Версия для слабовидящих11. Чепца и чепецкая культура
Берега среднего и верхнего течения Чепцы неплохо изучены в археологическом отношении. Мы уже упоминали о том, что с V в. на этой территории выявлена поломская культура, с X в. ей наследует чепецкая культура. В науке, а особенно в общественном сознании Удмуртии господствует мнение, что носители этих культур были предками северных удмуртов.
Впрочем, некоторые исследователи не могли обойти вниманием временной разрыв между XIII в., которым заканчиваются памятники чепецкой культуры (городища, селища, могильники и клады), и XVI в., когда появляются памятники, несомненно, относящиеся к удмуртам [см., напр.: монография Р. Д. Голдиной – 10, с. 364 и далее].
Фактически это выглядит так: в XIII в. населённые пункты по берегам Чепцы (археологически представленные как городища и селища) пустеют, о чём можно судить по тому, что на них отсутствуют предметы и постройки более позднего времени. Могильники, расположенные, как правило, вблизи городищ и селищ, перестают пополняться новыми захоронениями. И только через 200–300 лет в этой местности появляются уже собственно удмуртские поселения и могильники. Очень часто они находятся невдалеке от древних поселений, так как, разумеется, и те, и другие группы населения выбирают для жилья и сельского хозяйства наиболее удобные места.
Поясню на примере группы памятников у д. Гордино Балезинского р-на Удмуртии, расположенной на берегу Чепцы [материалы взяты из 1]. В этой местности обнаружены Гординское II городище VIII–IX вв. (поломская культура) и Гординское I городище (Гурьякар) IX–XIII вв. (чепецкая культура), Гординское I селище (Издынь) VIII–XII вв. и Гординское II селище начала II тысячелетия (приблизительно, т. к. его территория распахана), а также вблизи – Ванягуртское селище VIII–IX вв. и Подборновское селище IX–XII вв. К этому же кругу памятников относятся Гординский I могильник VIII–IX вв. и Подборновский I могильник IX–XII вв.
На этом же локальном участке побережья Чепцы расположена д. Гордино с находками XVI–XIX вв., Ванягуртское селище перекрыто слоем с находками XVI–XVIII вв., рядом находятся Гординский II могильник XVII–XVIII вв. и Подборновский II могильник с удмуртскими захоронениями XVI–XVII вв. И так – по всей территории чепецкой культуры (средняя и верхняя Чепца).
Совершенно ясно, что население чепецкой культуры в XIII в. исчезло с этой территории (погибло или ушло), и только с XVI в. на ней появляются предки удмуртов, которые постепенно продвигались с низовьев Чепцы, что хорошо прослеживается по историческим документам, скрупулёзно подобранным П. Н. Лупповым [13].
Из этих документов (в основном, земельных актов и земельных споров) отчётливо видно, как удмурты, бесермяне и татары из Каринского стана, расположенного вблизи устья Чепцы, а также русские монастырские крестьяне осваивали земли по берегам Чепцы. Они ставили сезонные заимки на пустошах, рубили лес, расчищали покосы, а затем переселялись на новые места, постепенно продвигаясь всё дальше на восток, вверх по реке Чепце. Никаких упоминаний о коренных жителях тех мест в подробных, даже, можно сказать, дотошных документах XV–XVII вв. не имеется. Из контекста понятно, что земли эти были незаселёнными.
И всё же есть ряд обстоятельств, свидетельствующих о том, что какое-то население в промежутке между XIII и XVI в. на средней Чепце было.
Во-первых, об этом говорят отдельные археологические находки [1].
Это надгробный камень 1323 г. с мусульманской эпитафией на булгарском языке, поставленный на могиле дочери Йахам на территории нынешней д. Гордино Балезинского района.
Это клад серебряных слитков XIII–XV вв., найденный у д. Бабино Глазовского района, – три денежных слитка новгородского происхождения с насечками, на одном из них написано «Иван».
Это клад серебряных золотоордынских монет начала XV в., найденный у починка Ташьяльского Нижнеуканской волости (ныне Ярский район Удмуртии).
Это Гурдошурское селище (Вужкебит), поселение-кузница (Балезинский район Удмуртии). Селище имеет два горизонта напластования, верхний, видимо, относится к XV в. Население этой «кузницы» не было отражено в документах того времени, видимо, потому, что не пользовалось в большом масштабе земельными угодьями.
Все эти находки и верхний пласт кузницы трудно соотнести как с населением чепецкой культуры, так и с последующим удмуртским населением.
Второе обстоятельство, свидетельствующее о том, что жизнь на Чепце не полностью прекращалась, – это сохранность субстратной гидронимии, то есть названий рек, не объясняемых из русского, удмуртского и татарского языков XV–XXI вв. – языков населения, реально проживавшего в это время на средней и верхней Чепце.
Вот названия всех более-менее значимых притоков Чепцы (снизу вверх): Каринка, Филипповка, Гнилушка, Мурлевка, Мелковица, Сизма, Мал. Кордяга, Коса, Боровка, Безымянный, Полынка, Яровка (Jerowka), Святица, Ясновка (Ясновая), Сада (Сатшур), Сизьма, Лекма (Лёкма, Люкмэ, Люкмы), Пудем, Тум, Лезя << Жаба, Кузьма, Пышкец, Убыть, Сыга, Утемка (Утэм), Пызеп, Сепыч (Сепица), Ум, Кестымка, Ворсемка, Юнда (Юнды), Кеп, Унтемка (Унтем), Унтемка, Люк, Пызеп, Пулыбка, Чубойка, Туга, Лоза (Лозо), Покчилюк, Полом, Люк, Лып (Леп), Чепык, Ирымка, Аилка, Ил, Дебес (Дебесса, Дэбес), Сыглызь (Сылызь, Сыли:зь) >> Медла, Медло (Медлинка), Лем, Пыхта, Кизелка, Легзюшка, Грязнуха, Буртыс, Кен, Нюрта (см. примечание).
К сожалению, топонимия бассейна Чепцы практически не изучена, поэтому выделение субстратных гидронимов приблизительно. Я не включил в число субстрата гидронимы, имеющие хотя бы непроверенную этимологию из языков, бытовавших на этой территории с XVI в., то есть по письменным объективным источникам (русский, удмуртский и татарский). Я не включил также гидронимы, объясняемые из языка коми (например, Дебес и Ирымка), так как участие каких-то групп коми в заселении верхней Чепцы вероятно; территория расселения коми-зюздинцев (Афанасьевский район Кировской обл.) непосредственно примыкает к рассматриваемой территории. Можно предположить, что среди отнесённых мной к субстрату гидронимов найдётся один-два с нетривиальной этимологией из этих языков. Но всё же нужно констатировать, что имеется целый ряд названий, в том числе на территории поломской и чепецкой культур, не объясняемых из языков, существовавших в бассейне Чепцы в историческое время.
Это значит, что всё-таки существовало какое-то население, которое передало новым поселенцам некоторые древние названия рек. Возможно, это были какие-нибудь охотники на лесных заимках, которые пережили закат чепецкой культуры и не оставили археологических следов. Может быть, это были торговцы, осуществлявшие транзит по Чепце между Вяткой и среднекамскими землями. Но ясно, что это было редкое, буквально единичное население, которое не могло сыграть существенную роль в этногенезе удмуртского народа.
Следует заметить, что первый профессиональный исследователь чепецких древностей А. А. Спицын не относил их к древнеудмуртским, называя местные памятники (в отличие от удмуртских) «чудскими» [31]. Во второй половине XX в. альтернативную точку зрения, отрицающую принадлежность памятников поломской и чепецкой культур, а также соседней ломоватовской культуры к пермским этносам, высказывали казанские археологи А. Х. Халиков [41, с. 70] и Е. А. Халикова [42]. По мнению Халиковой, памятники этих культур имеют мало общих черт с древностями финноугорского круга в европейской части России (за исключением предположительно угорских) и имеют южное (южноуральское?) происхождение. Она приводит высказывание Спицына, отметившего удивительную близость вещей поломско-ломоватовских и северокавказских могильников.
Известный уралист В. В. Напольских читает, что население чепецкой культуры могло говорить на диалектах поздепрапермского языка, называя его парапермским, то есть не оставившем прямых языковых наследников. В дальнейшем, по его мнению, население чепецких городищ влилось в состав коми-пермяков и удмуртов [23].
Мне кажется, говорить о прапермском или парапермском языке носителей чепецкой культуры пока нет достаточных оснований. Вопрос их языковой принадлежности можно попытаться решить путём анализа гидронимов этой территории. Пока же совокупность данных (заимствование в удмуртский язык славянского названия Чепцы, распространённость на территории чепецкой культуры гидронимов, не имеющих на данный момент пермской этимологии) свидетельствует о каком-то ином языке носителей чепецкой культуры.
