Версия для слабовидящихОб изучении современности
(мысли современника Великой эпохи)
Изучать жизнь, чтобы
научиться её строить
Мы охотно изучаем прошлое людей; удаляемся в далёкие царства древности для того, чтобы усвоить смысл исторического развития человечества; мы с любовью относимся к величественным памятникам старины; с не меньшей любовью и пламенной надеждой говорим о грядущем веке царства техники, и в то же время, несмотря на проявляемый нами интерес к судьбам человека и человечества, мы не делаем за единичными исключениями попыток отнесшись критически к этой эпохе, в которую живём, как бы ни была она богата событиями, не говоря уже о планомерном научном изучении современного нам исторического периода.
По нашим понятиям, современность это нечто обыденное, донельзя скучное, всем известное, всем приевшееся. Весь наш текущий день наполнен дрязгами и примелькавшимися порядками обыденности; лишь немногие за серой внешностью жизни могут прозреть её могучие внутренние силы. Современная жизнь становится яркой, красивой и достойной изучения только в глазах того, чей разум привык приводить в систему разнообразные факты обыденной жизни и по движению мелких колес следить за действием великой исторической машины; для большинства современность – бесчисленное множество фактов ничем не объединённых, бестолковых, не поддающихся изучению. В этом причина нашего равнодушия к современности, как исторической эпохе.
Уединившись в своём личном мире, не видя внутреннего содержания жизни, мы не в силах подавить в себе узко субъективного эгоистического взгляда на современность. И если сложившиеся вокруг нас жизненные условия явятся для нас лично неблагоприятными, мы склонны всю современную нам историческую эпоху считать сплошной несправедливостью, ошибкой истории. И мы ропщем, не хотим знать, не признаём современности, забывая о том, что, изжив веру в фантастического бога – мораль, творящего жизнь по своему произволу, когда-то сами установили истину: «пред лицом истории нет правды и неправды, нет ошибок. Есть лишь беспрерывно сменяющиеся, порождающие одна другую формы жизни, из которых каждая исторически необходима и для своего времени разумна».
Мы не можем быть объективно-беспристрастными к совершающимся событиям, что устраняет возможность их изучения. Это вторая, вытекающая из первой причина нашего нежелания изучать современность.
«Может быть, нам и незачем особенно копаться в надоевших вопросах текущей жизни? Предоставим беспристрастным историкам будущего понять и оценить нашу эпоху! Будем набираться разума, изучая «дела давно минувших дней, преданья старины глубокой». От серой современности уйдём в красивое прошлое. В созерцании античного искусства, в чтении Гомера скоротаем жизнь. Или в мечтах о ХХХ веке, который так интересен в романах Герберта Уэллса. Будем учиться у прошлого, мечтать об идеалах будущего. Но оставим, ради бога, в покое эту скучную современность». Эти слова выражают мнение тех несчастных «интеллигентов», которых средняя школа, отгородив от жизни на 7–8 лет четырьмя казенными стенами, успешно превращала в «лишних людей». К сожалению, это мнение очень распространено. Думают, что лишь специалисты – учёные имеют право анализировать современность; а простой смертный может жить «на счет прошлого».
В самом деле, что же человечество теряет от того, что «простые смертные» не изучают современной истории.
1. Наука, изучающая законы исторического развития, является несовершенной и не может иметь практического применения, потому что в своих выводах оперирует на немногих случайно сохранившихся памятниках прошлого: архивных материалах, исторических мемуарах, случайных документах, не могущих всесторонне осветить изучаемый период. Много ярких фактов исчезает и будет исчезать для историка до тех пор, пока «простые смертные» не займутся изучением окружающей жизни и, фиксируя факты современности, дадут ценный для выяснения исторических истин материал. И понимание исторического процесса останется в наших головах шатким до тех пор, пока мы не научимся разбираться не только в событиях прошлого, но и в современных формах жизни. До тех пор законы исторического развития, выведенные учёными, будут для нас отвлечёнными гипотезами, пока мы не проверим их достоверность на изучении фактов текущей жизни. Изучая современность, мы делаем историческую науку из книжной мудрости и привилегии учёных общественно-полезным знанием, комплектом житейских истин, необходимых каждому в его домашнем обиходе.
2. Знание переживаемой исторической эпохи практически необходимо для человека, который в силу общего для всех животных биологического закона, должен приспособляться к всё более и более усложняющимся формам современной жизни. Каждый интеллигент, не привыкший разбираться в вопросах современности при всякого рода переворотах и социальных изменениях среди новых условий, выдвинутых жизнью, не находит себе места и становится «лишним человеком» (что сейчас именно и наблюдается). Тем более он не может претендовать на роль и звание «строителя новой жизни» и даже простого работника, раз он не знает исторических условий, в которых протекает его деятельность. Считая себя прогрессивным работником, такой «строитель» зачастую, становится консерватором: отстав от духа современности, держится за старые формы жизни и этим тормозит прогресс.
3. Интеллигент, не понявший значения и исторической необходимости современности, не нашедший себе места в новых условиях, неизбежно впадает в пессимизм. Знание современной жизни – фундамент, на котором строится активное светлое мировоззрение, свободное от всякой лжи и всяких противоречий.
Всё сказанное приобретает особое значение в нашу эпоху и по отношению в нашей стране.
Гражданин ХХХ века, знакомясь по литературным материалам с далёким, ушедшим в вечность ХХ столетием, скажет: «Если бы я только мог пожертвовать всеми удобствами современной культуры для того, чтобы иметь возможность жить в то время, чтобы своими глазами видеть великую историческую эпоху, проследить перерождение уставшего от войн человечества, изменение его государственности, морали, искусства. Я завидую людям, тогда жившим. Они стояли на грани веков: видели поражение старого мира и в хаосе современности ощущали на своём лице дуновение грядущего». (Вспомните! Не то ли же думал каждый из нас над историей французской революции).
Нельзя не согласиться с гражданином ХХХ века в его оценке современной нам жизни. Переживаемое нами время есть поворотный пункт в истории русского народа. Революция завершила прозябание застывшей в условиях тысячелетней крестьянской жизни затхлой «национальной культуры», дала свободу могучим общественным силам; в путанице современных человеческих отношений начинают определяться формы «новой жизни». Мы являемся современниками – прибегая к сравнению, скажем – «второго петровского периода».
Кажется, мы вправе ожидать от современников такой эпохи глубокого интереса к переживаемым событиям, стремления понять и изучить их. Таким отношением к современности мы «стоящие на грани веков» похвастать, однако, не можем.
Ни для кого, конечно, не тайна, что в большинстве у интеллигенции отношение к современности далеко недружелюбное. «Пламя мировой революции» ожгло интеллигенту нос, поставив его в трудные экономические условия. И, ворча об обидах, он, эгоистически замкнул свою душу, отгородился от современности. Его мир – советская канцелярия и рынок. Его символ веры – продовольственная карточка. А кругом кипят события исторической важности. И он упорно не хочет высунуть голову из окошка канцелярии, чтобы взглянуть на бушующий вокруг него мир. Но рано или поздно мы взглянем на окружающее критическим оком. И тогда мы увидим в переживаемом времени историческую эпоху, достойную самого внимательного изучения. И, притом, эпоху, на редкость благоприятную для всяких этнографических наблюдений! На наших глазах происходит разложение старых патриархальных форм деревенской жизни под влиянием веяния городской культуры, принесённой в деревню солдатами-фронтовиками. Создаются в противовес старым новые семейные отношения, новая оценка религии, морали. В борьбе старого и нового при ярком свете революции особенно ярко рисуются и старые отживающие обычаи, и новые формы. Все характеры, все скрытые страсти выходят наружу, и нам предоставляется исключительно удобный случай познакомиться с национальным темпераментом, психологией и бытом русского народа. Поэтому, конечно, больно видеть, что такую богатую событиями эпоху мы и не пытаемся изучать. А жизнь мчится с быстротой локомотива… Виденное и перечувствованное вчера сегодня забывается. Под колесами локомотива гибнут памятники эпохи. Для учёного будущего не остаётся материалов для характеристики ХХ века.
Каждый из нас должен напомнить себе свой долг современника революции перед наукой: присматриваясь к совершающемуся, фиксировать факты современности, зарисовывая народную жизнь. В это «интересное» время каждый из нас может быть собирателем ценного научного материала. Это в особенности относится к работникам просвещения, близко стоящим к жизни масс. Живущий в глухой деревне, среди серых мужиков, народный учитель, изучая народную жизнь в этот интереснейший в истории период, может сделать для науки больше, чем историк-этнограф за 3 года работы в условиях мирного времени. Базируясь на материалах, добытых «простыми смертными» в 1917–[19]21 г., социология откроет много новых истин, проверит все старые законы и гипотезы.
«Одно лишь мгновенье даёт более ей, чем целых веков тяготенье».
Может быть, идея изучения современности для науки, ради установления исторических истин, кажется слишком отвлечённой обывателю, вошедшему сейчас по уши в «продовольственный вопрос» и задачи общественного строительства. Постараемся поставить вопрос ближе и конкретнее. Среди увлечённой «продовольственной политикой», «саботажной», «насквозь прогнившей», отставшей от жизни интеллигенции есть небольшая группа, которой приходится на деле сталкиваться с вопросами строительства новой жизни. Это – работники просвещения, среди которых найдём много людей, искренне преданных своему большому делу. Они действительно «строители новой жизни». Они готовят в детях граждан будущего; они помогают разбираться в вопросах современности взрослому ребёнку – неграмотному крестьянину, учат его, как он должен жить.
Работники просвещения – рулевые, направляющие к маяку бросаемый из стороны в сторону бурными волнами корабль. С надеждой глядят в лицо рулевому собравшиеся на корабле люди: от него зависит их жизнь. Но, смотрите, на лицах некоторых растет тревога: рулевой, которому вверена их судьба, сбился с дороги, не знает, куда идти. Кораблю угрожает опасность.
Интеллигент, руководитель народа по пути прогресса, сбился с дороги, не знает, как и куда вести народ. Достаточно посмотреть на положение педагога в школе, чтобы уяснить себе это. Большие усилия положены отдельными педагогами для того, чтобы воссоздать разрушенную школу, собрать разбежавшихся школьников, наладить учебную часть. И все эти усилия пропали даром. Преподаватель видит, что ученик не сживается со школой; несмотря на введение «строгих мер», ничего не знает; с болью в душе убеждается в том, что утерял всякое влияние над душой ученика. После целого ряда неудачных попыток реформировать школу учитель окончательно отрешается от своего творческого настроения и примиряется с ролью простого «преподавателя». Строитель будущего делается брюзгой-пессимистом.
Такое явление можно наблюдать не только в школе, но и везде, где мы видим интеллигента, пытающегося что-то «создать».
Где же причина этой нашей неудачности? В незнании новых, порождённых революцией, форм жизни! Революция прошла стороной от интеллигента, многим чуждая и непонятная. Он не поднял головы от работы и внимательно не взглянул на неё. Не вглядываясь в сущность свершавшегося переворота, вызванные историей новые формы жизни, он долго мыслил временными, случайными явлениями и не считался с ними в своей работе. Между тем революция «углублялась», порождала новые экономические отношения, потрясала основы старой морали, разрушала религию, разлагала семейный быт. Новые условия потребовали изменения государственных форм, школы. Уже не оставалось никакого сомнения, что переворот – не «случайное», а закономерное явление, что «все эти новые веяния» нечто вполне реальное. Вполне естественно, что интеллигент среди новых условий, не понимавший и не знавший их, совершенно растерялся и утерял звание «руководителя народа». Возьмем опять школу. В своих реформаторских попытках педагогический персонал крепко держится за идеал разрушенной революцией «старой школы». Между тем, этот старый идеал меньше всего соответствует новым народившимся жизненным условиям.
Если прежде семейно-буржуазный строй школы (я имею ввиду среднюю, как наиболее характерную в этом отношении) вполне соответствовал внешней среде – духу старого общества, то теперь он, конечно, не удовлетворит ученика, до известной степени освобождённого революцией из власти семейных отношений, усвоившего себе принципы гражданственности. Ему нужно дать школу, которая была бы отражением создавшейся жизни с её гражданскими началами, свободной от догматической морали, с её трудовым духом. А отставший от жизни учитель упорно борется с веяниями современности, приносимыми учениками в школу, относя их всецело «к некультурности» учащихся. И, конечно, никакие инструкции из Наркомпроса не познакомят учителя с теми требованиями, которые предъявляет новая жизнь к каждому культурному работнику; знание современности даст ему лишь его собственное изучение.
И это – общее явление для всех интеллигентов. Везде у них не спорится в руках культурная работа потому, что они не знают современности, не уразумели, по какому пути и куда идёт народ; не нашли себе места в истории. Необходимо нащупать русло исторического развития для того, чтобы согласовать свою работу с течением жизни. Иначе мы пойдём против течения, в ущерб прогрессу.
Вывод: изучение условий современной исторической эпохи составляет глубокую практическую задачу, не разрешив которой, останешься за бортом жизни.
Итак, серьёзные побуждения отвлечённо-научного и узкопрактического свойства заставляют нас сделаться исследователями переживаемой революционной эпохи.
Подходя к текущему времени с намерением его изучить, мы убеждаемся на первый взгляд в чрезвычайной трудности каких-либо планомерных изучений по причине необычайной сложности и причудливости переживаемого. Окончательно господствующих форм экономической и духовной жизни – окраски эпохи – ещё не выработалось. Бесчисленное множество форм и идеалов, старых и порождённых революцией, борются друг с другом, и в этой борьбе трудно уловить строгую последовательность фактов. Кажется, что сама чопорная и последовательная в своих поступках старуха-история на этот раз изменила праву и поражает нас своими причудами.
Эпоха контрастов!
Государственное распределение продуктов, продовольственная политика самого коммунистического режима с её коммунальными столовыми, детскими пайками, и наряду с этим… рынок самого азиатского типа, где царствуют торгаши-спекулянты и примитивные формы меновой торговли. Божья старушка, вычисляющая день и час пришествия антихриста… и в той же самой деревне, – семье, быть может, молодой крестьянин, говорящий об идеалах социализма и требующий «ликвидации церкви» для того, чтобы устроить в ней театр.
Вопросы электрификации деревни, развитие профессионально-технического образования… и продвижение на «обывательских» со скоростью в 2 дня от Слободского до Вятки (30 вёрст).
Громадное развитие спорта, институты физической культуры… и наряду с этим порожденная экономическими условиями небывалая болезненность населения.
Поистине: в азиатской отсталой стране, бывшей в течении столетий надёжным оплотом реакции и консервативной мысли, условиями кровавой войны заброшено семя высшей европейской культуры. Среди русского леса на скудной удобренной кровью почве расцвели огненные цветы европейской мысли.
Однако, несмотря на кажущуюся непоследовательность внешних фактов, в глазах опытного наблюдателя история ничуть не потеряла своей репутации логичной и осмотрительной особы. И в наше время история не изменила своим законам. В её явлениях мы сумеем разобраться, если подойдём к их изучению с определённым планом, основанным на научном понимании исторических событий. Нужно уяснить себе формулу исторического развития для того, чтобы по ней решать задачи современности.
Формула эта передовыми социологами определяется приблизительно так: формы общественной и духовной жизни определяются условиями экономического быта. Неравенство экономических условий разбило человечество на группы, разнящиеся друг от друга бытовыми формами. Люди в пределах одной классовой группы в силу однородных экономических условий усваивают одинаковый порядок бытия; появляются общие для группы бытовые формы, существование которых закрепляется традицией группы, её моралью и правовыми установлениями.
Сущность исторического процесса заключается во взаимоотношениях (принимающих по временам характер резкой борьбы) этих классовых групп на почве экономических интересов. Победивший класс господствует над остальными, и его положение по отношению к подчинённым группам определяет характер правовых государственных форм.
Государственная конституция, таким образом, является отражением классово-экономических отношений, господствующих в обществе. Государственная религия и мораль точно так же обусловливаются существующими экономическими отношениями, являясь оправданием последних.
Всякого рода экономические революции и потрясения неизбежно влекут за собой изменение общественных, государственных, религиозных и моральных форм.
Прилагая эту формулу к событиям современности, мы можем сделать ряд выводов, вносящих уже известный порядок в понимание революции.
1. Современная революция есть экономический переворот, изменивший социальные отношения, сломавший господство одних классов, выдвинувший на историческую арену целый ряд новых классов с психологией, чуждой прошлому. В соответствии с этим произошла ломка государственно-правовых форм, буржуазной религии и морали.
2. Характерно для революции то, что она содействовала оклассованию общества, объединив членов классовой группы в узкой сфере экономических интересов, получивших особое влияние на жизнь вследствие экономического кризиса, сопровождающего революцию. Разнокалиберное общество, прежде с трудом выявлявшее свой классовой характер, с трудом поддававшееся благодаря этому изучению, превратилось в ряд классов с ясно выраженной психологией и экономическими стремлениями.
3. Делая историческую оценку «текущему моменту», мы скажем, что переживаем время не завершившейся революции. Классы, явившиеся претендентами на власть, не оказались достаточно сильными, чтобы, совершенно изжив старые формы быта, провести в жизнь в точности свою экономическую программу и сделать господствующей свою классовую мораль. Между ними и свергнутыми с престола классами развивается мирная (в противоположность отжившей революционно-военной) борьба, отражающаяся во всех областях государственной, общественной и религиозно-моральной жизни. Государственные же и, вообще, правовые формы окончательно не устоялись и находятся в процессе развития, отражая в своих установлениях линию борьбы старого и нового.
Установив историческое значение современной эпохи, попытаемся определить путь её научного изучения.
Из сказанного мы должны видеть, что не изучение правовых и государственных форм должно быть главной задачей нашей исследовательской работы.
Ведь формы государственной и правовой жизни выливаются из общественных отношений и получают ясную регламентацию только тогда, когда эти отношения устоятся. В «мирное время», в период определившихся классовых отношений, формы государственной жизни действительно могут отражать жизнь общества.
Во время экономических революций, в период борьбы классов происходит ломка государственных форм.
И хотя вступающий на престол класс свои воззрения на государственность выражает в форме определенной конституции, он устанавливает в ней лишь общие принципы управления. Государственного нрава, в собственном смысле слова, ещё нет: в каждом местечке революционные условия выдвигают свои временные правила и установления. И только постепенно жизнь начнёт устаиваться: сначала в формах семейной морали, дальше в общественно-классовых установлениях и, наконец, её формы закрепляются государственным правом со всеми его детально разработанными отраслями.
Раз центр тяжести революционных событий лежит не на государстве, а в обществе, то главным объектом нашего изучения становится не государство в целом, а общество, отдельные творящие революцию классы.
И здесь, в свою очередь, мы, должны ограничить область нашего изучения. Для нас главный интерес будут иметь не узко-экономические отношения, а духовная жизнь класса, психология отдельных индивидов во время революции. С одной стороны, нас побуждает к такому выбору затруднительность изучения хозяйственных форм, которое доступно только специалистам, а с другой стороны, соображение, что существовавшие во время революции хозяйственно-экономические отношения оставят для будущего достаточный статистический материал, в то время как формы духовной жизни оставляют меньше памятников и изучение их – почти исключительная привилегия современника.
Задача нашего изучения будет формулирована так: «изучить формы общественного, семейного и индивидуального бытия русскою народа в их историческом развитии во время революции, обратив главное внимание на те психологические изменения, которые произошли под влиянием революционных событий».
Детальнее эта задача может быть определена постановкой ряда вопросов, разрешение которых необходимо для понимания сущности революции (предполагая изучение в пределах класса).
Состояние класса к началу революции: представлял ли он из себя сплочённую, пропитанную классовым самосознанием группу или нет? Семейные отношения. Общественная мораль. Отношение к господствующей церкви и религиозные убеждения в связи с этическим миропониманием. Класс во время революции: экономические изменения, внесенные революцией в жизнь класса, и в связи с этим классовая оценка переживаемых событий. Новое в семейных отношениях и в семейной морали. Психологические переживания индивида. Влияние революции на религиозные и этические воззрения класса. Вызвала ли революция рост классового самосознания и повлияла ли на классовую спайку? Характер классовой организации. Класс как участник революций (пассивный или активный). Класс как творец жизни (что нового создал он в области государственного строительства, науки, искусства). Его отношение к другим классам. Что он от них принял и чем повлиял на них?
Эти больные для историка современности вопросы народной жизни могут быть всяким интеллигентным человеком в большей или меньшей степени разрешены. Каждый из нас пусть изберёт объектом своих изучений ту социальную среду, в которой он живёт, пусть внимательно присматривается к её жизни, аккуратно отмечая все новые черты, которые революция вносит в бытовой облик общества.
Сознательное наблюдение за народной жизнью должно войти в круг наших дневных обязанностей, стать нашим постоянным занятием.
Многие скажут: «Нам хорошо понятна цель сбора этнографического и исторического материала вообще и в период революции, в частности. Мы сумеем также поставить некоторые задачи исследовательской работе, оттенить подлежащие особенному изучению стороны народной жизни. Но нам не понятен метод изучения. Я – учитель. Живу в деревне и каждый день наблюдаю много интересных сцен, созерцание которых даёт многое для понимания русского народа. Но каким образом я могу фиксировать мои “ненаучные” наблюдения над жизнью деревни?» Отвечаю: по моему мнению, изучение народной жизни возможно путём литературных зарисовок, описаний таких бытовых сцен, где особенно ярко выявляется психологический уклад народа (даже таких мелочных, как семейной ссоры).
Оппонентам, выступившим против внешней «ненаучности» такого метода, считающим «всякую беллетристику» пустым делом (а такие оппоненты найдутся), можно возразить следующее.
Беллетристический очерк, литературное описание, просто описание из народного быта, наконец, для понимания народной жизни не менее, а в некоторых случаях и более нам ценны, чем сухой статистическим методом написанный трактат (подобно тому, как длинное морфологическое описание какого-нибудь редкостного вида для естественника может быть с успехом заменено простой фотографией).
Многие, наверное, признают, что чтение бытовых очерков, иногда носящих беспорядочный характер какого-нибудь Глеба Успенского, больше дало им в смысле ознакомления с народной жизнью, чем изучение специальной научной литературы. (Правда, в первом случае процесс ознакомления с жизнью часто совершается бессознательно, заслоняясь в мозгу читателя внешним интересом к фабуле рассказа, что и породило распространённое мнение о чтении беллетристических книг, как о пустом занятии).
Надо признать, что наука не выработала строгих научных методов для изучения духовной жизни общества и личности. Поэтому этнограф в тех случаях, когда ему приходится соприкасаться со сложными проявлениями народной жизни (напр., семейными отношениями), всякий раз обращается к простой «зарисовке» бытовых сцен.
Итак, начиная нашу исследовательскую работу, не сядем за стол, обложившись архивным материалом, а с карандашом в руках пойдём туда, где кипит жизнь: познакомимся на рынке с «продовольственной душой» современного города; потолкаемся в праздничный день в толпе, чтобы узнать, как веселится народ; подслушаем разговоры в крестьянской семье, запишем рассказ мужика о его нуждах и даже, да простит нам строгая критика, не оставим без внимания «нецензурные» надписи и замечания на стенах садовых павильонов и других посещаемых публикой мест: и они могут говорить нам о жизни народа.
Конечно, работа исследователя-этнографа не ограничится записью всего виденного и слышанного.
В области исследовательской деятельности можно наметить ещё следующие работы.
1. Собирание и систематизация письменных материалов, рисующих революционную эпоху. Сюда надо, прежде всего, отнести письма, дневники, мемуары, проливающие много света на тёмные для нас переживания личности во время революции (конечно, при собирании их необходимо соблюдение известных этических требований). Затем официальные документы: протоколы заседаний, образцы канцелярской волокиты и специфического слога, образцы жалоб, актов о разделах и т. д. и т. д.
2. Фотографирование бытовых сцен и вещественных памятников эпохи (при отсутствии фотографических материалов, конечно, приходится быть очень разборчивым при выборе объектов).
В деревне объектами для фотографирования могут быть: сельские заседания и сходы, деревенские праздники, сцены семейной жизни, трудовые процессы крестьянина, вся его материальная обстановка (одежда, жилище, утварь).
В городе: здания советских учреждений, памятники, арки, общественные празднества, митинги, театр, жизнь рынка, очереди за продовольствием и всякого рода уличные сценки, столовая, работа в советских учреждениях, школа, читальня...
1. Собирание экспонатов музейного характера: образцы современной пищи (те из них, которые можно сохранять), предметы революционного искусства (напр., плакатная живопись), всякого рода исторические значки, жетоны и т. д., образцы народного прикладного искусства, приобщившегося современных влияний (сюда можно отнести узор тканей, вышивку на костюмах, раскраску утвари).
Определив метод работы, вкратце наметим план наших исследований. Проявления человеческой жизни мы можем наблюдать, изучая жизнь: 1) класса или общественной группы в целом, 2) семьи и 3) отдельной личности.
1) Жизнь класса мы можем изучить в пределах группы людей, объединённых общими экономическими условиями и в своих поступках выявляющих, хотя бы слабо, чувство общественной солидарности.
В крестьянской жизни такой группой будет сельская община; для изучающего быт рабочего класса пределы устанавливаются стенами фабрики: исследователь, работающий в среде интеллигенции возьмёт объектом изучения служащего какого-нибудь учреждения (по отношению к работникам просвещения, в частности, изучение общественных форм труднее. Условия работы здесь не создают больших групп; приходится иметь дело с небольшим обществом при школе).
Конечно, исследователю придётся в своей работе учитывать то обстоятельство, что в одних группах классовая организация выражена сильно (напр., у рабочих) и они дадут больше материала для изучения; в других мы должны ловить лишь слабые её проявления, с трудом поддающиеся наблюдению.
Выше мы указали, на какие вопросы должно ответить исследование общественной жизни. Где же можно найти ответы; где можно видеть отражения общественной психологии?
Само собой разумеется, что для наблюдений мы должны выбирать жизненные моменты, объединяющие коллектив в одно целое, когда индивидуальные свойства стираются и личность окрашивается классовым настроением.
Первое место должно быть уделено деловым собраниям, на которых мы встречаемся с вопросами классовой организации и отношением класса к политике, государственному строительству.
Настаиваю опять на том, что сухие протокольные данные по образцу тех, которые составляются секретарями заседаний, не дадут нам нужного материала. Больше приходится ценить хотя бы беспорядочную запись фактов «внутреннего содержания». Угадайте по отдельным замечаниям общее настроение публики, запишите рацеи доморощенных демосфенов, деловые речи «серых» участников собрания, отметьте, наконец, все мелочные факты, которые покажутся вам характерными; официально-резолютивной части должно быть отведено второе место.
С собрания пойдём в народный театр (лучшее условие для изучения – однородность массы зрителей).
Театр даст нам многое в смысле понимания:
1) сложности духовного мира и эстетического развития класса (на что больше обращают внимание зрители? Заинтересованы они отдельными грубыми эпизодами или хитросплетённой фабулой пьесы, или душевными переживаниями героев сцены? Насколько они понимают характер и настроения действующих лиц?);
2) классовой морали (какие слагаются у коллектива мнения о поступках героев? Какие чувства и стремления находят себе сочувствие, и наоборот?);
3) классового темперамента (насколько активным зрителем является масса: вмешивается ли она своими возгласами в события на сцене или пассивна и апатична?).
Общим вопросом будет выяснение, насколько класс сплочён в единой психологии и морали, насколько однороден он в своих переживаниях в театре.
Нужно помнить, что театр – это осколок жизни, и на отношении к нему легче всего уловить отношение класса к «настоящей» жизни (это относится, конечно, к простодушному зрителю – рабочему или крестьянину, которые видят на сцене жизнь, но не к интеллигенту, подходящему к пьесе со стороны критики её исполнения).
Запишите относящиеся к сцене общие разговоры в антрактах и во время представления, инстинктивные возгласы, реплики из публики, шутливые замечания, выражающие настроение массы.
Исследователь также пойдёт и в те места, где людей объединяет работа. В рабочие часы в учреждении, а особенно на фабрике, мы встречаемся с первоисточником всего – трудом коллектива и трудовой психологией класса. Работа сопровождается непрерывающимся общим разговором, ритмическими восклицаниями, а иногда песней. Зарисуйте все эти проявления общей трудовой связи. Насколько работа объединяет, создаёт единое настроение, и какое именно? Подавляет ли труд человека, или коллектив торжествует над ним?
Исследователь должен везде ловить и зарисовывать такие моменты, в которых чувствуются проявления классового духа.
Он пойдёт на пёстрый кричащий рынок и в сутолоке глаз его, несомненно, увидит много сцен, говорящих о том, что здесь пред лицом материальных интересов отдельные личности бессознательно делаются носителями классовых идей. Отдельная торговка чувствует себя не просто Марьей, а представительницей класса спекулянтов и в разговоре с публикой стремится оправдать свою «историческую необходимость»... Голодный рабочий, проходящий по базару, – не рабочий Иван, а представитель голодного пролетариата, осуждающего рынок, но в силу экономических условий прибегающего к нему.
В поезде под скрип колес и тяжёлое громыханье вагона исследователь запишет монотонные разговоры людей, собравшихся со всех концов России. И здесь разнообразная публика разбивается на классовые группы: беззаботные красноармейцы, едущие в отпуск; солидные и угрюмые спекулянты; советские служащие... Все они говорят от лица классов.
Изучение семейных отношений в настоящее время имеет для нас глубокий, исключительный интерес. Семья с её патриархальным бытом, строго определёнными взаимоотношениями её членов, несёт на себе все характерные признаки отживающего, пропитанного собственническим духом общества.
Так как семья есть группа людей, связанных экономическими условиями, то экономическая революция с её экономическим кризисом, ударила семью по её больному месту, потрясла семейные отношения. Причём в наибольшей степени пострадала городская мещанская семья.
Изучение семьи следует начать с первого момента революции. Когда обыватель, отягощённый нуждами, замкнулся в узкий круг семейных интересов. В его отношении к революции обыватель – не индивидуальная личность, а прежде всего член семейства, которое надо прокормить. У членов семьи, объединившихся в предчувствии голода, закрепивших свой экономический союз общей продовольственной карточкой, вырабатывается своеобразная семейная психология, свой взгляд на революцию с узко-обывательской, продовольственной точки зрения.
С этого именно момента и нужно писать историю семейных отношений, избрав объектом исследования одну знакомую вам семью. Следует вспомнить и записать в хронологическом порядке весь трудовой день семьи, поглощённой продовольственными заботами, записать общие злободневные разговоры за обедом, обывательские сплетни о революции, разговор в очереди перед хлебной лавкой.
Дальше наступает второй период семейных отношений. Революция разлагает мещанскую семью, чрезвычайно обостряя вековой разлад между «отцами и детьми». Если прежде этот разлад не шёл дальше мирных споров за чашкой чая, то революция и война довели его до борьбы, положив в основу экономические отношения.
Возьмём несколько конкретных примеров разложения семьи.
Студент, маменькин сынок, мобилизованный в армию, условиями кровавой войны становится вне всяких семейных отношений, научается трудиться, усваивает себе психологию свободного работника-пролетария. Революция еще больше способствует укреплению его пролетарской психологии. И ясно, что по возвращении с фронта домой формы семейной жизни покажутся ему узкими. Он не уживается с отцом, будет жить вне семьи.
Достаток мещанской семьи позволял держать сына на содержании у отца до очень зрелого возраста. Вследствие этого создавались патриархальные формы подчинённости членов семьи её владыке. Это наложило отпечаток на психологию интеллигентного общества. Революция с ее экономическими кризисами сделала каждого взрослого члена семьи самостоятельным работником, заставила его быстро утерять психологию подчиненного. Семья делается союзом равных. Отсюда падение «отцовского авторитета» и «семейной любви».
Прежде этот же достаток позволял человеку содержать жену на свой счет, делая ее собственностью. Результатом явилась семейная мораль, определенные обрядовые установления, формально закреплявшие право мужа, целый ряд обрядностей в семейной общине, его подчеркивавших. При новых экономических условиях женщина – такой же работник, как и мужчина. Церковный брак, «святость» которого закрепляла право мужа на жену, уступил место гражданскому – простому союзу работника и работницы.
Отсюда падение семейной морали, рост гражданских браков, рост разводов, пресловутая «эмансипация женщины» (на этот раз настоящая, реальная).
Описанный процесс разложения семейных форм характерен для городской мещанской семьи; в деревне и на заводе он принимает несколько иной характер. Если в деревне и есть семейный разлад, то он имеет не глубокий, внешний характер. Новые воззрения на семью принесены сюда демобилизованными солдатами, которые долго сохранять свое обособленное положение их личности к крестьянству не смогут и рано или поздно усвоят опять крестьянскую психологию. Однако, хотя крестьянин на своем клочке земли по-прежнему остается феодалом, сохраняя роль феодала и в семье, все же моральные потрясения революции не прошли даром. И в деревне была своя эпоха разводов и гражданских браков, эпоха распри между отцами и детьми. Что же касается семьи рабочего, то она еще до войны во многих случаях была свободным союзом трудящихся, и, революция, не внося в нее разлада, содействовала дальнейшему прогрессу развивавшихся форм свободного брака.
Процесс изменения семейных форм под влиянием революции лучше всего изучать на истории одной семьи, хорошо вам знакомой, может быть, вашей.
Пунктуально, терпеливо можно вести целую летопись семьи: выяснить, из каких элементов она сложена, точно описав характеры и развитие ее членов; отметить социальное положение семьи во время революции, обрисовать историю семейных отношений. Все это необходимо иллюстрировать, записывая типичные для жизни семьи сцены: как проводит семья будничный день; праздники в семье; семейные события (брак, выделение) и отношение к ним отдельных лиц; семейные раздоры и т. д.
Стеснять исследователя определенной программой в данном случае не приходится: в процессе изучения ему будет виднее, что нужно фиксировать для характеристики семейной жизни.
Смысл происходящих событий все же останется для нас недостаточно ясным до тех пор, пока мы не изучим изменения, внесенные революцией в душевный мир отдельных индивидов. Для понимания личности революция дала нам многое. Переживаемое время – великая эпоха не только в истории человечества, но и человека.
До переворота в условиях мирной жизни человек жил с закрытой душой, скрывая свои индивидуальные свойства под маской условностей людского общежития, сам не зная таившихся в нем сил.
Когда разразилась Февральская революция, все заволновались, заговорили о том, что переворот открыл им двери в «новую жизнь».
Все наивно верили, что из «гнилого мира» сразу перевалятся в «царство социализма». Появились герои, которые любезно брали на себя роль руководителей в новых условиях.
Оказалось... прием по экзаменам!
– Посмотрим, кто может из вас «строить лучшую жизнь», – сказала Революция и устроила жестокий экзамен личностям, проводя их через суровые экономические условия, задавая трудные вопросы строительства, придираясь к их ошибкам.
Пред экзаменом прошли люди всех характеров, профессий, классов и состояний. Они раскрыли перед революцией свою душу, открыли все свои тайные мысли, испытали силы. Личность, как никогда еще, предстала в наших глазах в ее истинном свете.
Недавние герои из интеллигенции конфузливо распахнули скрывавший их плащ идейности для того, чтобы показать свое пустое сердце и непривыкшие к труду слабые руки. Беспощадно срезанные вопросами экономического характера, они были «лишены права поступления» и даже выключены из жизни. Целый ряд незаметных прежде людей, молчавших за своей работой, неожиданно удивил нас своей душевной стойкостью, своим героизмом. Они терпеливо прошли через все испытания и получили знание «строителей новой жизни».
Мы должны ценить этот момент, беспощадно раскрывающий перед нами интимный мир людей, производящий анализ человеческой души.
Наблюдение за душевным миром человека сейчас несравненно легче, чем прежде. Все не поддававшиеся изучению разнородные характеры приведены к одному коэффициенту – революции.
Вся жизнь человека пропитана революцией. Уйти от жизни и гордым оком смотреть сверху на сутолоку массы, как мечтали прежде поэты, теперь нельзя. О чем бы обыватель ни говорил, чтобы он ни делал, все его слова, поступки и привычки определяются революционными условиями. И заговорите с человеком, прежде гордым молчанием скрывавшим пустоту своей души, – он в пятиминутном разговоре выболтает всю историю своих душевных переживаний во время революции.
Исследователю современности личность, как объект изучения, ценна с двух сторон. Во-первых, как тип, носитель на себе идеи класса.
При этом наше внимание должен привлекать не серый состав группы, простой исполнитель классовых правовых и моральных установлений, а сознательные носители ее традиций, идеологи ее морали, ставшие в условиях текущей борьбы классов героями революции.
С другой стороны, изучение личности важно в антропологическом отношении. Революция дает нам возможность исследовать психические свойства человеческой души, проследить болезни личности и этим, до некоторой степени, разрешить великий вопрос о том, насколько человек является сильным, побеждающим жизненные условия и выживающим в борьбе за существование, животным.
Изучение «личности» может носить двоякий характер.
Вы можете, избрав объектом изучения отдельный тип, собирать материал случайно о лицах, подходящих к этому типу.
Например, вы записали рассказ мужика-извозчика о его жизни, собрали письма другого крестьянина, зарисовали трудовой день третьего – и у вас составляется материал, характеризующий русского крестьянина.
Во втором случае вы можете избрать объектом изучения определенное знакомое вам лицо, пользуясь методом ботаников, которые для ознакомления с целой растительной группой берут и изучают одно растение.
Пользуясь автобиографическими сведениями избранного субъекта, рассказами близких, письмами, вы составляете историю его жизни в хронологическом порядке, выясняя условия общественные, семейные и др., формировавшие личность. Затем с помощью личных наблюдений устанавливается характер субъекта, его психология, жизненные привычки, степень физического и духовного здоровья. Для характеристики его жизни в точности зарисовываете характерные для психологии субъекта разговоры, семейные сцены, пунктуально записываете, как проходит его обычный трудовой день; собираете его письма, а, если возможно, то и дневники, воспоминания. Добавляете, наконец, весь этот материал фотографической карточкой, рисующей его физический облик.
В результате получится полный портрет человека известной группы, который будет иметь для этнографа такую же ценность, как для ботаника «гербарный экземпляр» растения. Сначала эта работа может показаться странной, но потом вы придете к мысли, что человечество – такой же нуждающийся в изучении объект, как мир растений или низших животных.
Для примера остановимся на изучении группы «деревенских коммунистов».
Изучение этого типа представляет исключительный исторический интерес. Пятьдесят процентов русской революции заключается в истории этого мирного крестьянина, условиями мировой войны превратившегося в революционера-коммуниста. И для психолога не меньший интерес предоставляется возможность изучить гигантский перелом в психологии индивида под влиянием войны.
Начнем в своем изучении с того, что восстановим по личным воспоминаниям и рассказам близких духовный облик субъекта до войны, когда он был просто деревенским парнем, привыкшим к спокойному труду и к уюту теплой избы.
Затем переходим ко второму периоду его развития. Исторические события бросают этого парня на фронт мировой войны.
Его психология должна коренным образом измениться условиями новой жизни.
Стоя лицом к лицу к смерти, вынужденный в борьбе спасать свою жизнь, он из мирного жителя делается борцом-воином.
При виде убивающих по приказанию начальства друг друга людей, деревенская мораль заменяется в его душе моралью борца, говорящей «прав тот, кто побеждает». Сопоставление христианской религии и морали капиталистического строя, с оборотной стороной медали, узаконенным избиением людей, приводит его к мысли о противоречиях существующего строя. Он делается революционером. Условия военной, окопной жизни, творящие из армии коллектив, делают его бессознательным коммунистом. Весь этот перелом, происшедший с ним, мы изучим: 1) собирая все солдатские письма с фронта, 2) записывая рассказы раненых в лазаретах, 3) записывая слова и поступки солдата, попавшего к родным в отпуск.
В следующий период его развития мы можем наблюдать изучаемого непосредственно в своей деревне уже в роли революционера-реформатора. Соберите о нем материал как о политическом деятеле. Таким материалом явится: хронологическая история его советской работы, речи на митингах и собраниях; частные разговоры, в которых проявляются его идейные стремления и воззрения на происходящее; мнение деревни о его реформаторских попытках. Наряду с попытками реформировать государственность деревенский революционер интересен для нас как реформатор морали. Здесь объектом изучения явятся его семейные отношения. Нужно уследить и зафиксировать его отношение к родителям, жене, детям; обратить особое внимание на такие события, как случаи развода, свободной любви и гражданского брака; уловить его отношение к почитаемым деревней и обставленным семейными обрядами большим церковным праздникам.
В результате такой работы – большой и ценный для историка, этнографа и психолога материал.
Не останавливаясь больше на вопросе об изучении личности, намечаем ряд типов деревни и города, к изучению которых в процессе их динамического развития должен естественно обратиться исследователь: работник просвещения, советский служащий, коммунист, «советская барышня» (как особый тип), красноармеец, рабочий, работница, «крестьянин-середняк», спекулянт. Все они являются участниками совершающихся событий; всем им вы должны отвести место в вашем «гербарии» общества.
Лучшим же и наиболее доступным объектом изучения будет собственная личность. Дневники современников великих эпох имеют громадное научное значение, не говоря уже о значении для самого исследователя.
Собирание материалов к изучению личности будет, конечно, ценным для общего понимания сущности эпохи и отдельных общественных процессов: личность характеризует ту эпоху, в которую она живет. Но не меньшее значение этих материалов будет в том, что они помогут нам понять душевные свойства личности.
Каждый культурный деятель в своей работе опирается на знание человеческой души. Врачу необходимо знать душу больного, которого он лечит; учитель должен знать психологию ученика-ребенка; общественный деятель не может пропагандировать свои идеи без знания психологии своего народа.
Но знание человеческой души, основанное на собственном опыте, далеко не совершенно и часто обманывает.
К полному пониманию личности может подвести нас лишь наука о человеке, которая сейчас пока находится в зачаточном состоянии, освобождаясь от оков религии и метафизики.
В наше время, в эпоху утилитаризации «чистой» науки, эта наука должна развиться и получить общественный характер.
Возникнут целые институты, музеи, которые будут изучать душу человека, так же, как мы изучаем теперь какую-нибудь флору луга, и которые выработают чисто практические правила в области государственного строительства, школы, общественной и семейной жизни.
Развитию этой великой науки о человеке мы сможем во многом способствовать сборкой материала, характеризующего переживания личности в эту интереснейшую эпоху.
Цель моей статьи – пробудить интерес к изучению жизни, столь богатой сейчас событиями.
Мы должны оставить свое недостойное положение людей, «угнетенных судьбой». Должны сделаться строителями жизни. А для того, чтобы строить, надо ее знать.
Довольно пассивного отношения к современности! Довольно угнетенных вздохов! Мы – современники великой эпохи. В нашем лице природа делает всему человечеству величайшее испытание. Она хочет узнать, сумеет ли человек изучить новые жизненные условия и приспособиться к ним или, подавленный «судьбой», уйдет с лица земли, как ушли когда-то животные, не вынесшие изменения жизненных условий.
Нет и нет! Человечество не для того в течение тысяч лет копило в своем мозгу знания, чтобы пасть под бременем судьбы. Оно победит жизнь, преодолеет голод и болезни. И первый шаг к победе – изучение новых условий. Изучая жизнь, человек будет чувствовать себя не слепым орудием судьбы, а сознательным участником истории человечества, будет знать свое место в истории. Историческая наука будет писаться не костлявой рукой забывшего о человечестве ученого, а миллионами «мозолистых» рук, общечеловеческим опытом. Тогда наука поможет человечеству выбраться на вольную дорогу. Тогда, по выражению одного умного человека, «каждая кухарка сумеет управлять государством».
В. Воль
Август 1921 г.
(Вятский край / Вят. губ. отд. нар. образования, Слобод. музей изучения местного края. Слободской, [1921]. № 2)
