитании молодого поколения начала ХХ века шарманки не сыграли заметной роли, хотя в памяти Гали Фёдоровны осталась популярная «Разлука».

Музыка, тиражированная в качестве граммофонных пластинок, вошла в дома интеллигентов и стала более доступной. В 1912 г. знакомые Чудовых, уезжая из Новгорода, оставили у них временно свой граммофон с комплектом пластинок, и Гали Чудова окунулась в мир музыки. Заводили преимущественно вальсы: «Осенний сон», «Зимняя сказка», «Амурские волны», «На сопках Маньчжурии», «Над голубым Дунаем». Чудовы особенно любили мелодии из «Фауста» Гуно и оперетты «Граф Люксембург» Легара.

Так вальс вошёл в жизнь Г. Ф. Чудовой и стал для неё хорошей школой воспитания вкуса. Сама музыкально-песенная атмосфера родной семьи защищала её от влияния улицы, шансоньеточной эстрады. Ведь даже в репертуаре Анастасии Вяльцевой, которую обожала русская публика, было достаточно пошлости. А куплеты «Тарарабумбия!» распевала вся Россия, они попали даже в пьесу А. П. Чехова «Три сестры». Невзыскательная, подвыпившая публика с восторгом принимала кафешантанную лирику, например:

Старичок богатый сулит мне палаты,
Перстенёчек дарит золотой.
Повернусь спиною и махну рукою:
«Что ж, дари, пожалуй, шут с тобой!»

Все меня ругают, строго осуждают,
Но ни с кем я не вступаю в бой!
Повернусь спиною и махну рукою:
«Что ж, брани, пожалуй, шут с тобой!»

Закрыть уши, спрятаться, убежать от навязчивых мелодий и слов не было возможности. Их мурлыкали на каждом шагу, они врезались в память непроизвольно. Поэтому обрывки городского шансона запомнились и юной Гали.

Семью Чудовых кафешантанная музыка обошла стороной, поскольку была чужда её национальной, глубоко русской основе. Не случайно родные любили слушать песню о былой силе и славе Новгорода в исполнении Елизаветы Чудовой:

Время пролетело, слава отнята,
Вече отшумело, сила прожита...
Город воли дикой, город буйных сил
Новгород Великий тихо опочил.
Площадь опустела, древний Кремль молчит,
Только Волхов смело день и ночь шумит,
Белой плачет кровью о былых боях
И поёт с любовью о минувших днях.
Город сонно внемлет плеску бурных волн
И тревожно дремлет, тайной думы полн.

Эту песню Г. Ф. Чудова ценила как память о Новгороде5.

В марте 1913 г. Чудовы переехали в Питер и больше в Новгороде не бывали никогда. Фёдора Чудова перевели в канцелярию попечителя учебных заведений Петербургского округа. Для Гали этот переезд означал вступление в гимназический период её жизни. Много лет спустя она вспоминала: «Мы сняли скромную трёхкомнатную квартиру в одном из громадных частных домов. С нами вместе поселился и мой любимый дядя Арсений, которому оставалось два года до окончания Петербургского института инженеров путей сообщения. Но он уже меньше времени отдавал скрипке и мандолине, нужно было учиться, чтобы получить место и содержать семью – жену и двоих детей, которые жили в Москве»6.

В Петербурге на смену граммофону пришло более совершенное звуковоспроизводящее устройство – патефон. Вначале он напоминал узкий шкафчик или тумбочку из полированного дерева. В нижней части хранились пластинки, а в верхней работал проигрыватель. Сослуживец Фёдора Чудова принёс патефон в эту семью, чтобы по вечерам за чаем прослушивать новые пластинки. Этот праздник музыки продолжался три года (1914–1916) и, конечно, дополнил семейный песенный репертуар Чудовых.

По свидетельству Г. Ф. Чудовой, «благодаря патефону в нашу жизнь вошли романсы, которые мы осваивали с пластинок»7. Наиболее популярными тогда в семьях интеллигентов были «Белая акация», «У камина», «Уголок», «Чайка», «Я вам не говорю про тайные страданья...», «Дремлют плакучие ивы» и «Лебединая песня». Но Чудовы относились к романсам критически и производили строгий отбор. «У нас в семье, – писала Г. Ф. Чудова, – с иронией воспринимали и “Белую акацию”, и “Уголок”, потому что считали эти романсы затасканными, опошленными чрезмерной популярностью. Ведь их пели все, кому не лень!»8.

Елизавета Чудова любила и охотно исполняла «Чайку» – старый романс конца ХІХ века, на сюжетной основе которого А. П. Чехов написал одноимённую пьесу. «Лебединая песня» и «Дремлют плакучие ивы» приобрели массовую известность в кругах демократической интеллигенции позже «Белой акации», «Костра», «Чайки» и «Уголка». Пик увлечения романсом «У камина» был в 1914 г., и вскоре к нему остыли.

Гали Чудова уже сама заводила патефон и с пластинок разучивала «Лебединую песню» и «Дремлют плакучие ивы» – два романса, которые стали спутниками всей её долгой жизни.

Романс «Я вам не говорю про тайные страданья...» привёз в семью Чудовых Арсений. Он где-то услышал мелодию, запомнил и научил Елизавету Чудову, как следует его петь. С тех пор этот романс вошёл в их домашний репертуар. В начале 90-х годов ХХ века Г. Ф. Чудова записала его по памяти:

Я вам не говорю про тайные страданья,
Про муки страстные, про жгучую тоску.
Но вы все видите, прелестное создание,
И руку ласково вы жмёте бедняку.

В вас нет любви ко мне, но вы душою нежной,
Душою женственной умеете ценить
Сердце разбитое и дружбой безмятежной
Мятежную любовь хотите усыпить.

О, если б знали вы, как тяжко сердце стонет,
Какая боль в груди, какой огонь в крови,
Когда мой робкий взор во взоре вашем тонет,
И дружбу видит он, а сердце ждёт любви...

А молодое поколение Чудовых, не терзая душу романсами, веселилось по-своему. Восьмилетняя Гали темпераментно исполняла зажигательное болеро:

Гордая прелесть осанки,
Жгучая нега очей –
Всё это есть у испанки,
Дочери южных ночей!
Знаю, уснула помеха –
Злая дуэнья Терез,
То-то нам будет потеха,
Крошка моя Долорес!

О, жду тебя, дорогая,
Ты прерви свой сладкий сон,
Выйди, выйди на балкон!

С помощью патефона Гали Чудова прослушала многие оперные арии и вскоре сама пела хабанеру Кармен из оперы Бизе: «Любовь свободна, век кочуя, она законов всех сильней!», марш тореадора, песенку «Расскажите вы ей, цветы мои» из «Фауста» Гуно, куплеты Мефистофеля «На земле весь род людской!..»

В Петербурге она впервые услышала с пластинок арии из опер «Евгений Онегин» и «Пиковая дама» ещё до встречи с ними в театре. Чудовы любили и арию Ленского, и песню девушек в саду помещицы Лариной, и поздравление в стихах Трике...

Фёдор Фёдорович и Елизавета Петровна слушали оперу «Пиковая дама» в Мариинском театре, а затем в семье разучили дуэт Лизы и Полины и сценку из пасторали «Мой миленький дружок, прелестный пастушок!», которая у них отлично получалась.

Но в Мариинку было трудно попасть. Билеты стоили дорого. Спектакли кончались за полночь, а Чудовы жили далеко от центра. Тогда это были серьёзные препятствия. Поэтому в 1913–1918 годах Гали ни разу не посетила Мариинку. Столичные оперные и балетные спектакли стали ей доступны лишь 10 лет спустя, в 1928 г., когда она переехала в Ленинград из Самары.

Но увлечение оперной музыкой и романсами не заглушило любовь Чудовых к русской народной песне. В этой семье особенно любили «У зари-то, у зореньки» и «Лучину», которая известна в нескольких вариантах. Свою «Лучинушку» исполнял Ф. И. Шаляпин: «Что же ты, моя лучинушка, неровно горишь?» Чудовы пели другую «Лучину»:

То не ветер ветку клонит,
Не дубравушка шумит,
То моё, моё сердечко стонет,
Как осенний лист дрожит.

Извела меня кручина,
Подколодная змея,
Догорай, гори, моя лучина,
Догорю с тобой и я.

Не житьё мне здесь без милой,
С кем теперь идти к венцу.
Знать, судил, судил мне рок с могилой
Обручиться молодцу!

Расступись, земля сырая,
Дай мне, молодцу, покой,
Приюти меня, родная,
В тихой келье гробовой!

Родственники Елизаветы Чудовой, сёстры Михайловские, жившие в Питере, пришли в восторг, когда услышали, как девочка Гали исполняет народную песню «У зари-то, у зореньки» и стали водить её к своим подругам в рабочий посёлок при Обуховском сталелитейном заводе. Под диктовку Гали они записывали текст, а затем уже пели хором:

У зари-то, у зореньки много ясных звёзд,
А у тёмной-то ноченьки им и счёту нет.
Горят звёздочки на небе, пламенно горят,
Моему-то сердцу бедному что-то говорят.
Говорят о радостях, о минувших днях,
Говорят о горестях, жизнь разбивших в прах.
Всю бы ноченьку тёмную, не смыкая глаз,
Все глядела бы я, звёздочки милые, на вас.
Не взойти звёздам со запада, нет для них пути,
Моему-то сердцу бедному счастья не найти!
Звёзды мои, звёздочки, полно вам сиять,
Полно, полно вам прошедшее мне напоминать!

В 1916 г. разруха, вызванная войной, сильно изменила Петроград, голодный и нищий. Из подвальных ресторанчиков вырывались на улицу такие куплеты:

Мама, мама, что мы будем делать,
Как наступят зимни холода?
У меня нет тёплого платочка,
У тебя нет зимнего пальта!

Г. Ф. Чудова подхватывала и эту народную песню, потому что в ней говорилось о бедах и нуждах её семьи.

Воспоминания Г. Ф. Чудовой позволяют внести ряд корректив в историю русской песенной культуры начала ХХ века. Очевидно, что в 1910–1916-м годах совсем не было граммофонных пластинок с богатым романсовым наследием ХІХ века. Камерные произведения Глинки, Верстовского, Алябьева, Булахова, Гурылева, даже Чайковского оставались неизвестными широкой публике и не исполнялись. Больше того, о творческом сотрудничестве поэта А. Н. Апухтина и композитора П. И. Чайковского знали только в узком кругу. Пётр Ильич любил друга своей юности Лёлю Апухтина и охотно писал музыку на его стихотворения. Однако в 1913–1916 годах в семьях интеллигентов об этих романсах ничего не знали и нот не имели. Даже романс «Пара гнедых» тогда не был так популярен, как «Белая акация» и «Уголок».

Удивляет и феномен известной песни «Тройка» («Что ты жадно глядишь на дорогу») на слова Н. А. Некрасова, которая позже вошла в репертуар многих певцов, а в начале ХХ века её не пели.

Народные песни, оперные арии, романсы вошли в прекрасный мир Г. Ф. Чудовой с раннего детства и во многом определили становление её как личности, духовно богатой и открытой людям.

Примечания

1 См., напр.: Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII – начало XIX вв.). СПб., 1997 ; Муравьева О. С. Как воспитывали русского дворянина. М., 1995 ; Корасева К. П. Семейное воспитание и школа в России в мемуарной и художественной литературе. М., 1994.
2 Чудова Г. Ф. Письмо от 6 января 1994 г.
3 Домашний архив автора статьи. Переписка с Г. Ф. Чудовой 1984–1994 гг.
4 Там же. Чудова Г. Ф. Письмо от 30 октября 1984 г.
5 Там же. Чудова Г. Ф. Письмо от 8 декабря 1993 г.
6 Там же. Чудова Г. Ф. Письмо от 8 января 1994 г.
7 Там же.
8 Там же.