Стендер

Учитель немецкого языка Александр Филиппович Стендер был полная противоположность своему предшественнику по наружности и по педагогическим приемам. Борнгардт был низкого роста, коренастый, седой, бритый, неряшливый, со старинным платком на шее, с табакеркою и пестрым платком в руках. Стендер же был молодой человек (ему было лет 30–33. Говорили, что он сын бывшего попечителя округа, вышедший из военной службы), высокого роста, худощавый, с военной выправкой, с прямыми и приподнятыми плечами, с небольшими русыми усами и такими же волосами на голове. Лицо и руки его были выхолены, ногти довольно большие, вычищены безукоризненно. Он постоянно носил очки в золотой оправе. Одежда его была с иголочки. Стендер приходил в класс и в форменном фраке, и в форменном сюртуке из чёрного сукна, и в разных пиджаках. Всё это по последней моде. Обувь его была тоже разная: и сапоги, и штиблеты, и бареты, и из кожи, и из лайка. Грудь украшалась часовой цепью с брелоками, пальцы в перстнях, запонки отливали брильянтами. Словом, это был модный и довольно блестящий человек.

Как учитель, он обладал даром преподать последовательно, ясно; не обременял учеников непосильной работой; умел держать дисциплину, но, к сожалению, подчас бывал строг, что немало запугивало учеников.

Во время уроков Стендер то сидел, то ходил, постоянно наблюдая за всем классом. Если один ученик переводил, то все остальные были у него начеку, так как во всякую минуту каждый мог ожидать, что его спросят или продолжать перевод, или исправить допущенную товарищем ошибку. Занятия в классе менялись: то перевод, то чтение, то диктовка, то разговор с лучшими учениками. Занятия были оживлённые, как ни у одного из преподавателей языков. Учиться у Стендера было легко, и ученики знали пройденное.

Покинул Стендер Вятскую гимназию неожиданно, уехав в феврале или в марте в Иркутск на службу по интендантству.

Стендер не был женат. Любил общественную жизнь, постоянно бывая то в клубе, то в гостях, то в театре, но чаще всего бывал у знаменитого в то время купца Прозорова34. Стендер любил танцевать и поиграть в карты. Рассказывают, у Прозорова тогда часто бывал антрепренер вятского театра Мерянский (весьма талантливый актёр; впоследствии он имел свой театр в Петрограде очень долгое время), который тоже часто играл в карты. Рассорившись со Стендером из-за карт, Мерянский изобразил его на сцене в пьесе «Вороны и коршуны», где один из шулеров загримирован был Стендером. Одежда, походка, голос, манеры совершенно были Стендера. Пьеса давалась два раза. Я был в то время, когда давалась в первый раз. Открылась сцена, и кто знал Стендера, то сейчас его узнал. Ученики сначала даже думали, что играет их учитель, но потом объяснилось, что был актер Мерянский.

Стендер любил упражняться на гимнастике и поощрял к тому учеников.

Стендер был энергичный и умеющий поставить дело обучения немецкому языку. К сожалению, он был недолго. После него снова настаёт та же эпоха, что и до него, и так продолжалось до девятисотых годов, когда не стало больше назначать учителями убогих людей.

Стендер, уезжая из Вятки, всем ученикам вывел отметки больше на один балл, вероятно, сознавая, что, будучи учителем, ставил меньше, чем следует35.

Барановский

Барановский Фабиан Иванович, учитель французского языка, был из поляков, католик. Это был учитель плохой. Он ничему не мог научить, ученики даже сомневались, что бы он и сам-то знал свой предмет. Ученики не питали к нему никакого уважения, называя его между собою «Фабий». Видом он был невзрачный: небольшого роста, худой, бритый, волосы сильно фабрил, так что ни один волосок его головы не отстанет; казалось это как-то неестественно. Одевался он чисто. Во время чтения надевал очки. В классе он совершенно не мог держать дисциплину. Над Фабианом Ивановичем часто смеялись, особенно, когда он разгорячится, потому что он тогда напоминал циркового комика. Горячился же он из-за всего: и из-за серьёзного, и из-за пустяков. То он раскричится на ученика за то, что он не знает урока, то за то, что тот разговаривает с товарищем, то за то, что ученик забыл принести в класс книгу или тетрадь, при этом, сильно жестикулируя, говорит: «Ученик без книги или тетради всё равно, что солдат без ружья; ученики идут в класс не заниматься, а для развлечения, им ведь дома-то скучно» и т. п. так проходило 15–20 минут, а ученикам это и на руку: меньше заниматься.

Во время урока ученики шалили всячески, мало обращая внимания на учителя, а этот по обыкновению занимался только с одним учеником, постоянно препираясь с ним из-за пустяков. Например, Фабиан Иванович часто, прежде чем спросить ученика из заданного, задавал вопрос: «А на которой странице задано, сколько строк, в котором столбце (спряжения, склонения и т. д.)?» Если ученик отзывался незнанием или просто отмалчивался, то Фабиан Иванович обыкновенно начинал доказывать, что ученик урока не знает, и потому спрашивать его не стоит. Ученик не уступал, говоря, что он урок учил и знает его, но Фабиан Иванович стоял на своём. Повышается тон и учителя, и ученика. Остальные ученики, показывая вид, что они сочувствуют учителю, и, подражая ему, говорят то хором, то в одиночку: «О! он еще возражает, больше учителя хочет быть!» Фабиан Иванович еще больше кипятится, крича: «Вы думаете, что вы в лесу, кричите друг другу: о! а! нет, вы в классе»… и т. д. Его комический монолог опять продолжается 10–15 минут. Ученики смеются, а Фабиан Иванович кричит: «Вам весело, вы думаете, что вы в гости пришли» и т. д. И еще теряется несколько минут.

Фабиан Иванович в классе занимался то переводами, то грамматикой, то диктовкой. Домашние письменные работы были только в высших классах. При диктовке он обыкновенно расхаживал по классу, наблюдая, чтобы не списывали, но это нисколько не помогало. Списывали ученики и домашние работы. Два-три ученика изготовят работу, остальные пользуются ими, прибавляя от себя, чтобы замаскировать, несколько ошибок. Бывали случаи, что все ученики спишут с одной работы одного ученика, и тогда Фабиан Иванович очень доволен остается, что выполнен урок хорошо, хвалит учеников. Ученики ухмыляются. Но бывали случаи и такие, когда письменная работа была буквально скопирована с одного экземпляра, но в нем оказывалась одна ошибка, которая и повторялась у всех. Фабиан Иванович, хваля работы учеников, удивлялся, что все ученики сделали одну и ту же ошибку: «Как это никто не догадался, что так нельзя», – говорил он.

Если при Фабиане Ивановиче приходилось читать молитву, то в большинстве случаев читали её не ту, какую следует, иногда повторяли её по нескольку раз, тогда Фабиан Иванович оборачивался к ученикам и говорил: «Что так долго?» Только пространность молитвы ему давала знать, что тут что-то неладно, а что молитва не та, этого он уже не замечал36.

Чернышёв

Николай Александрович Чернышёв был учителем рисования и чистописания. Он был среднего роста, брюнет, старик лет 60, лысый; лысину прикрывал задними и боковыми волосами; усы и бороду брил, оставляя на задней части щёк узенькие бакенбарды. Одевался чисто, ходил то во фраке, то в сюртуке, конечно, форменных. Носил постоянно золотые часы, довольно солидного размера, с золотой цепочкой. Во время урока Чернышёв постоянно вынимал их из кармана и рассматривал их, как бы любуясь ими. Тогда один из учеников, кто посмелее, говорил ему: «Николай Александрович, у вас часы очень хороши, позвольте посмотреть». Николай Александрович, будучи польщён, позволял ему подойти; за этим учеником другой, третий, и набиралась целая толпа, конечно, уже без всякого дозволения учителя. Часы рассматривали, хвалили, а Николай Александрович, чтобы еще больше поразить учеников, говорил: «Они с фокусом, могут сгибаться и разгибаться», – и начинал между пальцами обеих рук поднимать и опускать часы. Ученики начинали шутить, острить и смеяться. Николай Александрович, заметя, что ученики уже задевают его личность, гонит от себя их и велит заниматься делом.

Николай Александрович редко сидел на месте, в большинстве всё ходил от одной стены до другой, при этом у стены постоянно сплевывал, а на ходу то перебирал в своем кармане ключами или деньгами, то часто взглядывал на свои часы. Ученики в это время якобы занимались чистописанием или рисованием, но больше всего шалили, разговаривали между собой. Нужно сказать, что Николай Александрович был порядочно глух, почему он почти не слышал шум учеников, особенно во время чистописания, когда один из учеников диктовал буквы и произносил темп их. Бывали случаи, что ученик просит позволения очинить перо или карандаш, а он ему говорит, кивая головой: «Сходи», – и наоборот. В первом случае ученик с неожиданной радостью бежит из класса, а во втором происходит всегда недоразумение между учеником и учителем, причем происходили пререкания. Бывали такие случаи: один из бойких учеников, встав с места и показывая Николаю Александровичу движением пальцев около гусиного пера или карандаша, что ему нужно очинить их, говорит вполголоса: «Николай Александрович дурак», – а последний киванием головы дает ему согласие. Учеников, конечно, разбирает смех. Уроки чистописания были в первых трёх классах, а рисования – в четырёх. Чистописание начиналось тем, что сначала писали «палки» без закругления, а потом с закруглением с одного конца, с другого, с обоих концов. Потом переходили к буквам, имея перед собой прописи. Это в первом классе. Во втором и третьем классе писали под диктовку одного из учеников, причем каждую букву писали под такт. Во время чистописания учитель требовал, чтобы ученики писали непременно гусиными перьями, стальные же строго преследовал, хотя другие учителя этого и не требовали. Если какого-нибудь ученика заставал пишущим стальным пером (вставленным обыкновенно в гусиное), Николай Александрович приходил в ярость, выхватывал перо, ломал его и бросал на пол, крича: «Ах ты, паршивый поросенок, вольнодумствуешь, я тебя в бараний рог согну и выброшу вон; пойди на колени или из класса!» Ученик лишался права писать. Этой же участи подвергался ученик, если поймает его с маленьким карандашом во время рисования. Рисование состояло в том, что начинали сперва проводить разные линии, потом круг, овал, а затем рисовали геометрические тела и с рисунков. Объяснений со стороны учителя не давалось никаких. В конце урока Николай Александрович посылал кого-нибудь из учеников в булочную за булкой или к его жене [сказать], что он скоро придет пить кофе37.

Примечания

1 «Обозрел училище… – чудеса! – писал о новом земском училище очевидец. – Учебных пособий такое богатство, какое едва ли найдётся в каком-либо уездном учебном заведении. Это просто Вятский университет, технологический институт, земледельческая академия и педагогический институт вместе… Химическая лаборатория, физический кабинет, мастерские столярная и слесарная, скотный двор, кузница, опытное поле для образцового земледелия, земледельческие орудия, амбары – всё это ясно устроено и устраивается с неослабным рвением» (Сергеев В. Д. Разночинцы-демократы Вятки. Киров, 2003. С. 27).
2 Новый устав гимназии, утверждённый в 1871 г. по инициативе Д. А. Толстого, вызвал отрицательное отношение в гимназической среде. Гимназист П. Неволин писал брату: «В силу этого устава первым, главным предметом – это древние языки. Спрашивается теперь: на кой черт эти языки? Для чего загромождать головы этим хламом? История, математика, география сильно стушевались, а естествознание совершенно изгнано. Из словесности только и упирают на древнюю литературу, а на новую наплевать… Учеников выходит из гимназии просто массами» (Сергеев В. Д. Указ. соч. С. 27).
3 Подробнее о Л. А. Спасском см.: Пентина Н. Б. Леонид Алексадрович и Илария Александровна Спасские // Герценка: Вятские записки : [науч.-попул. альм.]. Киров, 2003. Вып. 4. С. 108–113.
4 Вероятно, ещё живы были воспоминания о Глебове-инспекторе (1848–1856). «У Глебова сечение было главною дисциплинарною мерою, притом крайне жестокое. Воспоминания о нём полны карцерами, сечением в швейцарской, сечением перед классом или даже перед всеми учениками, и непременно с громадными порциями лозанов» … “Смотри, – говорил он грубым голосом, – я высеку, высеку сам!”» (Сергеев В. Д. Указ. соч. С. 25).
5 Глебов Иван Михайлович, воспитанник Вятской гимназии выпуска 1830 г. второй по успехам, сначала служил в Вятской казённой палате копиистом, подканцеляристом и канцеляристом, потом продолжал своё образование в Казанском университете. По окончании естественного факультета с 1836 г. состоял учителем Саратовской гимназии, а в 1848 г. был назначен инспектором Вятской. Несомненно, это был даровитый и образованный человек, не успевший расцвести вследствие трудных жизненных условий, неудачной семейной жизни и постоянной денежной нужды. (Глебов, служивший учителем в Саратовской гимназии в директорство В. Ф. Гине, растратившего 28 536 р. асс. казённых денег, после бесследного исчезновения последнего должен был с другими учителями выплачивать значительную часть растраты. Вычеты производились с него ещё в Вятке). Директорство Глебова относится ко времени, когда прежний строй русской школы доживал последние дни и должен был смениться лучшим. Учащаяся молодёжь привлекала общее внимание и сочувствие. Вследствие этого изменилось и отношение гимназии к ученикам. О суровом и грубом обращении не могло быть и помину. Преподаватели стали говорить им «вы», приглашали их отвечать, сидя, и стремились к сближению с молодёжью. Перемена эта была столь разительна, что ученики сперва отказывались верить ей, боялись ловушки со стороны начальства. Ко времени директорства Глебова (1856–1866) относятся лучшие моменты в жизни Вятской гимназии. Это самое благородное, возвышенное время её. И необычайная деятельность гимназии должна быть в значительной степени объяснена тактом Глебова, который понял, что не следует идти против доброго течения и, пользуясь прямым разрешением попечителя, отдал дело гимназии в руки учительской коллегии, оставив себе лишь председательство в педагогическом совете и все письменные сношения (История... С. 112–113).
6 Фишер Эдуард Егорович, сын художника, лютеранского исповедания, по окончании курса в Казанском университете по филологическому факультету свою служебную деятельность начал помощником инспектора студентов того же университета, затем с 1848 г. учителем русской грамматики в Пензенской гимназии, в 1857 г. перемещён учителем русского языка во 2 Казанскую гимназию. С декабря 1866 до своей смерти 1 марта 1877 (на 55 году жизни) – директор Вятской гимназии. Э. Е. вступил в управление гимназией в то время, когда прежние либеральные взгляды на воспитание начали уступать место более строгим требованиям. Вследствие Высочайшего рескрипта 13 мая 1866 г. министр циркуляром предписал принять все меры для поддержания власти и уважения к закону, для охранения коренных основ веры, нравственности и порядка. От всех, состоящих в учебной службе, строго требовалось «точное, неослабное и неукоснительное исполнение обязанностей, предписываемых общими законами государства». Начальникам учебных заведений рекомендован неусыпный надзор за поведением учащихся и постоянное строгое наблюдение за преподаванием. Отношения между директором и преподавателями резко изменились: прежним товарищеским отношениям, какие существовали при Глебове, не могло быть места. Строгий к себе самому, в высшей степени аккуратный и исполнительный, Фишер являлся образцом добросовестного исполнения служебного долга (История... С. 166–168).
7 Шиманский Николай Осипович (1849–1863), сын дворянского заседателя Сарапульского земского суда, по окончании Казанского университета с 1844 г. был преподавателем в Нижегородском Александровском дворянском институте. С 1849 преподавал законоведение в Вятской гимназии, с 1863 по 1874 – инспектор гимназии. Уважением учеников Ш. не пользовался настолько, что совсем не мог поддерживать школьной дисциплины. В 1875–1877 преподавал географию (История... С. 143–144, 168, 222).
8 С 1853 по 1867 г. законоучителем был магистр богословия Стефан Никифорович Кашменский, превосходный преподаватель, виднейший из вятских священников, впоследствии кафедральный протоиерей. Он являлся истинным учителем веры христовой (История… С. 119).
9 Спасский Аркадий Александрович (1848–1880) окончил естественноисторический факультет С.-Петербургского университета. За участие в народническом движении был заключён в Петропавловскую крепость (1869).
10 О мёртвых хорошо или ничего (лат.).
11 До гимназии Николай Александрович Попов преподавал в семинарии, училище детей канцелярских служителей, женской гимназии, женском епархиальном училище; был священником церкви богоугодных заведений. Среди его заслуг по священнической службе – присоединение к православию одного раскольника и трёх католиков. Награждён набедренником, золотым магистерским крестом, бархатной фиолетовой скуфьей, бархатной камилавкой, золотым наперсным крестом, медалью в память войны 1853–1856 гг. (ГАКО. Ф. 205. Оп. 2. Д. 1689). Законоучителем в гимназии был в 1867–1881. Магистр богословия, воспитанник Казанской духовной академии. Худощавый, с лицом аскета-постника, на котором особенно приветливо светилась улыбка, человек добрейшей души. В 1881 избран ректором Вятской духовной семинарии (История… С. 195–196).
Спасская Илария Александровна (1853–1934) вышла замуж за врача Холуницких заводов Н. Н. Шкляева, окончила Вятскую Мариинскую женскую гимназию и московские Высшие женские курсы Герье. Известны воспоминания её сына В. Н. Шкляева «Моя жизнь», написанные в 1973 г. по просьбе Е. Д. Петряева (рукопись хранится в библиотеке им. А. И. Герцена). Подробнее см.: Пентина Н. Б. Указ. соч. С. 112–113.
12 Кувшинский Николай по окончании курса в Казанской духовной академии служил в Елабужском духовном училище преподавателем логики и психологии, а потом преподавателем истории в Вятской духовной семинарии. В 1873 определен законоучителем Вятского земского технического училища, в 1880 – Вятского Александровского реального училища, в 1881–1891 – гимназии. Замечательно умный человек, энциклопедист. Требовал буквального знания учебника. Для ответа вызывал к кафедре (История... С. 197).
13 Халютин А. К. пользовался авторитетом среди учеников. Шалуны его сильно побаивались. По окончании курса в 1 Казанской гимназии А. К. поступил в Казанский университет на казённый счёт; но обстоятельства принудили его в 1845 г. выйти из университета и поступить на службу в уездное училище, сперва Троицкое, потом Сарапульское, откуда в 1857 переведён в Вятскую гимназию. Здесь он преподавал недолго и перешёл в Казанское уездное училище, чтобы удобнее сдать экзамен на звание учителя гимназии. Когда экзамен был сдан, он был назначен учителем гимназии в Нижний Новгород, но по собственному желанию был перемещён в Вятку, где и оставался до самой смерти. Здесь он кроме преподавания в мужской гимназии (1857–1872), состоял с 1861 по 1865 преподавателем женской. Под суровой наружностью у Халютина скрывалось доброе сердце. Дома и в обществе А. К. менялся: там он был добрый, живой, приветливый и общительный человек, любивший шутку. Он охотно принимал участие в любительских спектаклях, особенно в комедиях Островского. Гроза в младших классах, Халютин был любимцем в старших, потому что не относился здесь к ученикам свысока и энергично заступался за них на экзаменах. В августе 1872 г. Халютин заболел воспалением легких. Болезнь свела его в могилу, когда ему было только 49 лет (История... С. 118, 121–122).
14 Стоюнин Владимир Яковлевич (1826–1888) – видный русский педагог-просветитель 60-х годов ХIХ в.
15 С 1870 по 1875 г. преподавателем русского языка состоял Александр Ильич Скрыпин. По окончании курса в Казанском университете со степенью кандидата историко-филологического факультета в 1870 г. был определён в Вятскую гимназию, в 1874 (1872. – Т. Д.) был ещё назначен преподавателем русской словесности в Мариинскую женскую гимназию. По официальному отзыву Скрыпин обнаружил усердие к своему делу и добросовестное исполнение своих обязанностей. В 1875 перемещён преподавателем русской словесности в 3 Казанскую гимназию. В Казани и умер (История... С. 199–200). Вятские гимназистки были недовольны Скрыпиным «за грубое и интимное с некоторыми из них обращение», жаловались на неровность и раздражительность его характера (ГАКО. Ф. 582. Оп. 130. Д. 1992. Л. 1, 4 об.).
16 Жбиковский Антоний Ксавериевич по окончании курса С.-Петербургского университета преподавал математику в Виленской, а потом в Минской гимназии, откуда перешёл в Вятскую (1863–1866), получив при этом двойные прогоны и полугодовой оклад жалованья. Это был выдающийся по своим познаниям преподаватель, постоянно занятый наукой. В 1865 г. он выдержал экзамен при Петербургском университете на звание магистра математики, а в 1868 защитил в Казани диссертацию на звание доктора чистой математики, перешёл в Императорскую Казанскую 1 гимназию. Он имел чин действительного статского советника (История... С. 133).
17 В 1871 г. преподавание математики временно поручено было в низших классах учителю уездного училища Ивану Александровичу Рудницкому (История... С. 217).
18 Соколов В. М. (1867–1871) был уроженец Саратовской губернии, происходил из духовного звания, кончил курс Казанского университета (История... С. 216).
19 Ермолов Александр Алексеевич по окончании Казанского университета с званием действительного студента поступил учителем математики в Вятскую гимназию, где преподавал в 1871–1886 гг. По отзыву всех знавших его лиц – выдающийся преподаватель. Умер от рака в горле (История… С. 218–219).
20 По окончании Казанского университета Хватунов (1817–1890) служил в Пензенской гимназии, с 1843 по 1871 – в Вятской. В 1864 г. ученики гимназии по университетскому экзамену математики оказались лучшими в округе. В 1862 г. успехи учеников по математике были лучшими из всех предметов в гимназии. В 1863 г. лучшими гимназиями по математике в округе были Саратовская и Вятская. При прохождении ботаники Хватунов летом старался знакомить учеников с летней флорой, а зимой пользовался имевшимся у него гербарием. Частной жизни Хватунова почти никто не знал. Он ни с кем не был знаком, всеми мерами избегал женского общества, а досуги свои наполнял чтением книг, особенно по астрономии, охотой, производством метеорологических наблюдений и цветоводством, выводя удивительные розы. Выслужив пенсию, он десять лет состоял еще учителем Вятской гимназии (до 1881) и умер в Вятке дряхлым, одиноким и заброшенным стариком (История… С. 130–131). В 1855 он был определён библиотекарем при Вятской публичной библиотеке и имел там же квартиру (ГАКО. Ф. 205. Оп. 5. Д. 355).
«Ученик великого Лобачевского, он привил интерес к естественным наукам другим великим, Циолковскому и Бехтереву, а сам – в тени; более того, искорёженное надгробие с уничтоженной его могилы выбросили как строительный мусор после возведения какого-то высотного дома на улице Производственной». Этот обрубок могильного памятника – во дворе краеведческого музея (ул. Ленина, 82) (Любимов В. А. Старая Вятка. Квартал за кварталом. Киров, 2004. С. 74–75, 99, 313, 468).
21 Верещагин А. С. преподавал в гимназии в 1865–1868 гг. «Своими умеренными и приноровленными к детскому возрасту требованиями, не лишенными подчас и строгой настойчивости, он довёл дело до того, что ученики с удовольствием занимались его предметом, и скорее иной из них в случае крайности не приготовит урока из другого какого-либо предмета, чем из латинского языка для Верещагина» (История... С. 128–129). Подробнее об А. С. Верещагине см.: Бердинских В. А. Вятские историки. Киров, 1991. С. 43–82.
22 Хорошкевич С. А. преподавал в гимназии в 1865–1869 гг. (История... С. 128).
23 Делянов Иван Данилович (1818–1897) – министр народного просвещения в России с 1882 по 1897. Делянов урезал возможность поступления в гимназии детей недворянского происхождения. Им был издан циркуляр от 18 июня 1887 г., которым предписывалось не принимать в гимназии «детей кучеров, прачек, мелких лавочников и т. п.» (известный как циркуляр о кухаркиных детях).
24 Кулагин Александр Корнилович – преподаватель истории и географии в 1878–1884. Впоследствии директор 1 Саратовской гимназии (История... С. 223–225).
25 Свешников Н. Ф. обучался в Вятской духовной семинарии и Казанском университете. В 1869 начал службу учителем латинского языка в Вятской гимназии. С 1871 преподавал и греческий язык. В 1874 исправляет должность инспектора, а в 1876 переведён инспектором Ростовской на Дону прогимназии, в 1877 – директором Симферопольской гимназии, в 1879–1888 – директор Вятской гимназии (История… С. 173).
26 Керенский Федор Михайлович, директор гимназии в 1877–1879. Окончил Пензенскую духовную семинарию и Казанский университет. Отец А. Ф. Керенского, главы Временного правительства России (1917).
27 Чарушин Иван Аполлонович (1862–1945), с 1894 – губернский архитектор, губернский инженер. Дом по ул. Пятницкой (ныне ул. С. Халтурина, 15) был куплен и перестроен им в 1897 г.
28 Романовский Иван Григорьевич, минский дворянин, имел фотографию в Вятке в 1876–1877 гг.
29 Редников А. И. преподавал в гимназии в 1848–1878 гг. «Несмотря на недостатки, ученики любили Редникова и гордились его знаниями. Они знали, что они по успехам первые латинисты в округе. “Высшим торжеством” А. И. было показаться перед ревизором, на экзаменах и в университете. Здесь очень ценились вятские гимназисты времен Редникова; официально известно, что они почти всегда получали первые лавры. Накануне своей отставки старый, одряхлевший Редников показывал своих воспитанников министру народного просвещения
Д. А. Толстому (во время его приезда в Вятку в 1878 г. – Т. Д.). “Отрадно вспомнить, – говорит один из очевидцев, – как свободно переводили перед ним лучшие и средние ученики любого указанного министром классика. Мы шли на экзамен, заранее торжествуя, зная что мы не можем не отличиться”» (История… С. 127). Об увольнении Р. в Истории сообщается: «Как педагог, он был артист своего дела, предан был ему всей душой, но действовал часто по вдохновению, вопреки всем циркулярным предписаниям. Живой и кипучий ум его не мог мириться с тесными рамками официальных указаний. Отсюда понятен драматизм его положения, когда в последние годы ему пришлось столкнуться с Керенским, настойчиво требовавшим от него точного выполнения положенной программы и аккуратного ведения дела» (История… С. 205). Противоречивость незаурядной натуры Р. и её нереализованность отмечали многие его ученики. «Умный, энергичный, отличный знаток языка, в котором он обладал профессорскими знаниями, но страшно безалаберный и в деле преподавания, как и в личной жизни, он, несмотря на это, все же был ценным преподавателем, но все же лишь для тех, у кого был заложен хороший фундамент по языку еще в младших классах… Какое-то сложное чувство вызывала в нас эта, несомненно, оригинальная, цельная и талантливая личность учителя: мы побаивались его и в то же время уважали, пожалуй, даже любили, а вместе с тем добродушно подсмеивались над ним» (Чарушин Н. А. О далеком прошлом. М., 1973. С. 50–51). «Кто из нас, какого бы высокого общественного положения мы ни достигли, решится сверху, со снисхождением посмотреть на эту недюжинную личность, хотя и не проявившую себя блестящими делами? Кто грубой насмешкой оскорбит его память? Забудем мелочные недостатки А. И. и будем хорошо помнить то доброе, что он для нас сделал!» (История... С. 89, 2-я паг.). Подробнее о Редникове см.: ГАКО. Ф. 205. Оп. 5. Д. 336.
30 Иловайский Дмитрий Иванович (1832–1920) – историк и публицист дворянско-монархического направления, автор официальных учебников истории, широко распространённых в начальной и средней школе дореволюционной России.
31 Я. Г. Рождественский – сын пономаря с. Туголухова Тамбовской губернии, воспитанник Тамбовской семинарии и Казанской духовной академии, откуда прямо поступил учителем Вятского духовного училища. В 1860 он держал экзамен при Казанском университете на звание учителя гимназии. Преподавал в гимназии с 1861 по 1869. Он видел в учениках младших товарищей, «дремлющие силы которых нужно вызвать на личное и общее благо». В своих порывах восхищения, веры и надежды Рождественский доходил перед своей благодарной аудиторией до такой силы, что, не вынесши напряжения, выходил из класса и плакал. «Если кто перевёл нас от чтения пустых романов на более серьёзный материал, то он; если кто вкладывал в нас свою душу, то это он», – вспоминали его ученики. Я. Г. приносил в класс газеты и знакомил с текущими политическими событиями (война за освобождение негров, движение Гарибальди) (История… С. 135–137). Я. Г. обращался с учениками нежно и бережно, прибавляя к фамилии слово «господин». «Этому яркому светочу нашей гимназии мы многим обязаны в нашем духовном развитии, его мы искренне любили, бесконечно уважали, и относились к нему крайне бережно, избегая всего, что могло бы огорчить его. Его уроков мы ждали и всегда радостно встречали Якова Григорьевича. Спрашивал он нас очень редко, очевидно, не любил этого скучного дела и полагался на нас самих, зная, что мы не подведём его. Свои уроки он посвящал рассказам об исторических событиях. Рассказы эти велись так живо, увлекательно, что класс буквально замирал, слушая его», – вспоминал Н. А. Чарушин. Когда речь заходила о крестьянском сословии, то Я. Г. обыкновенно говорил, обращаясь к ученикам в виде просьбы: «Не забудьте же, господа, крестьян-то, когда будете большими, помогайте им выйти из грубости и нищеты». «Зароненные им в наши души добрые семена не пропали», – с полным правом писал революционер-народник Н. А. Чарушин.
32 Анисимов А. И., кандидат Казанского университета, преподавал в гимназии с 1870 по 1878 (История... С. 221–222).
33 Прозоров Яков Алексеевич (1816–1881) – купец 1-й гильдии, коммерции советник, потомственный почетный гражданин. Известный благотворитель и меценат.
34 Борнгардт Н. А. (пр. 1808, Митава Курл. губ. – 1885, Вятка), коллежский советник, преподавал в гимназии с 1842 по 1868. Сын купца, лютеранин, не окончил курса Дерптского университета, имел звание домашнего учителя, полученное в 1840 (История… С. 79, 142–143 ; Любимов В. А. Указ. соч. С. 410).
35 Стендер А. Ф. преподавал в гимназии в 1868–1874 гг. Когда ему пришлось при вступлении в должность представляться губернатору, тот спросил, что заставило его «переменить каску на указку, что будто бы очень обидело Стендера (и с тех пор визиты преподавателей к губернатору прекратились). Рассердившись, он кричал на ученика в классе, что выбросит его в окно. Если воздух в классе казался ему плох, выйдя в коридор, он громко звал инспектора и просил его приказать сторожу открыть в классе форточку. Дисциплину в классе по военной привычке поддерживал строгую. Был суров и неумолим в своих требованиях, и процент неуспевающих при нём был очень велик» (История… С. 229).
36 Барановский Ф. И. преподавал в гимназии в 1864–1875 гг. «Поляк, женатый на православной и со временем утративший все свои национальные особенности, маленький седой старик, красивший волосы, никому не принесший ни вреда, ни пользы». «Если бы не шалости, – замечает А. А. Спицын, – то на уроках Барановского можно было бы задавиться от тоски» (История… С. 141).
37 Чернышёв Н. А. преподавал в гимназии с 1847 по 1873 г. По воспоминаниям П. И. Свешникова, за уроками Чернышёва дисциплины почти не было. Ученики шалили, нисколько не унимаясь ни стоянием на коленях, ни выговорами. «Уроки рисования были для меня, – говорит он, – чистейшей мукой. В класс приносилась какая-то ваза, и нас заставляли её срисовывать. Дело, конечно, нисколько не подвигалось, особенно у меня, потому что я совершенно не знал, как за него приняться. Раз Чернышёв сам что-то мне подрисовал в тетради и велел продолжать, но я боялся дотронуться до его рисунка, чтобы его не испортить» (История… С. 144–145).

Публикация, комментарии Т. А. Дворецкой