Главная > Выпуск №14 > Великорецкие заметки

Великорецкие заметки

Н. В. Васнецова

Побывав впервые осенью прошлого года в селе Великорецком, на родине своих далёких предков, некогда служивших в местном Спасо-Преображенском соборе, услышала от женщин-трудниц, что раз увидев эти заповедные и намоленные места, ты оставляешь здесь часть своей души, и она постоянно будет вновь и вновь звать тебя хоть ненадолго вернуться в это святое место.

На этот раз, получив от московской племянницы наставления, напутствия и подарки для настоятеля монастыря отца Тихона, я отправилась туда вместе со своей лучшей школьной подругой Ольгой. Ольга, известный в широких кругах, сценарист и режиссёр, неоднократно бывала в этих краях по работе, но тем не менее с радостью согласилась составить мне компанию. Предварительно я созвонилась с отцом Тихоном, и он любезно пригласил нас в гости.

И вот мы едем на маленьком «автолайне» (большие автобусы в село давно не ходят из-за малой востребованности), любуемся мелькающими за окнами дремучими сказочными вятскими лесами, полями, перелесками. Туда-туда, в жуткую глухомань, на красивейшую реку Великую, где совсем другой мир, где завораживают неоглядные дали холмов с кое-где сохранившимися деревеньками, где высятся белоснежные храмовые корпуса, увенчанные крестами, сияющими на солнце.

Наскоро натянув на себя прямо в ограде комплекса благоразумно прихваченную длинную юбку и белый платок, я в образе этакой типичной Натальи-паломницы и переступила порог храма. На наш вопрос об отце Тихоне тихая женщина, торгующая церковной литературой, сказала, что он приедет из города к трём часам, и мы в ожидании обещанной встречи накупили книг, икон, свеч, заказали молебны и поминовения, осматривали храм. Затем вышли на волю, уселись на широченной старинной лавке против входа в храм и развернули нехитрую трапезу. Я собралась исповедоваться у отца Тихона и предварительно постилась 4 дня, в связи с этим и меню у нас было самое что ни на есть скромное – чёрный хлеб, свежие овощи и квас. И как же это было вкусно на свежем вольном воздухе с упоением смачно хрустеть огурцами и редиской и запихивать в рот толстые куски свежего чёрного хлеба. За этим занятием нас и застал отец Тихон. Он заметно постройнел, видимо, сказываются заботы и хлопоты в связи со встречей предстоящего на этой неделе крестного хода, ремонтом и реставрацией Спасо-Преображенской церкви, постоянным поиском спонсоров. Меня он сразу узнал и пригласил нас с Ольгой в свой дом. После довольно холодного дня теплая обитель его показалась раем: уютный новый деревянный дом, пахнущий свежими досками, в углу приёмной комнаты – застеленная цветастым одеялом тахта, на столе церковные книги, иконы, бумаги, канцелярские принадлежности, на стене портреты царской семьи, вятского митрополита Хрисанфа и ещё какого-то священника. Я выложила московские подарки, задала кучу вопросов на интересующие меня темы. Отвечал доброжелательно, мудро, доходчиво. Он 1961 года рождения, пострижен в честь Тихона Задонского (липецкого), ранее служил в районном городе Омутнинске, восемь раз возглавлял крестный ход. Сказал: чтобы успешно пройти крестным ходом, надо хорошо потренироваться – по крайней мере, в течение 2–3 месяцев проходить ежедневно по 5–7 километров. Испытание это тяжёлое, особенно жара. По его словам, спасался во время хода от палящего зноя только тем, что постоянно выливал себе на голову воду из бутылки. Ничуть не легче испытание – ночевать на земле холодными и, не дай Бог, дождливыми ночами. Потом стал беседовать с Ольгой. Говорили бы, думаю, бесконечно, но настало время вечерней службы, и мы пошли в храм.

Служба продолжалась более двух часов, слова были непонятны, и мы повторяли за местными старушками-прихожанками всё, что они делают: крестятся – крестились и мы, кланяются – и мы склонялись в поклоне. По бокам церкви стояли широкие лавки, и мы иногда присаживались, Ольга даже немного вздремнула. А я всё глядела на старые каменные плиты, которые помнят, как ступали здесь наши предки-священнослужители, страшно подумать, 250 лет тому назад.

Неожиданно вынесли какую-то небольшую чашу, люди выстроились перед священником в ряд, и началось миропомазание – всем по очереди тоненькой кисточкой елеем чертили на лбу крест. Это, говорят, бывает очень редко, в основном при крещении, и нам просто повезло, что мы попали на службу в это время. Потом все потянулись к другому священнику, который держал на подносе что-то нарезанное круглыми толстыми кусками розового цвета. Люди брали и, жуя, отходили. Я оторопела: «Колбаса! Да мне же нельзя перед исповедью, но, с другой стороны, раз всем дают, то и я должна съесть. Что делать, как быть?». Обалдевшая, подошла к подносу – слава Богу, это оказались куски белого хлеба, пропитанные церковным вином. То же чувство испытала и моя Ольга: «Почему колбаса в церкви, может, я что-то не знаю, может, это какой-нибудь праздник-мясоед начинается, и так положено в церкви в это время раздавать колбасу». Ну, погрешили потом, посмеялись над своим невежеством.

Служба закончилась, отец Тихон по моей просьбе освятил в алтаре мой крестик и цепочку и благословил нас на трапезу (после мужчин), а также помыть после всех посуду. Ещё посоветовал купить в церковной лавке тоненький «Молитвослов», изданный недавно их монастырём, где кратко изложены все основные молитвы, а также советы, как подготовиться к исповеди.

Трапезничают теперь не во временной деревянной пристройке, как в прошлом году, а в одном из старых монастырских домов, что в ограде храмового комплекса. По покосившейся, рассохшейся деревянной лестнице вскарабкались (иначе не назовёшь) на второй этаж. В просторном помещении стоял длинный чистый стол, широченные лавки, вдоль одной из стен в рядок стояли разнокалиберные старинные сундуки, по другой – современные три холодильника и микроволновая печь. Естественно, на стенах были образа и виды Николо-Великорецкого монастыря. На первое подали очень вкусный овощной суп, похоже, приготовленный настоящим мастером (потом узнали, что готовят повара), на второе – жареные отварные макароны, залитые чем-то тоже очень вкусным, потом малиновый компот, чай, молоко (но, увы, не для меня-постницы). Выдав нам с Ольгой три оцинкованных таза с водой, пачку горчичного порошка и проведя необходимый инструктаж, все удалились, а мы, засучив рукава, приступили к мытью посуды. И как же было легко и необременительно с лёгким сердцем в гармонии с близкой подругой весело расправляться с многочисленными жирными тарелками и стаканами, огромными кастрюлями и сковородками. Закончили уже в одиннадцатом часу, потушили свет, ощупью, цепляясь за перила и друг за друга, сползли с лестницы, прикрыли наружные двери (замки там не предусмотрены) и вышли на вольный воздух. На тёмном небе белели Спасо-Преображенский и Николаевский храмы, рядом высилась колокольня, дурманяще пахла сирень, и пели соловьи…

Ночлег и на этот раз был предоставлен уровня пяти деревенских звёзд: комната с жарко протопленной печкой, чистая постель, в углу умывальник с «подшибалкой», удобства во дворе. Мне было дано задание – подготовиться к исповеди, и я проштудировала перед сном купленную брошюрку.

Спала, как и в прошлый раз, тревожно, ворочалась, видимо, опять приходили на меня посмотреть древние Покрышкины, но к утру разоспалась, и разбудил нас колокольный звон, звавший на утреннюю службу.

Наскоро умывшись, поспешили по крутой красной глинистой тропке, вьющейся по холму вверх – к храму. Опять непонятно пели священники, открывали и закрывали ворота алтаря, выходил с какими-то церковными предметами и уходил отец Тихон, красиво пели прихожане, а мы, как и вчера, копировали их, как умели: крестились, кланялись, повторяли молитву «Отче наш», которую знали наизусть. Потом вынесли две складные кафедры, к ним подошли два батюшки (один был отец Тихон), выстроились две очереди, и я поняла, что сейчас люди будут исповедоваться. Вечером, дважды прочтя всё, что касается исповеди, я поняла только одно, как я грешна, причём во всех грехах, по всем десяти заповедям. Ещё до начала исповеди у меня из глаз полились слезы.

Когда я подошла к отцу Тихону, слёзы текли уже в три ручья. Я только смогла выговорить: «А мне можно исповедаться?». – На что он отвечал: «Не только можно, а нужно, Наталья. Вы прочли книгу, что я вам сказал?» – «Да, батюшка, два раза. Я так грешна, батюшка, мне так стыдно». Он стал задавать мне наводящие вопросы (так всегда делают, чтобы помочь кающимся впервые). Я отвечала, вспоминала все свои большие и малые грехи. Он внимательно слушал, иногда прерываясь на молитву, потом велел поцеловать крест, положил мне на голову часть своего одеяния, перекрестил голову, а что сказал, я уже не слышала, так как из-за низвергающегося водопада слёз была далека от реальности. Но, вероятно, он отпускал мне грехи и советовал молиться. Я схватила его за руку, поцеловала и на ватных ногах подошла к сидящей на скамейке Ольге. Она улыбалась мне заплаканным лицом. «Ты так схватила батюшку за руку, будто он не священник, а друг, товарищ и брат, нужно протягивать руку ладонью вверх, чтобы он своей рукой накрыл твою, а ты вцепилась в него двумя руками и потрясла её по-свойски». Сама она уже не раз исповедовалась, все порядки знает, тоже всегда плачет на исповеди и говорит, что это очень хорошо.

Потом все выстроились за причастием. Подошла моя очередь: «Имя?» – «Наталья». Потом ещё что-то спросили, я, глуховатая, да ещё в платке на ушах, не расслышала. «Рот пошире откройте». Я второпях послушалась, и во рту очутился опять крошечный кусочек булочки, пропитанный церковным вином, затем непосредственно само разбавленное вино в ковшике, и обряд был завершён. Потом прослушали и отстояли со свечами службу поминовения усопших.

В завершении отец Тихон распорядился приходить на трапезную после мужчин, потом помочь в храме, а я попросила благословения на купание в купели.

Проведя совещание-летучку, мы решили не трапезничать, отправиться прямо в купель, а потом с чувством исполненного долга покончить с собственными оставшимися огурцами. Сказано-сделано. По совету всё тех же доброжелательных женщин-трудниц, спускались по крутому склону к купели молча, не предаваясь мирским разговорам, а думая о предстоящем погружении в святой источник. У купели (небольшое деревянное строение, куда поступает вода непосредственно с источника) образовалась небольшая очередь – приехала разнокалиберная группа с какого-то района. В купель входили попеременно: мужчины, женщины, и пришлось немного подождать. Я пошла одна. Ольга смалодушничала, сославшись на хронические болячки. Бодро открыв дверь, я оказалась непосредственно в купели. Два помещения: одно – раздевалка, в сумраке второго угадывалась сама купель – деревянный короб, наполненный водой (3 градуса, однако!), со спускающейся ступеньками лестницей, надвое поделённой перилами. Надев новую сорочку (сшитую непосредственно перед отъездом, она после погружения приобретает целительную силу и излечивает от болезней, только её нельзя стирать), помолившись на образ над водой, храбро шагнула на первую ступеньку и стала щупать ногой (есть ли дно). Дно было, глубина оказалась мне по плечи. И опять, как учили – три погружения. Первое «во имя Отца» – бултых с головой; второе – «во имя Сына» – опять бултых; а вот третье досталось уже с трудом (всё боялась, вдруг не хватит сил полностью смочить голову), сердце зашлось – «во имя Святаго Духа». Хватило сил! Вышла – вода с меня лилась рекой, отжала сорочку, стала одеваться. Стало тепло и радостно – смогла, преодолела! Когда вышла наружу, Ольга моя сказала, что я аж лицом посветлела. Набрали воды из источника (мне поручили и для лагеря привезти, чтобы не было там никаких напастей), пошли собираться на автобус. Нам подсказали, что будет в промежутке между расписанием ещё какой-то проходящий маршрут, и мы заспешили на остановку.

Ждали-ждали – никакого автобуса нет. Зато подошёл отец Тихон:

– Что же это вы, голубушки? Я послал вас трапезничать, а потом в храме помочь, а вы?
– Батюшка, мы подумали, что как-то неудобно идти на обед, да и купаться на голодный желудок легче.
– А вот думать здесь у нас не положено: раз благословили вас на что-то, надо не думать, а исполнять.
– Простите, батюшка, мы поможем, что надо делать. Мы просто рассчитывали уехать пораньше, но раз всё равно автобуса нет, мы с радостью сделаем всё, что надо.
– Тогда обратитесь к сестре Валентине, она даст вам вёдра и тряпки, и приберитесь в этом доме (он указал на старинное трёхэтажное полукаменное здание), там мы откроем воскресную школу.

Мы поспешили выполнять поручение. Дом оказался бывшим жилищем старопрежнего игумена-настоятеля, и, похоже, что с тех незапамятных времён ни разу и не прибирался. Теперь наверху в нём работают художники-реставраторы, внизу проживает матушка Нина с супругом. Нам было поручено вымыть лестницу с перилами, трое сеней и окно. Вооружившись вёдрами, тряпками, ледяной водой, смирив гордыню, принялись мы тереть рассохшиеся некрашеные половицы с многовековой пылью да паутиной в углах. И так это получалось ловко и просто, будто мы только этим всю жизнь и занимались, весело переговариваясь, тёрли и скребли мы грязные углы.

Справились. Матушка Нина вынесла нам на воздух свежезаваренный чай, рассказала много интересного. Потом сказала: «Ангел, ангел идёт». Подходил Тихон.

– Батюшка, мы всё сделали, что вы просили, проверьте.
– Спаси вас Господь, голубки
– Батюшка, спасибо вам за всё. Можно к вам ещё приехать на несколько дней, мы пожили бы здесь, поработали.
– Конечно, приезжайте, в любое время.
– Спаси вас Бог, батюшка, мы обязательно приедем.