Версия для слабовидящихВосточные волости Устюжской земли в XV – середине XVI века
В. В. Низов
Самое раннее упоминание «князей устьюжьскыхъ» летописи содержат под 1324 и 1329 гг.1 «…В то время Устюг политически и территориально не обособлялся от Ростова», а засвидетельствованные летописью «князи устьюжьскыи» принадлежали ростовскому княжескому дому, представленному потомками князя Константина Всеволодовича, старшего сына Всеволода Большое Гнездо. Центром самостоятельного удела Устюг становится, по правдоподобному предположению В. А. Кучкина, в 1364 г., когда в городе вокняжился Константин Васильевич, княживший до 1363 г. в Ростове2. Однако в том же 1364 г., читаем в Вычегодско-Вымской летописи, «князь великий Дмитрей Иванович взверже гнев на князе на ростовсково Костентина и взял от тово Ростов и Устюг и пермские месты устюгские»3 (под которыми понимаем южные и восточные территории удела4), оставив ему родовые вотчины в бассейне Ваги, левого притока Северной Двины5. Если северные, западные и юго-западные рубежи Устюжского княжества уже были предметом специального исследования6, то его восточные пределы до сих пор не исследовались.
Успешная миссионерская деятельность устюжского уроженца иеромонаха Стефана Храпа в Старой Перми и стратегическая значимость региона побудила великокняжеское правительство и митрополита в 1383 г. учредить Пермскую епархию с архиерейской кафедрой в Усть-Выми и поставить «Стефана епискупом (в) Пермскую землю»7.
В 1391 г., сообщает Рогожский летописец 1440-х гг., «…царь Токтамышь посла царевича своего, именемъ Бекътута, на Вятку ратию. Онъ же шедъ Вятку взялъ, а люди посече, а ины въ полонъ поведе, мужи и жены и дети»8. В несколько усеченном виде известие повторяют Московский свод конца XV в., Типографская и Воскресенская летописи9. В 70-х гг. XIX в. священник Мироносицкой церкви города Вологды И. П. Верюжский (1821–1907) написал «Исторические сказания о жизни святых, подвизавшихся в Вологодской епархии», для чего «старался собрать все сказания о жизни святых, подвизавшихся в стране Вологодской, сличить их между собою и поверить по печатным и древнейшим письменным источникам» и, разумеется, «был лично во многих монастырях и церквах, где почивают их святые мощи, пользовался из рода в род переходящими о них преданиями народа…»10 Так, в текст житийной повести о Стефане Пермском И. П. Верюжский внёс дополнение, что во время нашествия Бектута в 1391 г. на Вятку, «лишившись всего своего состояния и доведённые до отчаяния, вятчане многочисленными толпами нахлынули на соседние пермские деревни, прося себе крова и пищи и силою отнимая требуемое у невоинственных зырян. Начались грабежи и убийства. Как татары выгнали их, так они начали гнать зырян, намереваясь поселиться в их селениях. Лишь только св. Стефан узнал о том, что вятчане из добрых соседей и благодетелей сделались ожесточёнными врагами и разбойниками, он тотчас же поспешил на Сысолу и Лузу, чтобы защитить своих пасомых. Явившись к вятчанам, он сожалел о постигшем их несчастии, советовал не унывать и не подвергать тому же других, а стараться прогнать татар и возвратить назад отнятое ими, обнадёживая успехом, в противном же случае грозил судом Божиим и гневом великокняжеским»11. Жители бассейна Лузы (правого притока Юга) могли быть в конце XIV в. пасомы Стефаном Пермским только в том случае, если заселённые ими земли являлись частью Пермской епархии. Источники позволяют утверждать, что южные приходы Пермской епархии располагались в бассейне Лузы, Летки и Верхней Вятки (включая Верхнюю Слободу и Шестаков, если верить преданиям)12.
По всей вероятности, далеко не все вятчане предавались грабежу и насилию в пермских деревнях Лузы и Сысолы. Наиболее ответственные и мужественные из них обратились к северо-западным соседям с предложением организовать совместный поход на татар. В том же 1391 г., продолжает повествование Рогожский летописец, «новгородци Новагорода Великаго да и устьюжане гражане и прочии къ тому совокупившеся выидоша въ насадехъ и въ ушькуехъ рекою Вяткою на низъ и взяша Жукотинъ, и пограбиша весь, и Казань, и пакы выидоша на Волгу и пограбиша гостеи всехъ, и тако поидоша прочь»13. Близкие тексты читаются в Московском своде конца XV в., Типографской и Воскресенской летописях14. Среди «прочих къ тому совокупившихся» исследователи видят вятчан, спасшихся от нашествия Бектута15.
Судя по жалованной грамоте великого князя Ивана III жителям Перми Вычегодской (Старой Перми) 1485 г., тогда пермскому населению Лузы принадлежали угодья в бассейнах правых притоков Вятки: «А што угодеи на реке Кобры и на Летскои и на реке Маломы до реки Карсноя и до реки Чемиолины, то наше жалованье людем Лусские Пермцы на бедность, и сысоленом и ужговцом в тое реки не входити ни во что»16. Реки Кобра, Летка и Молома – правые притоки Вятки. Но ещё в 1326/27 г., когда великий князь Владимирский Александр Михайлович Тверской «владеюще землею Рускою», в её состав уже входили «восточные страны» по другую сторону «Устюга до рекъ Угорскыхъ»17.
Уточнить местоположение восточных волостей Устюжского уезда позволяют великокняжеские «кормлёные» грамоты. В апреле 1511 г. боярский сын Дмитрий Иванов сын Аминев был пожалован «с правдою» волостями Утманово и Яхренга Устюжского уезда18. Утмановская волость располагалась на юго-востоке от Устюга по р. Югу и его правому притоку Шолге и по р. Ентали19, а Яхренга – по соседству на р. Юг выше устья р. Пушма (ныне оба села – административные центры в Подосиновском районе20).
Около 1485–1505 гг. великий князь Иван III «пожаловал есми Ивана Андреева сына Племянникова Пушкою и Осиновцом под… в кормленье с правдою и с пятном. И вы, все люди тое волости, чтите его и слушайте, а он вас ведает, и судит, и ходит у вас во всем по тому, как было преж сего»21. Осиновец впервые упоминается в летописях под 1486 г., когда вятские отряды «стояли под Осиновцом городком день и прочь пошли, а 3 волости розграбили»22. Он располагался в 3–4 км от современного г. Подосиновец, выше по р. Юг. Волость Пушка – это, скорее всего, испорченное название села Пушма23 – ныне административного центра Подосиновского района24. Тогда же25 И. А. Племянников получил в кормление волости Орлова (при устье р. Лузы), Шолгу (по правому притоку Юга р. Шолгу) и волостку Иванов погост (ниже устья Лузы, по правому берегу Юга)26. Волости Осиновец и Пушма располагались по р. Югу и её правому притоку Пушма и непосредственно соприкасались с волостями Утмановской, Яхренга и Шолгу.
До 2 апреля 1528 г. Сусл Бурдуков держал в кормлении волости Пушма и Осиновец, а 2 апреля его сменил на волостельстве «с правдою и пятном» Русин Васильев сын Домнин Данилов27. Борис Дмитриев сын Карташов «съехал с Пушмы и с Осиновца на оспожцын день 64, держал год»28. Словом, был на волостельстве с августа 1555 г. по 15 августа («оспожцын день») 1556 г. Н. Е. Носов считает дату ошибочной и предлагает числовое выражение года читать «63» (а не «64») и датирует кормление августом 1554 – 15 августом 1555 г.29
28 августа 1425 г. великий князь Василий II «пожаловал есми Ивана Григорьевича Расла, прозвище Иватя, Протасьева и сына ево Конона Ивановича волостью Лузою за их к нам выезд в кормленья. И вы, все люди тое волости, чтите их и слушайте, а они вас ведают, а судити и ходити велят у вас тиуном своим, а доход имать по наказному списку»30. В XVII в. в состав лузских волостей входили стан Ратмеровский (по Лузе и её притокам Чигре и Пырзе), волости Антропьева слобода (по Лузе и правому притоку Лале), Лальская (по р. Лале), Учецкая (по р. Учка, левому притоку Лузы), Андреевский (по р. Луза), Лузская Пермца (в верховьях р. Луза)31. 28 августа 1425 г. – самое раннее упоминание в источниках волости Луза – предшественницы современного (за исключением, прежде всего, Лузский Пермцы, включавшей в себя в начале XVII в. сёла Спаспоруб, Объячево, Ношуль и Лойму32) Лузского района Кировской области, население которого приближается к своему 600-летию.
В конце 40 – начале 50-х гг. XVI в. боярский сын Василий Александров сын Белый был волостелем Лузы33. 16 мая 1555 г. царь Иван IV «пожаловалъ есми Петра Протасьевича Протасьева волостью Лузою подъ отцомъ его Протасьемъ Акинфовичемъ въ кормленье со всемъ съ темъ, какъ было за отцомъ ево. И вы, все люди тое волости, чтите ево и слушайте, а онъ васъ ведаетъ, а судить и ходить у васъ велитъ тиуну своему о всемъ по тому, какъ было преже сего; а доходъ имать по доходному списку»34. Из текста следует, что до середины мая 1555 г. волостельствовал Лузою Протасий Акинфович Протасьев, затем его сменил на кормлении сын Пётр. Интересно, что с 28 августа 1425 г. по 1555 г. Лузской волостью «кормились» многие представители фамилии Протасьевых.
Важное место в административно-хозяйственной жизни Лузской волости занимал Лальск, ставший к началу XVII в. волостным центром, но происхождение его до сих пор неясно. Н. М. Карамзин, исходя из сообщения некоего «рукописного устюжского летописца», связал расправу Ивана IV над новгородцами в 1570 г. с бегством некоторых их них на восток и построением ими на правом берегу р. Лалы погоста Лальского35. Лальский городской староста Иван Степанович Пономарёв, издавший в 1897 г. «Сборник материалов для истории города Лальска Вологодской губернии», поддержал мнение авторитетного историка36. В. А. Любимов, исходя из той же летописи и следуя в своей компиляции за И. С. Пономарёвым (его книга – «главное подспорье» Любимова), делает несколько осторожный вывод, отнеся основание Лальского погоста ко «второй половине XVI века», а «появление новгородцев на р. Лале» к 1570 г. (оба заявления – голословны)37. Погодный рассказ о построении Лальска, цитируемый в сокращении Н. М. Карамзиным, И. С. Пономарёвым (только он обозначил дату описанных о Лальске событий) и В. А. Любимовым, ныне издан и содержится в «летописце Великого города Устюга, составленном в 1765 г. священником Успенского кафедрального собора г. Великий Устюг Львом Яковлевым сыном Вологдиным и сохранившимся в подлиннике38.
В частности, в летописи Л. Вологдина записано: «В лето 7057, а от Рождества Христова 1549. <...> А когда грозный царь Иван Васильевич казнил новогородцов и своих изменников, будучи сам своею особою в Новеграде, тогда нецыи от граждан совещавшеся, усоветовали тайно избежати из Новаграда и вселитися в пусте месте, иде же бог наставит, и тем свободитися царскаго гнева. И тако, оставивше жительство свое Великий Новград, странствовали по лесам, пустыням и непроходимым местам дотоле, донеле же достигли богом наставляеми реки Лалы, в пустом месте течение свое продолжающей, от Устюга на Сибирь в разстоянии 80 верст, и ту поселилися. Пребывающим же им на том месте, начали размножатися и нарекошася по имени реки Лалы лалечана. А ныне (в 1765 г., когда был написан сей летописец. – В. Н.) уже по той реке пространное они имеют селение, которое нарицается Лальской посад, а посадцкие люди округ того посаду многие имеют села, волости и деревни. Внутрь же города имеется соборная церковь, три приходцкие да по край города Архангельская пустыня, все каменного строения»39.
Действительно, на первый взгляд напрашивается связь с царским разгромом Великого Новгорода в 1570 г.40 Однако внимательное изучение летописных материалов позволяет отойти от традиционного взгляда. Прежде всего, спрашивается, только ли поход Ивана IV на Великий Новгород в конце 1570 г. мог сподвигнуть какую-то часть новгородцев срочно покинуть отчий край и искать убежища в таёжно-болотистой глухомани?
С мая по август 1546 г. великий князь Иван IV «стоялъ на Коломне», ожидая нападения крымских татар. Как-то он выехал «на прохладъ поездити потешитися, и какъ бысть государь за посадомъ, и начаша государю бити челомъ пищалники Ноугородцкия, а ихъ было человекъ съ пятдесятъ, и государь велелъ ихъ отослати». Новгородцы оказали великокняжеским дворянам сопротивление. Стали их «бити колпаки и грязью шибати». А когда их оттеснили к посаду, они «все стали на бой и почяли битися ослопы и ис пищалей стреляти, а дворяне изъ луковъ и саблями, и бысть бой великъ», в ходе которого каждая из сторон потеряла по 5-6 чел. О силе сопротивления пищальников свидетельствует не только количество погибших, но и то обстоятельство, что Ивана IV «не пропустили темъ же местомъ къ своему стану проехати», и пришлось ему до своего стана объезжать «инымъ местомъ»41.
Царственная книга умалчивает о содержании челобитной новгородских пищальников. Правда, в Кратком летописце Никольского отмечено, что в 1546 г. «перепустя зиму, в лете возиле к Москве опалныхъ людеи полу третьяцати (25. – В. Н.) человекъ новгородцовъ, што была опала отъ великого князя в томъ, што въ спорехъ съ сурожаны не доставили въ пищалникы сорока человекъ на службу; и животы оу нихъ отписали и к Москве свезли, а дворы ихъ оценивъ на старостахъ доправили»42. По наблюдениям С. В. Бахрушина, «…здесь произошло столкновение между новгородским посадом и привилегированной группой богатых московских торговых людей – сурожан, ранее переселённых в Новгород. Причиной столкновения было распределение обязанностей по поставке ратных людей для похода на Казань. В спорах с сурожанами новгородский посад не додал 40 пищальников. Правительство, как и следовало ожидать, приняло сторону богатого купечества: 25 «опальных» новгородцев были увезены в Москву, а имущество их конфисковано»43. Между тем, справедливо замечает И. И. Смирнов, «в деле о пищальниках нашли своё проявление и выражение не только борьба внутри новгородского посада, но также конфликт между новгородскими посадскими людьми и правительством Ивана IV – конфликт, принявший достаточно острые формы, вплоть до увоза в Москву опальных новгородцев»44. Словом, «в выступлении новгородских пищальников в Коломне есть все основания видеть одно из проявлений борьбы социальных низов (и прежде всего городских чёрных людей) против феодального государства»45.
Выступление пищальников в Коломне обеспокоило великого князя. По Царственной книге, «и государь о семъ бысть въ сумнении и повеле о семъ проведати, по чьему науку бысть сие съпротивство, а безъ науку сему быти не мощно». В причастности к выступлению пищальников (не за совет ли обратиться с жалобой к великому князю?) были обвинены бояре: Иван Иванович Кубенский, Фёдор и Василий Воронцовы, которым 21 июля отрубили головы46.
В Москву Иван IV вернулся 18 августа, а уже в среду 15 сентября он отправился в Троице-Сергиеву обитель, «и слушавъ всенощьнаго и заутреней и молебна и литоргии и учредивъ братию милостынею и кормомъ доволно, и оттоле поехалъ по своимъ селомъ, въ Воробьево и въ Денисиево и въ Починкы, и въ Можаескъ къ Николе помолитися, и по манастыремъ поехалъ молитися на Волокъ и въ Ржеву и въ Тферь и въ Новъгородъ въ Великий, и во Псковъ въ Печерьской монастырь, и назадъ идучи въ Пскове и въ Новегороде и у Пречистой на Тихвине; а на Москву приехалъ декабря 12, въ неделю» (в воскресение. – В. Н.)47. В этом перечне пунктов, посещённых Иваном IV с паломнической целью, смущают города Ржев, Тверь и Великий Новгород, которые московские правители конца XV–XVI в. навещали исключительно по мирским делам. Никоновская летопись рассказу об осенней поездке Ивана IV по городам, сёлам и монастырям предпослала заголовок: «О поезде великого князя въ Великий Новъградъ»48, позволяющий утверждать, что главной целью поездки Ивана IV был именно Великий Новгород – город, куда великие князья приезжали решать только светские вопросы. Пребывание Ивана IV в Новгороде осенью 1546 г. обусловлено было, полагаем, летними конфликтами новгородских пищальников в Новгороде и Коломне. Проведённые великим князем следствие и суд отличались, думается, (учитывая его характер)49 жестокостью, что и заставило часть новгородцев бежать из города и искать пристанища где-то на востоке. Таким образом, рассказ летописца Льва Вологдина об основании в 1549 г. Лальского погоста беглыми новгородцами не противоречит летописным материалам и историческим реалиям50.
Кстати сказать, сообщению об основании Лальска в летописи Вологдина предваряет под тем же 1549 г. запись: «Божиим попущением, а советом диавольским смутившеся людие града Устюга Великаго востали друг на друга и много домов гражданских разграбили, а иных и смерти предали, но все замешательство царь Иван Васильевич прекратил»51. Некоторые подробности об устюжских событиях 1549 г. доносит «устюжский краткий летописец» конца XVIII в., извещающий, что в «1549 г. былъ голодъ и страшный моръ; въ одну могилу клали по 200–300 усопшихъ, въ томъ же году вспыхнуло въ Устюге междоусобие; разорено много домовъ и погибло много людей»52. Отсюда становится понятным, почему беглые новгородцы не задержались в Устюге, а когда «достигнули они до великого града Устюга», то «направили путь свой по сибирскому тракту, въ 80 верстахъ, основали при реке Лале до долине и распространили свое селение и въ окрестностях поместья». Но предание говоритъ: «Въ начале этого селения находилось 60 человекъ…»53
Соседним с Лузой было кормление на Виляди. Вилегодская волость располагалась в бассейне реки Вилядь, левом притоке Вычегды. Её центр – Никольский приход, где помещался стан волостеля. Судя по Боярской книге, Андрей Елманов сын Огарёв «съехал с Виляди на происхождение честнаго креста 63, держал 2 году» (то есть занимал волостельство в Виляди с августа 1553 г. по август 1555 г.). После него Тулупу Левонтьеву сыну Лаптеву «дана была… Вилядь ждати, и он не наезживал, и Вилядь в откупу»54.
Таким образом, в XV – середине XVI в. восточными (находящимися сегодня на территории Кировской области) волостями Устюжского уезда являлись Утмановская, Яхренга, Пушма, Осиновец и Луза (волость Вилядь входит ныне, в основном, в состав Архангельской области).
Примечания
1 Новгородская Первая летопись старшего и младшего изводов / под ред. и с предисл. А. Н. Наносова ; отв. ред. М. Н. Тихомиров. М. ; Л., 1950. С. 97, 99.
2 Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. М., 1984. С. 264–279.
3 Документы по истории коми / подгот. П. Доронин // Историко-филологический сборник Коми филиала АН СССР. Сыктывкар, 1958. Вып. IV. С. 257. Анализ летописи см.: Флоря Б. Н. Коми-вымская летопись // Новое о прошлом нашей страны : памяти акад. Михаила Николаевича Тихомирова. М., 1967. С. 218–231.
4 Жеребцов Л. Н. Историко-культурные взаимоотношения коми с соседними народами. X – начало XX в. М., 1982. С. 27–40.
5 Кучкин В. А. Указ соч. С. 276–279.
6 Зарубин Л. А. Кажская земля в XIV–XV вв. // История СССР. 1970. № I. С. 180–187 ; Кучкин В. А. Указ соч. С. 276–282 ; Янин В. Л. Борьба Новгорода и Москвы за Двинские земли в 50–70-х годах XV в. // Исторические записки. М., 1982. Т. 108. С. 189–214.
7 Документы по истории коми. С. 259.
8 Полное собрание русских летописей (далее ПСРЛ). Пг., 1922. Т. 15, вып. I. Стб. 160.
9 ПСРЛ. М. ; Л., 1949. Т. 25. С. 219 ; То же. Пг., 1921. Т. 24. С. 158 ; То же. СПб., 1859. Т. 8. С. 61.
10 Верюжский И. Исторические сказания о жизни святых, подвизавшихся в Вологодской епархии, прославляемых всею церковию и местночтимых. Вологда, 1880. С. 5–6.
11 Там же. С. 166–167.
12 Низов В. В. Миссионерская деятельность Стефана Пермского в Вятском крае // Восточная Европа в древности и средневековье: язычество, христианство, церковь : чтения памяти чл.-кор. АН СССР Владимира Терентьевича Пашуто, Москва, 20–22 февр. 1995 г. : тез. докл. / отв. ред. А. П. Новосельцев. М., 1995. С. 56–60 ; Его же. Древнейшие известия о вятском городе Слободском // Сб. материалов научно-практической конференции, посвящённой 490-летию первого упоминания о городе Слободском в актовых источниках. Слободской, 1995. С. 6–9 ; Его же. Епифаний Премудрый о Пермской земле // Христианизация Коми края и её роль в развитии государственности и культуры. Сыктывкар, 1996. Т. I : Пленарные доклады. История. С. 190–198.
13 ПСРЛ. Т. 15, вып. I. Стб. 160–161.
14 ПСРЛ. Т. 25. С. 219 ; Т. 24. С. 158 ; Т. 8. С. 61.
15 Верюжский И. Указ. соч. С. 167.
16 Документы по истории коми. С. 246.
17 ПСРЛ. СПб., 1863. Т. 15. Стб. 465.
18 Пашкова Т. И. Материалы к изучению персонального состава волостной администрации Русского государства второй половины XV – первой половины XVI в. // Вспомогательные исторические дисциплины. СПб., 1998. Вып. XXVI : к 60-летию со дня смерти академика Н. П. Лихачёва. С. 138.
19 Носов Н. Е. Становление сословно-представительных учреждений России. Изы-скания о земской реформе Ивана Грозного. Л., 1969. С. 515.
20Кировская область. Административно-территориальное деление на 1 июня 1978 года. Киров, 1978. С. 151, 153.
21 Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV – начала XVI в. (далее – АСЭИ) / отв. ред. Л. В. Черепнин. М., 1964. Т. III / сост. И. А. Голубцов. С. 301, № 287.
22 ПСРЛ. Л., 1982. Т. 37. С. 96.
23 АСЭИ. Т. III. С. 503–504, № 287.
24 Кировская область... С. 350.
25 Б. Н. Флоря датирует грамоту временем не ранее конца 1490-х гг. (Флоря Б. Н. Кормлёные грамоты XV–XVI вв. как исторический источник // Археологический ежегодник за 1970 год. М., 1971. С. 116).
26 АСЭИ. Т. III. С. 301, № 286.
27 Зимин А. А. Из истории центрального и местного управления в первой половине XVI в. // Исторический архив. 1960. № 3. С. 150; № 6.
28 Носов Н. Е. Указ. соч. С. 516.
29 Там же.
30 АСЭИ. Т. III. С. 299, № 283.
31 Богословский М. М. Земское самоуправление на Русском Севере в XVII веке. М., 1909. Т. I : Прил. С. 45–57.
32 Жеребцов Л. Н. Указ. соч. С. 70–72, 83 (карта).
33 Пашкова Т. И. Указ. соч. С. 140.
34 Акты XIII–XVII вв., представленные в Разрядный приказ представителями служилых фамилий после отмены местничества. Ч. I : 1257–1613 гг. / предисл. А. И. Юшкова // Чтения Общества истории и древностей российских при Московском университете. 1898. Кн. 3. Отд. 1. № 177.
35 Карамзин Н. М. История государства Российского. М., 1989. Кн. 2, т. 9. Примеч. № 294.
36 Пономарёв И. Сборник материалов для истории города Лальска Вологодской губернии. В. Устюг, 1897. Т. I : С 1570 по 1800 год. С. 8. Ещё ранее Н. И. Суворов (1816–1890) также пленился догадкой Н. М. Карамзина, отнеся основание Лальска к 1570 г. со ссылкой на известного историка, о чём см.: Устюжский летописец / изд. Н. Суворов. Вологда, 1874. С. 109.
37 Любимов В. А. Лальск // Энциклопедия земли Вятской. Киров, 1994. Т. 1 : Города. С. 186–187, 197.
38 ПСРЛ. Т. 37. С. 8–14 ; Сербина К. Н. Устюжское летописание XVI–XVIII вв. Л., 1985. С. 97–119.
39 ПСРЛ. Т. 37. С. 137.
40 О походе Ивана IV на Великий Новгород в 1570 г. см.: Скрынников Р. Г. Трагедия Новгорода. М., 1994.
41 ПСРЛ. М., 1965. Т. 13. С. 448–449.
42 ПСРЛ. Л., 1929. Т. IV, ч. 1. Вып. 3. С. 618.
43 Бахрушин С. В. Научные труды. Т. 1 : Очерки по истории ремесла, торговли и городов Русского централизованного государства XVI – начала XVII в. М., 1952. С. 208–209.
44 Смирнов И. И. Очерки политической истории Русского государства 30–50-х годов XVI века. М.; Л., 1958. С. 109.
45 Там же. С. 110.
46 ПСРЛ. Т. 13. С. 449.
47 Там же.
48 Там же. С. 149.
49 О характере юного Ивана IV см.: Флоря Б. Иван Грозный. М., 2003. С. 5–28.
50 В летописи Я. Я. Фриза основание Лальска отнесено к 1555 г. (Руководство к историческому и физическому описанию областного города Устюга Великого / сообщил И. Парийский. СПб., 1899. С. 14). По наблюдениям К. Н. Сербиной, при составлении летописи Я. Я. Фриз использовал один из списков (как видим, местами испорченный) летописи Вологдина (Сербина К. Н. Указ. соч. С. 118).
51 ПСРЛ. Т. 37. С. 137.
52 Устюжский краткий летописец // Вологодский иллюстрированный календарь. Вологда, 1894. С. 39.
53 Велико-Устюжский государственный историко-архитектурный художественный музей-заповедник. ИК 2II45/XI.-2602. Сб. исторический 1849 г. Л. 4 об. – 5.
54 Носов Н. Е. Указ. соч. С. 518.
