«Нет для русского художника светлее и плодотворнее дел как украшение храма»

В 1882 г. в Киеве было закончено строительство Владимирского собора, заложенного 15 июля 1868 г., в день празднования памяти Равноапостольного князя Владимира, крестившего в 988 г. Русь.

Собор своими размерами был огромен – высотой и длиной 23 сажени (более 45 метров). Киевское археологическое общество на заседании 1882 г. выразило пожелание «придать внутреннему убранству храма вид и характер древнерусского храма (старовизантийского стиля) современного св. князю Владимиру». Руководство внутренней отделкой храма, со­ставление проекта росписи, приглашение художников и наблюдение за ведением живописных и скульптурных работ было поручено Андриану Вик­торовичу Прахову (1846–1916), волевому, энергичному человеку, историку искусства, археологу, знатоку русской старины, профессору Киевского и Петербургского университетов.

Первым художником, к кому А. В. Прахов специально приехал в Абрамцево с предложением принять участие в росписи Владимирского собора, был Виктор Михайлович Васнецов. Прахов знал художника ещё по Академии художеств, с 1869 г., нередко навещал его в Абрамцево, где на даче С. И. Мамонтова летом жили и работали многие русские живописцы. «Он увидел церковь, построенную по проекту Васнецова... видел его иконы Богоматери и Сергия Радонежского».

Собор святого князя Владимира в Киеве

Виктор Васнецов сначала отказался, ссылаясь на необходимость заканчивать начатые картины, в том числе и впоследствии знаменитые «Богатыри». Но уже на другой день, 30 марта 1885 г., послал Прахову телеграмму с согласием принять заказ. И, как вспоминал художник И. О. Остроухов, «в тот же вечер уже принёс готовые проекты росписи центральной алтарной стены собора. В ближайшие дни, не имея ответа Прахова, Васнецов сделал ещё несколько проектов росписи».

По совету А. В. Прахова В. М. Васнецов предпринял путешествие в Италию (май-июнь 1885 г.) с целью ознакомления с живописью старых мастеров. Художник побывал в Риме, Венеции, Неаполе, Флоренции. Но особое впечатление произвели на него мозаики Равенны V–VI вв. (именно в этой технике он будет выполнять работы во многих храмах России и за рубежом) и роспи­си Микеланджело. Мороз пробирает, когда видишь во всю глубину мысли картины... Эта стена... величайшая поэма форм, величайшая симфония на тему о Вечной Правде Божией. Вот что такое «Страшный суд Микеланджело». «Итальянские впечатления утвердили для меня многое из того, что я задумал делать для собора, что уже в известной мере сложилось в моём воображении... Я во время своего предкиевского путешествия в Ита­лию всё искусство воспринимал через музыку. Весь итальянский Рафаэль мною воспринимался как музыка Моцарта, а Микеланджело, без сомнения, чистейшей воды Бетховен».

Н. Кузнецов. Портрет художника Виктора Михайловича Васнецова. (Во время работы во Владимирском соборе). 1891 г.

По возвращении из Италии, летом 1885 г., В. М. Васнецов получил от А. В. Прахова подробный план работ во Владимирском соборе. Предполагалось, что вся работа займёт около трёх лет. «Совершил въезд в Киев 16 авгу­ста в 6 часов, – сообщал он С. И. Мамонтову, – относительно моего душевного состояния могу только сказать, что голова моя похожа на амбар, в котором кроме сундуков ничего нет... В сундуках мои эскизы и рисунки. Нужно иметь сундук вместо головы, чтобы суметь отправить такие дорогие для меня рисунки, эскизы и «Божью Матерь» товарным поездом, который идёт чуть не месяц». Но уже через месяц П. М. Третьякову в Москву в совсем ином душевном состоянии он пишет: «Теперь голова моя наполнена святыми, апостолами, мучениками, пророками, ангелами, орнаментами и все почти гиган­тских размеров... Дело по значению и величине считаю серьёзным, и дай Бог силу хорошо исполнить». В течение одного осеннего месяца 1885 г. он сделал 22 эскиза росписи. «Васнецов, как обычно, работал быстро, импровизируя, и свободно решал стоящие перед ним задачи».

В ноябре 1885 г. А. В. Прахов привёз эскизы росписей Васнецова в Петербург. Художники об увиденном написали Виктору Михайловичу в Киев: «Поленов, Репин, Суриков в восторге от твоих произведений. По выражению Репина, ты создаёшь себе памятник, к которому не зарастёт тропа... Только ты один мог сделать подобную прелесть... Носителем таких прекрасных мыслей может быть человек, обладающий необыкновенной чистотой сердца... Приглашаем к себе на музыкальные вечера... даже преподнесём Вам Баха «Страсти Христа» по Евангелисту Матвею».

Вместо предполагаемых художником трёх лет он прожил в Киеве десять. Столько времени и огромное количество душевных сил отдал Виктор Михайлович Васнецов Владимирскому собору. За эти годы он выпол­нил более 150 кантонов к росписи, множество эскизов, расписал в храме 2840 квадратных метров, написал 15 картин, 30 отдельных фигур, все образы в центральной части храма, в том числе «Богоматерь с младенцем» (высота – 11 метров), апостолы, святи­тели русской и вселенской церкви, «Христос Вседержитель» в куполе (голова Христа – более двух метров), Александр Невский, Нестор-летописец, княгиня Ольга, Борис и Глеб, Вседержитель и Богоматерь в главном ико­ностасе. Все орнаменты центральной части писались в храме по его рисункам и при его участии. «Орнаменты византийский, русский и древне­христианский изучал на лету, урывками, кой-что с натуры, кой-что по книгам, а также смотрел в Киевском Софийском соборе и Кирилловском монастыре».

Сохранилось множество писем и записок Виктора Васнецова брату Аполлинарию и русским художникам относительно работы над росписью. Василию Поленову 29 мая 1888 г. он пишет: «Мне нужны саккосы митрополита Московского Алексея и Петра, которых я пишу на стене, а рисунка одежд до сих пор не могу достать... Мне нужно общий того и другого саккоса рисунки узоров». И далее сам указывает, где в Москве надо искать нужное ему: «Их можно найти на фронтоне Успенского собора и в Патриар­шей ризнице».

Рассказать обо всех сюжетах и персонажах росписи Виктора Васне­цова невозможно. Остановлюсь только на двух – Запрестольном Образе Богоматери с Предвечным младенцем и Образе Христа Вседержителя в главном куполе собора – своеобразном духовном центре Владимирского собора. Именно они живут в моей памяти без малого полвека, когда я впервые увидела интерьер храма во время ночной Пасхальной службы.

Небесная Царица и Мать Бога несёт грешному миру Сына Своего Едино­родного, Богомладенец простирает руку, осеняя человечество благодатью. Особую красоту изображению Богородицы придаёт вызолоченный фон, по краям которого изображены Херувимы и Серафимы.

Образ этот родился в ту тревожную ночь, когда художник отказал Прахову. «Мои уже давно легли спать, а я всё думаю и хожу по своей мастерской... Думаю – хорошо ли сделал, что отказался? Конкуренции старых мастеров испугался? И думаю, как бы можно так сочинить «Богоматерь с младенцем», чтобы ни на кого не было похоже? Вспомнил, как однажды Александра Владимировна в первый раз по весне вынесла на воздух Мишу, и он, увидев плывущие по небу облака и летя­щих птичек, от радости всплеснул сразу обеими ручонками, точно хотел захватить всё то, что видел. Вот так и представилось ясно, что так надо просто сделать. Ведь так просто ещё никто не писал».

Богоматерь. Фрагмент. Роспись апсиды

Перед вами отрывки из киевских писем Виктора Васнецова разных лет к родственникам и друзьям в Москву и Петербург, из которых хотя бы чуть-чуть можно почувствовать ответственность, трудность и важность работы человека, в 37 лет взвалившего на себя не только собственное творчество, но и общее руководство по украшению храма. «В работу свою начинаю совсем влюбляться, а это для меня самое главное; ослабления духовной жизни боюсь больше всего!». «Нужно много силы духовной и физи­ческой. Устаю изрядно». «Каждый день так устаётся от дневной работы, что к вечеру рука отказывается писать и голова связать мысль с мыслью». «В Киеве не ахти как весело, и погода дождливая и скучная, и на душе сумрач­но и дождливо, а работа в соборе идёт и идёт. Пар доведён до высокого давления, поршни всех сил двигаются, маховые колёса размахивают. А мы – сверху – вниз! Снизу – вверх! Постоянно нужно из воображения, а то и из души выколупывать и прилеплять к стене то глаз, то нос, целую голову, руки, палец, кусок одежды, ноздрю, травку – ух!.. Не могу не работать того, что работаю».

Физическая усталость художника быстро проходила, когда при возвращении вечером домой навстречу ему бежали пятеро радостных детей, которые позднее признались: «Это были лучшие часы нашей жизни».

Сохранились воспоминания сыновей Алексея и Михаила, которым в те годы было по 5-7 лет. Они с детской непосредственностью и любовью «рисуют» портрет отца:

«В Киеве отец уже определённая, ясная фигура, которую мы, дети, могли достать только до колен, а голова, лицо – были где-то высоко. Высокий-высокий человек, самый высокий из посещавших нас мужчин. Когда мы хотели выразить высокий рост, то говорили: «выше папы»... Папа был очень живой, подвижный, весёлый и добродушный…

Собор – это у нас значило не просто храм, а нечто совсем особенное, нарицательно-собирательное место, несколько величественное и таинственное, куда уходил отец на целый день... Наша квартира и собор – это были два места, где жил отец, между которыми делилась его жизнь... Нас иногда водили в собор... громадный, весь застроенный лесами, и там, в вышине, маленькая фигура – отец в своей синей блузе, замазанной масляными красками. Он сбегал с лесов нам навстречу весёлый, бодрый, с палитрой в левой руке.

Домой отец приходил, когда уже смеркалось, обедал и ложился отдыхать, иногда брал к себе на кровать и рассказывал нам сказки или что-нибудь из своего детства... Никогда не читал нам детских книжек, считал, что лучшие мировые произведения доступны и взрослым, и детям. Читал нам час­то Шекспира, Гоголя, Достоевского, Лермонтова, Пушкина. Отец любил русские песни, сказки, поговорки, красоту русского языка. Отец отдавался отдыху с такой же страстью, как работе – гулял, собирал грибы, ловил рыбу, катался на лодке и стрелял в цель из пистолета… Но долго жить так он не мог – его тянуло в собор, к твор­ческой работе».

В те годы были и вечные вопросы, которые художник пытался решить своим творчеством – о роли и назначении искусства, его национальных корнях. Он пришёл к выводу, что «всякое искусство национально, космополитического искусства нет. Всё великое в искусстве, ставшее общечеловеческим, выросло на национальной почве». Он пыта­ется решить эту проблему Образом Христа Вседержителя в центральном куполе Владимирского собора.

Из письма Виктора Васнецова Елене Мамонтовой 20 августа 1889 г.: «Вы удивительно хорошо сказали, что моя работа «путь к свету»... Вот и сейчас как раз занят писанием образа Центра этого света – опять пишу лик Христа – немалая задача, задача целых веков. Искания мои в соборе, конечно, слабая, попытка найти Его Образ, но я истинно верую, что именно русскому художнику суждено найти Образ Мирового Христа… Христос, конечно, должен быть личен, но личное пред­ставление его должно возвыситься до Мирового представления Его... Наивысшая для нас красота есть красота человеческого образа – вели­чайшее добро есть добро человеческого духа (отражение Бога), то идеалом искусства должно стать наибольшее отражение духа в человеческом образе. А где же и когда же Дух Божий отразился полнее, глубже, шире и могущественнее в человеческом образе, как не в Христе?! Относительно своего Христа должен сказать, что надеюсь ещё долго пора­ботать над ним, а во Владимирском соборе считаю только началом попытки изобразить его так, как представляю».

Создавая своего Христа, Васнецов исходил из византийской схемы, во многом изменяя её. В левой руке Христа – Евангелие, открыто на словах: «Аз есмь свет мира ходяй по мне не имати ходиши во тьме и имати свет животный» (Иоанн, VIII, 12). По углам от Христа – символы Евангелистов. Тип лика Христа отличается от византийского человеч­ностью и внешней красотой. Христос Васнецова – символ единения и люб­ви. Христос Васнецова – это личный Христос, неповторимый по сути, приближающийся к пониманию Божественного больше, чем у современных ему художников. Причиной чего было генетическое православие Вас­нецова, которое не дало ему чрезмерно уйти от духовности образа и приземлить его – к такому выводу пришла И. А. Ярославцева, большой знаток творчества Виктора Васнецова, директор Дома-музея художника в Москве.

Христос Вседержитель. Эскиз. Роспись купола

Через пять лет работы Виктора Васнецова во Владимирском соборе, в 1890 г., был приглашён для росписей художник Михаил Нестеров. С родителями и сестрой он делился своими первыми впечатлениями: «Теперь вкратце опишу впечатления от Васнецова. Это человек простой, прямой, но сдержанный. В глазах его много чего-то задумчивого и мягкого, но иногда это переходит в чистосердечную весёлость. Он в полном расцвете мужественной силы, труд его почти не утомляет. Встаёт он рано и в 9 часов уже на лесах, в 12 идёт завтракать, затем часа 2 отдыхает и снова идёт в собор до вечера. По-видимому, он прекрасный семьянин... Ребята его все в стиле Васнецова, а один из них (мой любимец) встречается во всех серафимах и херувимах...

Вчера я с утра уже снова осматривал собор... Чудесный памят­ник по себе оставит Васнецов русским людям. Они будут знать в лицо своих угодников, мучеников, всех, тех, на кого они хотели бы походить и что есть их заветные идеалы. Как живые стоят «Феодосий», «Сергий Радонежский», «Филипп Митрополит Московский». Тут типы равны Микеланджело. Вот «Моисей», там «Иеремия», «Соломон», «Царь Давид» – все они переносят зрителя своими образами в далёкое прошлое, дают воз­можность представить себе целые народы, их обычаи и характеры... Был вчера в куполе, видел «Христа». «Христос» Васнецова традиционен, исполнен красоты внешней и внутренней».

Работы Виктора Васнецова внутри храма продолжались без перерыва до самого освящения собора в августе 1896 г. «20 августа собор был торжественно освящён в присутствии их Императорских Величеств Государя Императора Николая Александровича и Государыни Императрицы Александры Фёдоровны».

Закончился десятилетний труд Виктора Михайловича Васнецова. Домашним и друзьям со свойственной ему скромностью и тихой радостью он пишет из Киева: «Собор всё-таки прекрасно вышел... Вчера вечером видел его при электрическом освещении. Сам удивился неожиданно громадному художественному впечатлению... Словом, чувствую, что годы труда и мучений не прошли даром».

«Я крепко верю в силу своего дела, я верю, что нет на Руси для русского художника святее и плодотворнее дела – как украшение храма – это уже поистине и дело народное, и дело высочайшего искусства... В храме художник соприкасается с самой положительной стороной человеческого духа – человеческим идеалом».