Главная > Выпуск №17 > Письма вятских обывателей

Письма вятских обывателей

В конце прошлого 2009 года в издательстве «О-Краткое» вышла книга «Письма вятского обывателя». Книга чрезвычайно интересная, совершенно документальная, без капли вымысла, но очень похожая на исторический роман. Удивительно, что и история её создания тоже похожа на исторический роман. В сущности ничего нет интереснее, занимательнее, загадочнее, а иногда и фантастичнее нашей жизни. Надо только уметь видеть, слышать, замечать. А главное – хотеть убедить современников в том, что люди вокруг добрые, и до нас добра в вятских горожанах было больше, чем подлости и воровства. А то, что мы сейчас видим пену, мусор на поверхности жизни, так это временно. Придут же и на наши телевизионные студии, в редакции газет и журналов умные, образованные люди, и наши потомки снова будут видеть жизнь во всей её сложности, простоте и многообразии. Инициатор этой книги, собиратель, публикатор и комментатор писем вятского обывателя имеет громадный опыт создания телевизионных передач о самых разных, но непременно талантливых, душевных, многогранных людях. Это режиссёр телестудии «Вятка» Римма Яковлевна Лаптева.

Кто первый нашёл эти письма? Мы знаем, что какое-то время они находились у нашего известного краеведа и писателя Александра Васильевича Ревы. Очень может быть, что к нему они попали от его дяди Бояна Константиновича Ревы, сотрудника краеведческого музея и тоже страстного краеведа и культуролога. Александр Васильевич, чувствуя, что сил остается всё меньше, а неразобранных бумаг не убывает, решил отдать наследнице славной семьи Моралёвых – Ирине Аркадьевне Масленниковой –  письма, имеющие отношения к её семье. В той же папке была и солидная пачка писем некоего Сергея Клабукова, которые он писал в 1914–1917 годах из Сарапула, куда попал по призыву в армию. В письмах оказалось столько живых и сочных житейских подробностей, какие не найдёшь и в воспоминаниях старожилов. В посланиях к своим многочисленным родственникам автор подробно рассказывал не только о том, как ему служится, но и о всяких мелочах: что ели-пили, куда ходили, о чём говорили, какие песни пели и т.п. И даже если были бы собраны в книгу одни только письма Сергея Клабукова, это была бы живая, подробная хроника жизни одного молодого солдата в годы Первой мировой войны в тыловой учебной части.

Но случилось почти невероятное. При нечаянной встрече с Маргаритой Аркадьевной Махнёвой, директором дома-музея Александра Грина, выяснилось, что в краеведческом музее тоже есть письма Клабуковых. Лаптева, естественно, заинтересовалась. И – о чудо! Это были письма тех самых родственников, которым молодой солдат писал из Сарапула! Восстановилась обширная переписка одной семьи.

Она хороша тем, что даёт множество непридуманных, написанных под сиюминутным впечатлением подробностей жизни Вятки – вплоть до цен на продукты и театральные билеты. Мать, тётка, кузины Сергея рассказывают ему, как постепенно исчезало съестное из магазинов, какая труппа играла в Вятском театре, как трагически складывалась судьба вятских докторов. В то же время большая часть переписки посвящена внутрисемейному быту, взаимоотношениям, занятиям в свободное время, увлечениям, воспоминаниям о недалёком мирном прошлом. Читатель, который любит подробное и любовное описание жизни, найдёт в этой книге массу полезных сведений, кучу забавных ситуаций и не сможет оторваться, пока не дочитает до конца. Вероятно, каждый отыщет что-то особенно ценное для себя. Вот и я выберу для иллюстраций те цитаты, которые мне показались наиболее любопытными.

Из писем и комментариев к ним мы узнаём, что автор писем – молодой солдат Сергей был «на гражданке» одним из мелких чиновников. Это как раз тот слой общества, который наша литература в прошлые века или подвергала нещадным насмешкам, или вдруг обращала на него потоки сочувствия. Тот самый пресловутый «маленький человек» вдруг встаёт со страниц этой книги настоящим героем, то очень лиричным, то насмешливым, то решительным и полным заботы о родственниках. Этот солдатик – не просто живой человек, но достаточно одарённый во многих областях. В его семье много читают, играют на различных музыкальных инструментах, ходят на концерты и в театр. Знакомишься с этим незатейливым бытом, и начинает сосать где-то под ложечкой: а мы сегодня кто? Как живём? В наш век Интернета, мобильников, вездесущего телевидения и несметного количества автомобилей стали ли мы лучше, умнее, добрее, веселее, счастливее? Лучше ли живётся с нами тем, кто рядом? Боюсь, что на многие из этих вопросов придётся ответить отрицательно.

Вот маленький пример – цитата из письма юной гимназистки, двоюродной сестры нашего героя:
«Сегодня, т. е. 3-го ноября, у нас был в гимназии акт, и мне выдали награду по пению – ноты, очень хорошенькие, в голубом красивом переплёте». Подчеркну: не в музыкальной школе, а в обычной гимназии награждали нотами. Многие ли сегодня способны читать, понимать ноты, играть по ним? А они играли:

«К нам приехал из Петрограда гостить Боря и подарил балалайки. Он купил балалайки здесь уКохановича, говоря, что в г. Петрограде – хуже. Мы отдавали деньги, да он не берёт, говорит, что в подарок. Я навязала на свою балалайку красный бант, по-революционному. Милый Серёжик, когда приедешь, так я тебе сыграю, что могу: «Во саду ли – в огороде», «Барыня», «Выйду ль я на реченьку» и часть «Польки». Варя тоже порядочно играет на балалайке. Иногда ещё папа подыгрывает нам на скрипке».

Для себя я выписала множество сведений о театральной жизни. Родственники Сергею рассказывали всё подробно:

«Ещё, Серёжа, скажу относительно театра. Анюточка была на «Женитьбе Белугина», понравилось, но всё же так себе. Я поверю, когда сама посмотрю. А знаешь, это так трудно бедным артистам угодить [зрителям]. Хочется сходить в театр, но, Серёжа, боюсь, что каждое местечко в театре напоминает то время, когда мы с тобою ходили так часто, часто. Но когда-нибудь схожу».

«Серёжа, в кинематографе и театре не бывали, хотя нынче напоминает труппа прежнюю жизнь, потому что в прошлом году не было театра. Театр нынче снят Петровой, которая за Хлебниковым, и он тут же с ней всё хлопочет. Открытие театра было, кажется, 20-го сентября. 1-я пьеса была поставлена «Старый закал» Сумбатова. Не послала ли я тебе, Серёжа, тот номер «Вятской речи», в котором перечислена вся труппа артистов. Вчера, т. е. 16-го числа, Фотя была в театре. Пиеса шла «Обрыв» Гончарова».

«Здравствуй, дорогой Серёжинька! Благодарю тебя за рубль, который подарил мне на рождение, я на него сходила в театр. Пиеса была «Стёпка-растрёпка». Было очень интересно и смешно. Мне всех пуще понравился Стёпка-растрёпка и сестра его Анечка. Анечку играла Петрова, которая содержит театр, а Стёпку-растрёпку сыграла барышня, только не знаю её фамилии».
«Пошёл в Крещение, давали пиесу «Казнь», и ни одного билета. В воскресенье пошёл, пиеса была «Судебная ошибка», и тоже нет билетов. Вчера, Серёжа, что было в театре! Я всё время тебя поминал. Раньше мы, бывало, никогда не упустим студенческий вечер. Поставлена была «Шальная девчонка», пиеса, конечно, так себе, но мы, уважая студентов, ходили. А 16-го числа будет только один концерт Марии Петровны Комаровой. Не знаю, слышал ли ты, а только уже везде висят её портреты, и ждут концерта».

На это письмо Сергей отреагировал мгновенно:
«Саша! Значит, билетов в театр на Рождестве так и не застал. Помнишь меня, как я всегда за день-два брал билеты, и мы сидели на любимых местах, а ты в то время добродушно смеялся надо мной, вот теперь и наказан за это. Будешь помнить «дурачка» племянника Сергейку. Вот я приеду, так ещё не за день-два буду брать билеты, а за неделю, и рядышком посидим и пере­дадим один другому, что пережили в разлуке, а теперь пожелаем один другому, а также всем моим дорогим родным, к которым я обратился, здоровья и спокойной жизни».

А театральные новости всё сообщаются:
«Вот ещё, Серёжа, новость, нынче 10-го числа был назначен бенефис артистки Завадской – любимицы вятской публики. Билеты все уже за неделю взяты. И вот 10-го утром генеральная репетиция. Во время репетиции рабочий открыл на полу люк и забыл закрыть. Она упала в люк и очень ушиблась, особенно ноги. Бенефиса, конечно, не было. А она сейчас в больнице. Говорят, недолго пробудет, скоро поправится. Бедняжку жалко».

Есть просто уникальные подробности о людях, которые сохраняются в памяти поколений уже как легенды. Например, врач Левитский. Его помнят, в основном, по красивому дому на ул. Карла Маркса, недалеко от кинотеатра «Октябрь». Затейливый домик был некогда построен специально, чтобы «перешибить» и высотой, и красотой стоявший напротив дом губернатора. Но выше построить не разрешили, тогда Левитский будто бы заказал проектировщику очень крутую крышу да со шпилем, да с флюгером на нём – чтобы хоть за счёт украшений да возвыситься над губернаторским «офисом». Видимо, эта легенда имеет некоторые основания в слухах, существовавших ещё при жизни знаменитого доктора. Вот что написали родственники солдату в Сарапул:
«Сегодня получаем номер «Вятской речи», смотрим на первой странице: из трёх мест объявляют, что скончался врач Антон Иулианович Левитский. Помер 7-го февраля в железнодорожной больнице от продолжительной и тяжкой болезни, вынос из дома 10-го февраля к Владимирской и погребение на Богословском кладбище в этот же день. Что-то из старинных докторов вот уже третий умирает. Левитского пойдём проводить. Большое объявление вроде некролога, как его любили, и как он был отзывчив ко всем. Как пройдёт процесс похорон – опишу. Жаль бедного Левитского, уж очень был хороший доктор».

А в следующем письме подробности, которые оказались неожиданными для современников:
«Как ни странно, а его хоронят «по подписке». Зарабатывавший до 40 тысяч не имеет на погребение!? Теперь только выяснилось, что почти весь его заработок отдавался им на благотворения, делая его одной рукой так, что не знала другая! Масса клиенток, бедных и богатых, пришли проститься со слезами на глазах к гробу «своего доброго врача». Из такого дворца хоронят не в монастыре, а на Богословском кладбище».

Смерть ещё одной легендарной личности, врача Трейтера тоже описана подробно и поражает своей закономерностью, но эта закономерность видна только нам, знающим множество подобных случаев, которые произошли уже после 17-го года:
«Вот, Серёжа, сообщаем тебе какую печальную новость о дорогом и уважаемом нашем докторе Трейтере. Был сильнейший пожар на железной дороге. Ехало много солдат, и были вагоны с оружиями. Кто-то сказал, что, если бы солдаты не отстояли этот вагон с оружиями, то все бы сгорели. А Трейтер сказал: «Да и всему бы городу не устоять». Кому-то послышалось, что будто бы Трейтер сказал: «Да что солдаты, всему бы городу не устоять». И вот большевики набросились и избили его до полусмерти, а он, бедный, сегодня на ночь скончался. Это Трейтер-то будто так скажет. Знаешь, Серёжа, какой он революционер, он даже комиссар».

В ответ Сергей не мог написать ничего особенно важного, он ведь служил, жил в казарме, каждый выход в город был событием. Естественно, что в его письмах много воспоминаний о том, как ему жилось среди любящих родных. А для нас это прекрасный случай проследить типичные для вятских обывателей внутрисемейные отношения. Ещё раз напомню – это семья мелкого чиновника, а главное – письма писались только для чтения в семье. Разумеется, автор и предположить не мог, что они когда-нибудь будут изданы книгой и будут волновать сердца потомков.

Вот что он написал любимой тётушке, которая, видимо, была ему, скорей, подругой, наперсницей:
«Что же касается той грусти, которой ты живёшь в разлуке со мною, то я и не мог сомневаться в этом. Ведь мы так сердечно переживали всё окружающее. Я надолго сохраню воспоминания о том чеховском уголке природы в Соколовке на берегу Косы. Помнишь, мы: я, ты, Фотичка и Варичка – пошли в лес, свернули к берегу. Я стал удить, а вы сидели на склоне горы среди кустов, что-то рукодельничали. Кругом нас никого. Только пробежал босоногий мальчишка из деревни Заринцы, да где-то вдали закричали гуси. На острове стояли стога сена, доносился отдалённый звук колокольчика проезжающей пары лошадей. Но вот уже полдень. Весело, при здоровом смехе Фотички и Варички возвратились домой. За воротами уже сидел и ждал нас Николай Саввич в белой рубашке с крапинками, подпоясанный свободно, по-дачному, и добродушно ворчал, что мы долго. На столе стояли самовар и приготовленный кофе, а на больших тарелках закрыты салфеткою лежали пирожки и ватрушечки, разнося по всем комнатам приятный запах. Хозяюшка, моя дорогая тётушка Маня, принесла густых сливок и, вся объятая любовью к нам, приступила к угощению. В конце кофе Мама с Енею приступили к приготовлению пельмешков. Фотичка с Варичкой убежали в дровяник играть в лавку, а я с Николаем Саввичем прилегли отдохнуть. Так было когда-то...»

Особенно тяжело в разлуке с родными проводить праздники – это и сегодня многим понятно.
«Мама, Мама!!! А что, если бы этот день я был дома? Да ещё на старом месте службы? С каким бы мы наслаждением приготовлялись к встрече праздника; потом пошли бы к Ене на именины, а вечером я сидел бы перед своим письменным столом и просматривал накупленные рождественские номера журналов и газет. Знаешь, Мама, у меня всегда ведь в большие праздники гости бывают заняты просмотром журналов. Когда переживаю всё прошлое только в воспоминаниях, у меня сжимает горло, и подступают слёзы».

Вот ещё одно трогательное воспоминание, касающееся любимой слепой бабушки:
«Из писем Мамы я всегда слышу «запечный» голос милой моей Бабушки. Бабушка! Храни же своё здоровье, скоро придёт время, и мы, милая моя, сядем с тобою на сундуке, поговорим о том, что я пережил. А нас послушают добрый дядя Саша, опустив свои длинные усы, серьёзно делая гильзы; Мама, переживая радостную встречу, сидит и гладит Буську, а Еня наливает мне по счёту 7-й стакан чая, а Саше – 9-й (с молочком!) и бросает на нас радостный взгляд. Но вот отворяется дверь, и приходит наша нераздельная семья Огородниковых, чтоб разделить семейное торжество. Как разыгралась моя фантазия! Причина этому – сильные душевные переживания и, конечно, свободное время, которое бывает очень редко».

Быть счастливым – это тоже искусство. Не каждому удаётся испытывать радость бытия от каких-нибудь пустячков. Сергею доставляли громадное удовольствие любые вести из дома. А уж когда получал посылки…
«Открыткой 6 февраля я сообщил о получении денег 25 руб. и посылки. На другой день (вчера) в обеденный отдых я её вскрыл и пришёл в телячий восторг: пирожки с изюмом, ватрушечки с каким-то вареньем (съел много, а ещё не могу определить), сухарики из кулича первым долгом пахнули на меня родным очагом. Я тут, перебирая их и лихорадочно шаря дальше, так расчувствовался, что с каждым куском представлял картины вашей жизни и приготовления этого гостинца: как мама или Еня заправили квашню для кулича или пирожков с ватрушками, как утром топили печь, стряпали, вытаскивали из печи, пробовали, говоря: «Хорошо ли испеклось для Сергейки-то». Потом некоторое время лежало всё это, закрытое чем-нибудь на столе. Прибегали милые Фотичка и Варичка, тоже, может быть, пробовали... И последняя картина: Еня собирала посылку, а Николай Саввич, руководя упаковкой, быстро подтачивал химический карандаш».

Сергей Клабуков, как и все его родственники, были людьми глубоко православными. Об этом в письмах не так уж много пишется. Но иногда не возможно сдержаться и не сказать о самом важном для себя:
«Милая, дорогая тётя Маня! Если бы только знала, как мне приятен твой подарок. Ты надолго подсластила мою солдатскую жизнь, а то были у меня деньки, когда я жил без сахара. Эта посылка ровно «счастливая бочка»: запускаю дальше руку и достаю тюричок, в нём два дорогих моему сердцу гостинца от милых Фотички и Варички... Под руку попало что-то, завёрнуто в бумагу и перевязано верёвкою: это просфора. Я удивляюсь, милые мои Мама и Еня! Как это вам пришла на ум такая высокорелигиозная мысль сохранить эту просфору. Мне так это приятно, что вы по четвергам ходите на акафист Николаю Чудотворцу и сохранили даже просфору. Теперь я в минуты серьёзных переживаний, обращаясь к помощи Николая Чудотворца, буду принимать и кусочек просфоры».

Цитировать эти письма можно ещё долго. В них так много важного и в то же время бесхитростного, что не оторваться. Очень может быть, что и сегодня среди нас живут такие же замечательные молодые люди. Но потомки о них ничего не узнают – ибо письма сегодня молодые не пишут, а электронные послания не сохранятся. Эпистолярный жанр сегодня почти совсем увял. А ведь при писании пёрышком по бумаге (можно и ручкой, и карандашом), при этом медленном процессе формируется не только фраза, но и мысль. Частое, постоянное писание писем формировало и красочную устную речь, и привычку не пользоваться первыми попавшимися словами, и умение выразить самые сокровенные чувства не грубо, не пошло, и навык приглядываться к окружающей обстановке и происходящим событиям. К сожалению, у сегодняшних молодых все эти умения и навыки вырабатываются медленно, и это мешает не только в отношениях с родственниками, но и в работе, в общей жизненной успешности.

В заключение хочу сказать, что книга любовно, художественно создана издательством «О-Краткое». И автор-составитель Р. Я. Лаптева, и работники издательства имеют полное право гордиться таким произведением.

Т. К. Николаева