Главная > Выпуск №22 > Такая короткая встреча…

Такая короткая встреча…

М. А. Лобанова

Памяти Н. П. Мартыновой,
без которой не было бы
этой командировки…

Я улетаю в Париж, это деловая поездка: я сопровождаю важный груз для передачи на выставку в музее изобразительных искусств г. Ренна. «Груз» – это шесть работ знаменитого вятского фотохудожника С. А. Лобовикова из коллекции Кировского областного художественного музея.

Я не знаю французский, почти не знаю английский, но… Впрочем, посмотрим.

Встреча

В аэропорту меня встречает молодой человек с латиноамериканской внешностью – Изидио. Помогает без очереди пройти регистрацию, мы получаем сначала мою сумку, затем опечатанный ящик с музейными предметами. В складе аэропорта живёт пожилая овчарка, и с ней я общаюсь, пока мой груз получают и переносят в фургон. В машине мы с Изидио пытаемся разговаривать, но мсье почти не понимает (или не хочет понимать) мой английский.

Шоссе, затем почти час – дорога по окраине. Мне показывают, где будет до утра находиться (конечно, под охраной) мой багаж и знакомят с дамой, от которой я должна получить суточные и все дальнейшие указания. С Изидио мы объясняемся еле-еле. Дама поражена тем, что еёанглийский мне совершенно не понятен. «Сэнкё ю» (благодарю) – так было произнесено – единственное, что я поняла. Звонит по трём-четырём номерам, ищет русского переводчика. Это помогает, и мы расстаёмся, довольные друг другом.

Снова дорога, теперь по городу, так что первое знакомство с Парижем – через окно автомобиля. Утро. Здесь, как и на аэродроме, туман. Неужели не будет солнца?

Улицы узкие, постоянные пробки и, следовательно, – возможность рассмотреть здания, прохожих. Мы уже почти понимаем друг друга, и я узнаю, как по-французски «пробка» на дороге, произношу русский вариант, и Изидио громко смеётся, почти развернувшись ко мне, кричит: «bushe′» и показывает, как вылетает пробка из бутылки с шампанским. Чтобы не отвлекать его на тесной улице, больше не разговариваю, любуюсь прямо-таки тем, как терпеливы парижане к пробкам – читают газеты, слушают музыку, курят и ждут! Без суеты и никому не нужного разбирательства. Становится понятно, почему здесь такие громкие сирены полицейских машин и скорой помощи.

Отель «Марена»

Совершенно уставшая, жду минут сорок. Всё это время Изидио объясняется с портье и доказывает, что для меня забронирован номер. Внутренне возмущена до предела: как можно так забронировать номер, что это нигде не записано?! Ещё немного, и Изидио услышал бы от меня: «Where is your flat?» (Где Ваша квартира?) К счастью, этот вопрос задавать не пришлось, и мне выдают ключ от номера 305.

В отеле – полное отсутствие утюгов. Переживём! Юбка расправилась за час сама собой. Буду гулять по Парижу в юбке!

Отель, похоже, из дешёвых. Во всяком случае, как я выясняю позже, почти никто из парижан о его существовании не догадывается. С утра не добиться нормального кофе, в номере не горит один светильник. В ванной нет занавеса, посему половина воды из душа обильно поливает кафельный пол.

Первая попытка выйти в город

По счастью, портье знает несколько русских слов и объясняет, что мне нужен «bus восемь пять» (автобус 85). Это первый человек в Париже, от кого я слышу русские слова. Наскоро записываю адрес отеля в блокнот: второпях не взяла с собой распечатку своих французских маршрутов и адресов, а визиток в отеле просто нет. Мне смешно: пытаясь записать адрес отеля по-русски, я упорно пишу его латинскими буквами. Позже, уже перед входом в отель, я напишу крупно «305» в этом же блокноте. Мне никогда не произнести номер комнаты по-французски.

Площадь у Лувра

Вспоминаю, что в моём пакете – половина чёрной московской буханки. Не идти же с ней в музей! Устраиваюсь у фонтана и кормлю парижских – сизых, белых, пёстрых – голубей. Сквозь смех объясняю им по-русски: «Эй, вы же не привыкли к чёрному русскому хлебу, не жадничайте, плохо будет!», – так от души смеюсь и громко разговариваю с голубями, что несколько пар, с детьми и без, останавливаются и наблюдают за мной. Ничем не показываю своего смущения и гордо спускаюсь по музейному эскалатору.

Париж. Перед входом в Лувр

Лувр

До тех пор, пока мне не приходит в голову сфотографировать старинную книгу с гравюрой в стеклянной витрине, мне всё нравится. Щелчок фотоаппарата вызывает недоумение двух смотрительниц-негритянок. Сразу же пресекаю их возмущение, нарочно говоря по-русски. Они так удивлены, что просто закрывают рты.

Устали ноги. В Лувр нужно брать шлёпанцы. В нескольких местах «ловлю» экскурсии на английском, французском, возможно, японском. На русском – нет.

«Без языка»

Пытаюсь спрашивать по-английски. После двух попыток вспоминаю «help me, please» (помогите мне, пожалуйста). Это срабатывает безотказно, так что я механически каждую просьбу начинаю с этого, даже, когда мне нужен кофе.

Марк

Выхожу из Лувра. Начисто забываю, где остановка автобуса, который меня сюда привёз. Спрашиваю кого-то и благодарю (за вежливость) на английском и русском. Неожиданно догоняет удивлённый мсье. Он, видимо, слышал, что я говорила по-русски «спасибо». Как я успела заметить, из русских слов парижане (хотя, далеко не все) понимают только три: «да», «нет» и «спасибо». Мне повезло. Этот мсье знает столько же русских слов, сколько я – французских, но, тем не менее, на странной смеси англо-русско-французских слов мы довольно оживлённо разговариваем. Спрашиваем друг у друга то, что обычно узнают при таких знакомствах и гуляем по центру моего любимого (всегда!) города. Марк говорит о своей профессии, и мне становится просто весело, он – преподаватель французского языка и литературы в лицее. Тем для разговора более чем достаточно. Я знаю и очень люблю французскую литературу, Марк начинает говорить о Чехове, говорит много, но не весь его английский, довольно быстрый, я понимаю. Зато прекрасно понимаю вопросы о семье и детях, задаю свои, и мне уже нравится это знакомство. Мсье, по-моему, несколько удивлён тем, что меня поселили в никому не известной «Марене». Марк рассыпает комплименты, это, как и жесты, понятно на всех языках, договаривается о «randevu» (мсье будет с машиной). Пользы от него много. Теперь я ориентируюсь в центре города и жалею, что в Париже я остаюсь совсем ненадолго.

Елисейские поля

Фотографирую. Гуляю и наслаждаюсь тем, что предоставлена сама себе. Всё-таки я хочу смотреть, а не разговаривать. Разыскивая отель, понимаю, что при моём знании, а точнее, незнании языка, самый удобный транспорт – метро. Вечером я еду на свидание с Эйфелевой башней и наслаждаюсь ночным Парижем долго-долго-долго.

Эйфелева башня. За несколько кварталов видны цепочки огней, бегущие вверх по ажурной конструкции. Здесь множество туристов, продажа сувениров, гитара, французские песни. Отсюда не хочется уходить! Разыскиваю метро, и полицейский с мотоциклом спешивается и провожает меня до входа в метрополитен.

Я возвращаюсь в отель. Облитые жёлтым фонарным светом улицы, уже редкие прохожие. Крысы. Две (маленькая и большая). От страха и удивления я не сразу вспоминаю, что это «rats», ещё со времён Гавроша известное парижское бедствие. Мой визг вызывает громкий смех позднего прохожего – подвыпившего и, похоже, безработного, мсье. Перебегаю на другую сторону, тороплюсь в отель и только сейчас понимаю, что мне необходим хотя бы сок, иначе я просто не смогу!

Грубиян

Маленький магазинчик, хозяин уже готов его закрыть. Моя просьба на английском вызывает какое-то неприятие у старика-француза, он ещё больше звереет, когда я перехожу на русский и буквально в панике с воплями выгоняет меня из магазина. Чтобы отомстить, кричу ему в лицо по-русски: «Хорошо, я лягу спать голодной! И похудею!» Ладонями рисую перед его носом объём талии, который мне грозит, и, уже успокоившись, сквозь зубы, бросаю на чистейшем русском: «Ну и чёрт с тобой, старый дурак!» К счастью, такая англофобия встретилась мне только однажды.

В отеле, уже засыпая, вспоминаю, что за этот парижский день мои розыски отеля, Лувра, Эйфелевой башни и метро напрягли троих полицейских, двух пожилых madame, портье другого отеля, очень любезного и снабдившего меня планом города, и кого-то ещё. Что я встретила только одного пьяного и одного грубияна.

Отель «Марена».
Утро следующего дня

Гостеприимство французов потрясает моё воображение, когда в шесть утра (каким чудом я проснулась?) мне стучат в дверь и кричат: «Taxi!» Зла – разбудить не догадались, а как попросить об этом, я просто не знала. Через три дня в рэннском отеле я превосходно объясню портье, когда, зачем и в какое время «I must stand up» (я должна подняться), но сейчас я ещё не готова объясняться по-английски. Принципиально не успеваю привести причёску в порядок, не подвожу глаза и спускаюсь вниз с дорожной сумкой. Её подхватывает мой таксист, милый мальчик, похожий на наших первокурсников, чуть-чуть не только что из парикмахерской. Поят кофе, мало напоминающим кофе.

Город

Париж. Я всегда знала, что увижу его. Знала, что он красив. Но того, что он так потрясающе красив, сразу и навсегда очаровывает и как бы берёт в себя, я не представляла. Он весь в сером тумане с утра, а днём он лиловато-серый. Ближе к вечеру краски меняются, и город становится сиреневым. Свет фонарей жёлтый, тёплый, какой-то глицериновый и мягкий. Теперь понятно, почему здесь родились эти размытые краски импрессионистов, он весь – настроение, этот город. Как красив Париж ранним утром! Он снова в серо-лиловой дымке, с крышами разной высоты, переходящими одна в другую, изящными окнами, ставнями, карнизами. Чёрные ажурные решётки балконов, сплошные балконы верхних этажей. Листья, которые не сметают. Он красив в любую погоду, ведь солнца не было весь мой парижский день, а я любовалась, будто бы впивала этот воздух, этот колорит, этот неяркий свет. Париж. Я всегда знала, что увижу его. Этот город всегда звал меня к себе и зовёт опять.

Склад

В этом помещении очень светло в любое время суток. Здесь довольно тепло и чисто, огромные красные шары – огнетушители на колёсах. Обычно очень подвижные, французы трижды тщательно переставляют наши ящики, чтобы стояли в фургоне более плотно. На мой плохой английский: «This box is more important, than me» (Моя коробка важнее, чем я) – дружно улыбаются. Мы знакомимся. В фургоне с грузом поедут двое, за ними, буквально «на хвосте» у фургона, наше такси, в котором француженка Бенедикт, норвежец Йенс и я сопровождаем фотографии на выставку в Реннский музей. Йенс – типичный норвежец, рыжий, голубоглазый и вдобавок небритый – фотограф. Бенедикт Негре – режиссёр, готовит материал по выставке и очень выручает нас с Йенсом: мы не знаем французского и, похоже, одинаково знаем английский.

Дорога

В такси, скорее всего, из-за той бурды, что под словом «кофе» понимают в отеле «Марена», мне становится плохо, я хочу глотнуть свежего воздуха и поскорее доехать. Но дорога оказывается долгой. Мы проезжаем предместье.

Невысокие домики, совсем немного кирпичных и очень похожих друга на друга коттеджей. Очень ровные посадки вдоль трассы, сказочно ровное шоссе. Такое впечатление, что за деревьями постоянно ухаживают. К концу пути я подсчитаю, что мы видели только одно сухое дерево и ни одной свалки! Коттеджи тёплой охристой окраски, с одно- и двускатными крышами. Деревья лиственные, и только перед самым Ренном – два перелеска с елями по обе стороны шоссе. Почти вся дорога разделена «паребриком» для двустороннего движения.

Коровы. (Мне всё интересно, и я время от времени пишу в путевом блокноте, если это и удивляет Бенедикт, она ничем не выказывает удивления). Коровы или чёрно-белые, или рыжие. Но в каждом стаде коровы только одной масти. Лошади, белые и очень изящные, встретились только однажды.

Норвежец задаёт непонятные мне вопросы и подкармливает меня шоколадом. Француженка немного опекает меня и тоже подкармливает.

Мост настолько плавно вписан в дугу поворота, что его можно не заметить.

Наш таксист, выяснив, что собеседники из нас с Йенсом не получатся, весело обсуждает с Бенедикт проблемы современного искусства. Разговор становится таким оживлённым, что мы теряем из виду наш фургон, за которым неотступно следовали от самого Парижа. Водитель наш растерян и трижды проезжает одно и то же место, прежде чем, связавшись по рации со своими компаньонами, обнаруживает фургон. Моя шутка: «шерше пикап?» вызывает дружный смех в салоне.

Реннский музей изящных искусств

Пока музейные рабочие разгружают наш фургон, можно уснуть. Мой ящик, опечатанный кировскими таможенниками, создаёт дополнительные трудности. Господин директор говорит мне, что я – madame, и полтора (или два?) часа я жду явления рабочего с плоскогубцами. Мою сумку не на чем увезти в отель, и директор – monsineur Ribemont (мсье Францис Рибёмон) – провожает меня лишь до полдороги. Как ни вежливы французы, но… они вежливы, а мы гостеприимны, и даже плечистого мсье доставим на нашей музейной «Газели» до любой гостиницы.

Ренн

Очень чистый, старинный и вместе с тем современный город, столица Бретани. Кроме музея искусств, здесь находится известный ботанический музей, ратуша, соборы – Св. Петра и Св. Франциска и церковь Сен-Жермен (Св. Германа). В последней я, прослушав мессу, вдоволь фотографирую: огромные витражи, скульптуру самого Святого Германа. Здесь же единственная, увиденная мной в Ренне, нищенка – с внешностью южной славянки.

Ренн. Образец городской архитектуры

Ещё раз обнаруживаю неприязнь к английскому языку: парочка, услышав моё: «Help me, please», – сразу же устремляется прочь. Зато в течение дня я кое с кем беседовала, madame в парфюмерном магазине даже рассказала мне, что поедет на Рождество в Петербург, помогла выбрать недорогой сувенир и кое-что подарила.

Мой отель – «De Brest»

Небольшой, но очень уютный номер, мой балкон выходит на привокзальную площадь. Мне очень нравится, что перед зданием вокзала – два фонтана, на ночь их выключают, а в шесть утра они будят меня громким и весёлым шумом. Окно, как почти все окна в Париже и Ренне, – с раздвижными ставнями, и это весьма удобно, защищает и от холода, и от солнца. Правда, сами окна здесь меньше – солнца хватает. Пыли почти нет, и я понимаю, почему: здесь почти нет «сухогрузов», как я называю большие фургоны, разъезжающие по центральным улицам Вятки.

Ренн. Набережная

Вечером скучно без книг, зато я смотрю французское телевидение. Фильм про бандитов и каких-то хуторян. Очень понятный и приятный.

Эстафета

В воскресенье утром меня ждёт сюрприз. Городская эстафета. По-моему, бегут все, кто может бежать. Азартные болельщики вдоль всего пути эстафеты. Почти у каждого из бегущих – знакомые в толпе во всё горло вопящих болельщиков. Я даже немного «поболела» вместе с ними.

Ренн. Эстафета на улицах города

Надписи на футболках: «Tout Rennes court», что означает «все реннцы бегут».

Такое впечатление, что во второй половине дня люди заняты только едой. Уличные кафе заполнены. Нет никаких киосков, и, к моему удивлению, нигде нет отдельной продажи мороженого. Не любят его здесь, что ли?

Вечер

«Сюрприз» ждёт меня в мой последний вечер в отеле. Улыбчивый портье напоминает, что меня разбудят в 5 утра и протягивает счёт на 53 евро.

Объясняемся долго. Понимаю, что мои беспечные агенты, пригласив меня в Ренн на три дня, оплатили два. Разговариваем «на пальцах» и ломаном английском. Я приношу все свои документы, план Парижа, объясняю, что готова заплатить, но как я буду добираться от вокзала до «аэропорт Шарль де Голль»? Час неизменно любезных улыбок (с его стороны), звонков моим рассеянным агентам в Париж и… он спасает мои 53 евро. Складывает и отдаёт мне. Горячо благодарю. Утром, ничем не показав своё удивление, портье благодарит меня за «Russian souvenir» (русский сувенир).

Уезжаю!

Я уезжаю. Ещё темно, небо медленно светлеет. Мягко, почти бесшумно движется поезд. Вокзал в Париже. Ещё немного, совсем немного, и я расстанусь с тобой, Париж. Время неожиданно ускоряется, всё мелькает, словно киноплёнку вдруг крутят передо мной в несколько раз быстрее. До свидания, Париж. Я никогда не смогу сказать тебе: «Прощай».

История и предыстория

Этим заметкам без малого семь лет. Сейчас необходимо напомнить о том, что в 1993 г. во время обсуждения международного проекта для выставки в Германии сотрудники Кировского областного художественного музея предложили представить за рубежом творчество С. А. Лобовикова, мастера художественной фотографии. Вот что писал об этом профессор дизайна и фотографии Ганс Путнис: «В его (музея. – М. Л.) запасниках, на чердаке, похожем на лавку антиквара, работает главный хранитель музея Нина Мартынова. Попутно она показала гостям из Германии папку с фотографиями Сергея Лобовикова. <...> Даже поверхностный просмотр работ убедил остальных членов делегации принять решение тут же... С этого момента наследие Лобовикова пришло в движение. <…> Я был очарован произведениями фотографа, имя которого я никогда не слышал»1. Ито-гом сотрудничества стали выставки С. А. Лобовикова: сначала в Германии – в Касселе (1995 г.) и Лингене (1996 г.), а затем в Кирове (1996 г.).

Профессор Ганс Путнис подготовил внушительный каталог, в котором опубликовано более 150 фотографий С. А. Лобовикова, по сути, первую монографию о фотохудожнике. В книгу также вошли статья Н. П. Мартыновой «Лобовиков и Вятский художественный кружок» и воспоминания Т. С. Лобовикова2. Каталог издали в Германии на русском и немецком языках, сейчас это библиографическая редкость. Несколько лет спустя один экземпляр (об этом мне позднее расскажут французские коллеги) увидели во Франции, в Ренне. Почему организаторы выставки предпочли именно эти работы С. А. Лобовикова, для меня и сейчас не очень ясно. Во всяком случае, при передаче и монтаже наших фотографий в Реннском музее я несколько раз слышала слово «фольклор».

На международной выставке «Пикториальная фотография в Европе. 1888–1918 гг.» в октябре 2005 – январе 2006 г. в музее изобразительных искусств г. Ренна экспонировались следующие работы С. А. Лобовикова:

«Бродячая Русь (По весенней дороге)». 1909–1910;
«Завтрак (Поделились)». 1926–1927;
«Закат». 1907–1908;
«У бабушки в праздничек». 1926–1927;
«Учительницы» 1911–1914;
«Хлеб (Вотяки)». 1909–1910.

Примечания

1 Путнис Г. Фотохудожник Сергей Лобовиков и фотография уходящей эпохи // Сергей Лобовиков. Кировский областной художественный музей им. В. М. и А. М. Васнецовых. Киров, 1996. Печать: Винтерсхалль АО – Кассель, Германия.
2 Лобовиков Тимофей Сергеевич (1909–1999) – сын С. А. Лобовикова.