Путь в педагогику начинался на Вятке
(к 100-летию со дня рождения Эле Исаевича Моносзона)

В. Б. Помелов

Одним из видных деятелей педагогической науки, чья судьба тесно связана с Вятским краем, был Эле Исаевич Моносзон.

Родился будущий академик 19 июня 1908 г. в г. Ветлуга Костромской губернии (ныне Нижегородской области). Его отец, Исай Григорьевич, происходил из семьи потомственных винокуров. Он прошёл тяжёлый жизненный путь. Винокурение тогда было делом сезонным, и, когда в конце зимы заканчивались запасы сырья, он устраивался в мастерскую по ремонту швейных машин компании «Зингер». 5 января 1915 г. И. Г. Моносзон скоропостижно скончался на 40-м году жизни от инфаркта. Накануне он был очень расстроен выговором, полученным от немца-мастера за то, что якобы плохо наточил коньки-«снегурки» его дочери.

Семья (мать Ольга Ароновна, бабушка Эстер и пятеро малолетних детей – Гриша, Аля, Соня, Эле и Исай) осталась без средств к существованию. Жили они в сыром подвальном помещении на Соборной улице, в доме Е. С. Петрова. На третий день после похорон отца пришёл урядник и сообщил, что в связи со смертью отца семья утратила право на место жительства «вне черты оседлости». Такая дискриминация в отношении именно евреев существовала в царской России. Исключение делалось для купцов, цеховых мастеров и рабочих некоторых отраслей промышленности. Требовалось срочно стать «цеховым мастером», и Ольга Ароновна стала им. Приобрела в Великом Устюге (там жила сестра Исая Григорьевича) вязальную чулочную машину, обучилась ремеслу и получила вид на жительство. Скромный промысел, дававший занятие всей семье, приносил доход, на который и жили. Матери Эле Исаевича удалось в детстве окончить двухклассное училище, что по тем временам для девушки, да ещё из простого сословия, считалось немалым образованием. Она любила книги и старалась привить интерес к чтению своим детям. Брали книги, в основном, у соседей, обедневших помещиков Петерсонов.

В семь лет Эле пошёл учиться. Учитель Кир Флавич Вознесенский отправил, было, мальчика домой, дескать, «мал ещё», но мать упросила его разрешить посещать уроки. После окончания первого класса, по совету сестры отца, Эле, проявившего большие способности к учёбе, отправили в Вятку, и с осени 1916 г. он был отдан в еврейскую школу (хедер повышенного типа), содержавшуюся местным богатеем-благотворителем Насатысиным на собственные средства. Хотя это было учреждение открытого типа (для приходящих детей), режим там напоминал порядки закрытого учебного заведения с постоянным пребыванием в нём детей. В основу обучения было положено изучение религиозных еврейских учебных предметов: древнееврейский язык, хумеш, талмуд-торе. Но преподавались и такие предметы, как русский язык (чтение и письмо), география с элементами естествознания, элементы всеобщей (в особенности еврейской) истории, арифметика.

Порядки в школе были очень строгие. Учителя жестоко наказывали воспитанников за малейшую провинность. Особенно отличался этим учитель географии по фамилии Желудок (сам он произносил её картавя – «Зелудок»). Он за всякое движение во время объяснения урока бил ребят указкой. Однажды они отомстили злому учителю, подпилили лобзиком его указку и подложили на учительский стол кнопку. В итоге весь класс на неделю остался без обеда. В Вятке встретил Эле Февральскую революцию. Бегал вместе со всеми по школьному двору и кричал: «Пой, Николушка, не пой! Трон уже не твой!».

Летом 1917 г. Эле без разрешения школьного начальства покинул Вятку, «зайцем» доехал до станции Шарья и пешком пришёл домой. Осенью он был зачислен учеником 1-го класса Ветлужской мужской гимназии. Через год гимназия была преобразована в единую трудовую школу. Учеников, перешедших во 2-й класс гимназии, зачислили в 3-ю группу (так стали называться классы). Повсеместно в стране было усилено преподавание естественной истории, введён труд в учебных мастерских (столярное дело, переплётное дело, плетение корзинок из ивовых прутьев и т. п.). Вводилось ученическое самоуправление, старостат, создавались кружки, оркестры, отряды юков (юных коммунистов), предшественников пионерской организации. Всем детям в отряде, и Эле в том числе, нравилось, что им вручили зелёные свитеры – знак отличия для юка как защитника леса, природы. Работа в отряде юков, вспоминал Э. И. Моносзон, приносила детям огромное удовлетворение. Они ходили в походы, пели песни, занимались тем, что было им интересно.

По приглашению родных в августе 1922 г. семья переехала в г. Вятку. Решиться на этот шаг было непросто. В Ветлуге Ольга Ароновна имела работу: работала инструктором по труду при уездном отделе народного образования, обучала девочек чулочному ремеслу. А что будет в Вятке? Вятка по сравнению с Ветлугой была большим городом. Сильное впечатление на маленького Эле производили извозчики в солидных армяках и цилиндрах летом, а зимой – в овчинных тулупах и высоких меховых шапках. Его поражало людское оживление в масленицу, катанье обеспеченных горожан на санных повозках, украшенных домоткаными коврами, праздник «Свистунья» на высоком берегу Вятки с бойкой торговлей, раскрашенной гончарной посудой, дымковскими чудо-игрушками, свистульками, дудками, флейтами-самоделками!

Семья по-прежнему жила «вязкой и надвязкой чулок и носков». Подрастали дети. Гриша поступил счетоводом в частный магазин. Эле с 15 лет постоянно занимался репетиторством. Мать пекла хлеб и разносила его по домам, припёк оставался в семье. Учился Эле в школе второй ступени им. Ф. Энгельса. Был школьным активистом, редактором газеты, старостой, организатором кружка по изучению истории РКСМ, председателем школьного ученического совета. Во главе школы стояли опытные педагоги-заведующие А. Ляпунов, А. Бульканов, К. Иньков. Это были требовательные и вместе с тем гуманные люди, много общавшиеся с учениками и коллегами, не допускавшие никакой грубости. Историю вела замечательная учительница Зинаида Ивановна Одинокова, много работавшая над развитием мировоззрения и исторического мышления у своих воспитанников. Она применяла метод докладов: ученики самостоятельно изучали литературу и затем выступали перед своими товарищами. Отличным педагогом был Павел Васильевич Тюльпанов, в меру строгий, всегда подтянутый и благожелательный, добивавшийся прочного усвоения материала. Словесница К. Д. Сазонова отлично читала стихи, передавала по памяти значительные по объёму отрывки произведений русских классиков. Она широко практиковала метод ученических рефератов, большое внимание уделяла руководству выразительным чтением. Клавдия Дмитриевна всемерно поощряла литературное творчество учащихся, регулярно проводила конкурсы на лучшие ученические стихи, сочинения на заданную тему.

Э. И. Моносзон. 1982 г.

Однажды группа учеников, в том числе и Э. Моносзон, под руководством своей учительницы сочинила инсценировку в стихах, посвящённую зарубежным борцам революции, томящимся в застенках. На выступлении ребят присутствовал известный немецкий политэмигрант Макс Гельц, который был очень растроган тёплой встречей. К школьникам приходили на творческие вечера вятские поэты и прозаики: Семён Большаков, Константин Алтайский, писавший стихотворные сатирические фельетоны под псевдонимом «Муха Це-Це». Из этой школы вышел известный детский писатель, собиратель вятского фольклора, школьный товарищ Моносзона, Леонид Владимирович Дьяконов.

Одним из широко распространённых в 1920-е гг. методов внеклассной работы были так называемые литературные суды. Эле Исаевич вспоминал один такой суд. В небольшом школьном зале, за столом, покрытым красным сукном, сидят «члены суда». «Обвинитель», один из старшеклассников, утверждает, что Анна Каренина – женщина безнравственная: она изменила мужу, посягнула на святая святых – семейные устои. Так что её самоубийство – есть справедливая кара за аморальное поведение. «Общественный защитник», старшеклассница, отводит выдвинутые против Анны обвинения и во всём винит мужа – человека сухого и бездушного. Разгорается дискуссия. Большинство учащихся настаивает на моральном осуждении поведения Анны Карениной.

В учебные планы тех лет было включено трудовое обучение. Уроки труда проводились в межшкольных мастерских при школьном городке. Под руководством учителей С. Зонова и Н. Сысолятина производились столярные и слесарные работы: изготовление табуреток, переплётных станков и других полезных вещей. В школах в обязательном порядке была введена должность политруков, которые вели занятия по обществоведению, декретоведению, проводили политинформации, направляли в идеологическом плане внешкольную работу.

В 1923 г. в школьном городке на улице Коммуны (ныне средняя школа № 22) был организован самодеятельный детский театр. В числе артистов оказался и Э. Моносзон. Руководитель театра, энтузиаст детской художественной самодеятельности В.Т. Вольнов много сил отдавал художественному воспитанию школьников. Раз в месяц обязательно выходил новый спектакль. Любовь к музыке привела Эле и в оркестр народных инструментов при городском клубе кожевенников имени Демьяна Бедного (Эле играл на мандолине). В клубе оркестр обеспечивал музыкальное сопровождение демонстрировавшихся немых кинофильмов, а также танцевальных вечеров.

Привлекались школьники и к проведению общественной работы. Так, зимой 1924 г. группа старшеклассников во главе со слушателем губернской совпартшколы С.И. Панковым отправились в подшефное совпартшколе село Бобино, чтобы принять участие в торжественном обряде «октябрин». У тамошнего милиционера родился сын, и вместо крещения в церкви в сельском клубе проходила церемония «октябрин». Выступавшие, и Эле в том числе, пожелали новорождённому счастья и по общему согласию нарекли младенца Рэмом (революция – электрификация – мир). В ту пору выдвигался лозунг «смычки» города с деревней. Комсомольские и ученические организации школы были связаны с соответствующими организациями сельской школы в с. Вожгалы, а это взаимные приезды, участие городских ребят в летних сельскохозяйственных работах, концерты художественной самодеятельности…

В 1925 г. Эле поступил по комсомольской путёвке в Вятский педагогический институт на общественно-экономическое отделение. Этот выбор на всю жизнь определил его дальнейшую судьбу как педагога, учёного, деятеля народного образования. Учиться было нелегко. Учебников почти не было, литературы на всех не хватало. Эле обстоятельно записывал все лекции в большие бухгалтерские книги, которыми снабжал его старший брат, работавший бухгалтером.

Почти всё время обучения Эле одновременно работал в школе, а с января 1929 г., ещё до окончания института, был зачислен в штат школы 2-й ступени им. И. С. Тургенева, где преподавал историю и обществоведение. Учился и работал он с удовольствием, принимал активное участие в общественно-политической работе: был членом комсомольской ячейки, руководил академическим сектором профкома, часто выезжал вместе с товарищами на село с докладами и концертами художественной самодеятельности. В институте Моносзон сделал первые шаги в науке. Под руководством профессоров П. Н. Луппова и В. А. Танаевского он увлёкся краеведческой работой, и в январе 1928 г. к десятилетию ВЛКСМ вышла в свет его первая книжка «Путь комсомола» (из истории Вятской организации). В работе над ней Эле занимался в архивах, встречался с бывшими комсомольцами начала 1920-х гг. на станциях Зуевка и Мураши, в Вятском вагонном депо, где возникли первые комсомольские организации. Тогда же он опубликовал в местных периодических изданиях несколько статей: «Организованность населения Вятской губернии», «Из истории пореформенного крестьянского движения в Вятской губернии» и др.

Приближалось время окончания института. Эле планировали оставить на научно-педагогической работе в институте. Но в начале 1929 г. его вызвали в губком комсомола и предложили быть представителем комсомола в губернском отделе народного образования. Так он был назначен старшим инспектором губоно и одновременно продолжал работать в школе.

Никакого опыта инспектирования у него, конечно, не было, поэтому молодой педагог обращался за советами к опытным инспекторам: Н. В. Тарасову, И. В. Некрасову, заведующему губернским отделом народного образования В. Д. Мазурову. Непросто было совмещать инспектирование сельских школ с работой в школе, ведь транспортного сообщения в нашем сегодняшнем понимании тогда не было. Помимо инспектирования, в круг обязанностей Моносзона входило проведение семинаров и практикумов для учителей, организация курсов, лекций, к чтению которых привлекались преподаватели местного пединститута, инспекторы губоно Л. Головин, Т. Саар, а также приезжавший из Москвы сотрудник Наркомпроса, бывший инспектор Вятского губоно, а в будущем известный учёный, доктор педагогических наук, профессор И. Т. Огородников.

Двадцатые годы были временем методических поисков, которые подчас заводили педагогов в тупик. Нередко некритически перенимался зарубежный опыт. «Инициатива» в этом принадлежала, естественно, Наркомпросу, дававшему распоряжения вводить на местах то метод проектов, то лабораторно-бригадный метод, то идеи Д. Дьюи. Опытные вятские педагоги В. А. Петров и М. А. Чащин с участием Э. И. Моносзона (он был редактором и автором предисловия) написали книгу «Метод проектов в школе» (Вятка, 1930), в которой вся государственная программа была перестроена в соответствии с методом проектов, как и предписывалось свыше. Всего было около двухсот «проектов». Книга получила положительную оценку в одном из педагогических журналов, хотя и представляла собой конкретное проявление того методического прожектёрства, о необходимости избавления от которого говорилось в постановлении ЦК ВКП(б) «О начальной и средней школе» от 4 сентября 1931 г.

В те годы для детей нередко организовывались дальние экскурсии. Об одной из таких экскурсий в Москву Э. И. Моносзон вспоминает в своей книге «Становление и развитие советской педагогики. 1917–1987» (М. : Просвещение, 1987). Летом 1929 г. в Вятку прибыло свыше трёхсот пятидесяти сельских школьников, на специальном поезде экскурсанты отправились в Москву. В один из дней руководитель делегации Э. И. Моносзон вместе с группой ребят имел беседу с начальником Главного управления социального воспитания Наркомпроса, замечательным педагогом М. М. Пистраком, впоследствии репрессированным. Когда школьники вошли в его кабинет, он спросил: «А где, ребята, ваш руководитель?». Эле представился. Моисей Михайлович извинился: невысокого роста, щупленький Моносзон внешне мало отличался от старшеклассников-сельчан. Завязалась интересная беседа. Прощаясь, М. М. Пистрак подарил каждому по томику произведений русских классиков.

С апреля 1931 г. по сентябрь 1937 г. Э. И. Моносзон работал в г. Горьком. Он занимал должность старшего инспектора-методиста, затем был утверждён зав. учебно-методическим сектором крайоно. В задачу сектора входило «обеспечение локализации школьных программ», разработка инструктивных и методических писем, налаживание методической работы, создание учебников («свои» учебники тогда издавали автономные республики, края и даже области). Создавались и так называемые «рабочие книги», «рассыпные» учебники, приспособленные для лабораторно-бригадного метода и метода проектов. Однако вскоре вышли постановления ЦК ВКП(б) от 25 августа 1932 г. «Об учебных программах и режиме в начальной и средней школе» и от 12 февраля 1933 г. «Об учебниках для начальной и средней школы», в которых, в частности, ставилась задача преодоления вышеуказанных методов, создания стабильных учебников.

В Горьком Моносзон продолжал научную работу. Он постоянно печатался в местном журнале «Горьковский просвещенец», редактировал «Методический бюллетень», вместе с И. С. Комаровым издал книги для чтения в начальных классах «Маленький ударник» и «Юные ударники». В 1934 г. по согласованию с Наркомпросом был открыт краевой НИИ политехнической школы со штатом сотрудников до двадцати человек. Э. И. Моносзон был утверждён директором, его заместителем стал доцент пединститута А. Дойников, позднее – профессор В. А. Вейкшан, по совместительству зав. кафедрой педагогики пединститута, известный исследователь педагогического наследия Л. Н. Толстого. По работе в это время Моносзон общался с первым секретарём крайкома партии А. А. Ждановым, известными учёными-педагогами С. Т. Шацким, А. П. Пинкевичем, С. А. Каменевым, с наркомом просвещения А. С. Бубновым. К этому времени относится и его первая встреча с Н. К. Крупской. Летом 1934 г. Э. И. Моносзон выступал на совещании в Москве и вдруг заметил среди слушателей своего первого учителя Кира Флавича. Радостной была эта встреча. Присутствовавшая при этом Надежда Константиновна сказала: «Смена смене идёт!».

В августе 1937 г. поступило распоряжение из Наркомпроса РСФСР – явиться в управление руководящих кадров, Эле Исаевича переводили на работу в Москву. Быть просто аппаратчиком ему не хотелось. Жизнь в Горьком привлекала возможностью сочетать административную работу с научно-педагогической деятельностью (в последние годы он преподавал в Горьковском пединституте). Своими сомнениями Моносзон поделился с заместителем заведующего отделом школ ЦК ВКП(б) И. А. Каировым. Моносзон просил оставить его в Горьком, но Иван Андреевич сказал, что решение принято наркомом и отделом школ ЦК, так что надо готовиться к вступлению в новую должность, а пока следует прибыть в Кремль, в секретариат председателя совнаркома РСФСР.

Вот как описывал встречу в Кремле Э. И. Моносзон в своих воспоминаниях: «В первом часу ночи меня пригласили в кабинет Н. А. Булганина. Он подробно познакомился со мной; спросил, где я работал раньше, попросил кратко охарактеризовать состояние школьного дела в Горьковской области. В заключение он спросил, сколько мне лет, на какую должность намечает меня Бубнов. «А как у вас насчёт биографии? Нет ли в семье репрессированных?». Машинально отвечаю: «Пока нет». Булганин вскипел: «Что значит ”пока“?!» Пришлось извиниться за случайно обронённую неосторожную фразу. «Вам, вероятно, непонятно, почему предсовмина лично занимается комплектованием руководящих кадров Наркомпроса? – спросил Булганин. – Дело в том, что мы не доверяем наркому Бубнову, и приходится мне заниматься кадрами Наркомпроса». Я был немало удивлён такому заявлению. А. С. Бубнов остался в моей памяти как сильный руководитель, хорошо понимавший задачи школы, политические функции народного образования. Иногда бывал он резок, но справедлив».

Приказ о назначении Моносзона первым заместителем начальника управления начальных школ Наркомпроса, а позднее и начальником учебно-методического отдела (с сохранением и прежней должности) подписывал уже новый нарком П. А. Тюркин, недолго занимавший эту должность. В историю нашей страны те годы вошли как символ разгула необоснованных репрессий. Жестоко пострадала и педагогическая наука. В частности, погибли такие видные учёные и деятели народного образования, как А. С. Бубнов, М. С. Эпштейн, М. М. Пистрак, М. П. Орахелашвили, А. П. Пинкевич, С. А. Каменев и др. Отстранялись от работы выдающиеся психологи П. П. Блонский, С. Л. Рубинштейн. Сложным был режим работы в Наркомпросе, также, впрочем, как и в других наркоматах. Подстраиваясь под «режим дня» Сталина, работу начинали, как положено, в 9 часов, а заканчивали не раньше полуночи. Нарком и его заместители уезжали около двух часов ночи. Ни о какой продуктивной работе в ночное время не могло идти речи, тем более что это повторялось ежедневно. И всё-таки работа шла, несмотря на трудности. Важной задачей, решением которой приходилось заниматься коллективу, возглавляемому  Э. И. Моносзоном, было, например, создание письменности для многочисленных малых народов, не имевших её прежде, и обеспечение перехода на русскую графику письменности ряда народов России. И, конечно, создание учебных планов, программ, учебников.

Во время работы в Наркомпросе  Э. И. Моносзону приходилось встречаться и сотрудничать с А. С. Макаренко. Э. И. Моносзон был организатором цикла лекций «Проблемы школьного советского воспитания», прочитанных выдающимся педагогом в Наркомпросе в январе 1938 г. Аудитория благожелательно встретила эти лекции, как и его статьи в «Правде» и «Известиях», а вот верхушка Наркомпроса, «педагогический Олимп», против которого так упорно сражался Антон Семёнович, дала нагоняй инициатору этих лекций.

Летом того же года А. С. Макаренко обратился с просьбой в городской отдел образования г. Москвы о выделении школы для продолжения им и его последователями своего педагогического эксперимента в школьных условиях. Там ему порекомендовали обратиться в Наркомпрос. Заместитель наркома А. С. Лихачёв поручил группе ответственных работников Наркомпроса: В. М. Михайлову, Ф. В. Гормонову, Э. И. Моносзону – встретиться с Макаренко и выяснить предполагаемую цель опытной работы. Состоялись две встречи с ним, в ходе которых педагог изложил своё, весьма критическое, отношение к состоянию воспитательной работы в школе и предложил провести опытную проверку его педагогических воззрений в условиях обычной массовой школы, ибо ему ставили в упрёк то, что его методика рассчитана только на беспризорников и может быть использована лишь в условиях колонии, в изолированном учебно-воспитательном учреждении. Увы, руководство Наркомпроса не поддержало плана Макаренко. В итоге в Москве Макаренко отошёл от практической работы, полностью посвятив себя научно-литературной деятельности. А. С. Макаренко произвёл на Э. И. Моносзона впечатление сильной личности, страстно убеждённой в правильности испытанных им на практике принципов воспитания в коллективной трудовой деятельности. Он с сарказмом, безжалостно высмеивал любителей пресловутой «парной» педагогики. Прекрасно понимая значение индивидуального влияния воспитателя на личность каждого воспитанника, он справедливо полагал, что этот подход должен осуществляться через взаимодействие детей в коллективе, опосредованно, путём применения метода «параллельного действия» и т. д.

В журнале «Народное образование» (1990. № 5. С. 118–128) опубликован диалог двух учёных-макаренковедов: Гетца Хиллига, руководителя лаборатории «Макаренко-реферат» при Марбургском университете (Германия), выпустившего, кстати, двадцатитомное собрание сочинений А. С. Макаренко, и Валентина Васильевича Кумарина, доктора педагогических наук. Приведём отрывок из этого диалога.

Г. Хиллиг:

– А что говорили о Макаренко другие современники, с которыми он был знаком? Моносзон, например.

В. В. Кумарин:

– Моносзон был очень умный и достаточно принципиальный человек. Он мне рассказывал, как в январе 1938 г. он организовал в Наркомпросе цикл лекций Антона Семёновича.

Г. Хиллиг:

– Он рассказывал тебе, как он познакомился с Макаренко?

В. В. Кумарин:

– Моносзон пригласил его через союз писателей. Макаренко выступал в газетах против Наркомпроса, и Моносзон решил вблизи посмотреть на этого бунтаря.

Г. Хиллиг:

– У Моносзона было какое-то мнение о характере Макаренко?

В. В. Кумарин:

– Я не раз его спрашивал об этом. И он говорил всегда одно и то же: «Тяжёлый был характер. Никому и ни в чём не уступал. Даже по пустякам. Никогда не улыбался. Когда говорил, то казалось, что он специально разбивает нашу веру в пух и прах. Это раздражало: «Подумаешь, явился мессия». Но он гнул своё… Бубнов Макаренко поддерживал, но Н. К. Крупская не воспринимала на дух. «Дамсоцвос» шёл по всей стране от неё. Макаренко это знал, но идти против вдовы В. И. Ленина не боялся.

Г. Хиллиг:

– Ты говорил, что у Моносзона из-за этих лекций были неприятности?

В. В. Кумарин:

– Он на год был исключён из партии: «Что за педагогику ты нам рекомендуешь?». И продолжали в том же духе, что она не имеет ничего общего с марксистско-ленинской теорией».

Возможно, выступления А. С. Макаренко в Наркомпросе и имели некоторое отношение к неприятностям, обрушившимся на Эле Исаевича, однако главная причина, видимо, была всё-таки в другом. В 1938 г. были репрессированы оба его брата в Горьком и Кирове, а также некоторые лица, с которыми он был связан по работе в Горьком. Из этого города поступило «заявление», в котором Моносзон «обвинялся» в якобы насаждении карликовых школ, издании недоброкачественных инструктивно-методических материалов, а также в связях со скомпрометировавшими себя руководящими работниками области. В повестку дня партийного собрания в Наркомпросе было вынесено его персональное дело. Несколько раз своим голосованием собравшиеся отвергали абсурдные обвинения и не поддерживали спущенного «сверху» приказа об отчислении Моносзона из партии. И только когда начальник отдела руководящих кадров грозно предупредил членов парткома, что Моносзона нельзя отпускать с собрания с партбилетом, небольшим большинством голосов было принято решение об исключении «за потерю политической бдительности и связь с врагами народа…». Крупская, как могла, утешала своего коллегу. Э. И. Моносзон был переведён на должность инспектора-методиста учреждений для испанских детей.

Через две недели его вызвали на заседание бюро Куйбышевского РК ВКП(б) г. Москвы. Члены бюро высказали мнение, что он не заслуживает столь сурового наказания и вынесли решение об уменьшении наказания: перевести из членов партии в кандидаты. Моносзон был рад такому повороту событий, но через месяц его ожидала новая неприятность – его освободили и от скромной «испанской» должности. Что делать? На работу нигде не берут. И вдруг звонок от заведующей Московского городского отдела народного образования А. Д. Сергеевой, которая предложила должность директора школы. Э. И. Моносзон просит дать ему рядовую учительскую работу. В результате он получает назначение на должность завуча и учителя средней школы № 274. Антонина Дмитриевна и сообщила Моносзону, что Н. К. Крупская звонила перед обсуждением его персонального дела на бюро секретарю Куйбышевского райкома Н. М. Шаховой. Она же попросила Сергееву устроить Моносзона на работу. По существу, Крупская спасла своего молодого коллегу от расправы.

В августе 1940 г., после реабилитации братьев, Эле Исаевича восстановили в партии. Жизнь его братьев и сестёр тесно связана с городом Кировом. Старший брат Григорий (1904–1979) всю жизнь работал бухгалтером, в 1943–1975 гг. был главным бухгалтером облсобеса в Кирове, постоянно преподавал на бухгалтерских курсах. Младший брат Исай (1910–1973) в 1922 г. вступил в первый в г. Вятке пионерский отряд. После окончания школы работал старшим пионервожатым в Вятском школьном городке. В 1930-е гг. учился в аспирантуре Горьковского пединститута, работал в краевом бюро пионеров, главным редактором областной пионерской газеты «Клич пионера» и областной комсомольской газеты «Ленинская смена». Всю войну он провёл на фронте политработником, награждён многими орденами, медалями. После войны работал в Ворошиловградском высшем авиационном училище. После демобилизации из армии в звании подполковника защитил кандидатскую диссертацию по проблемам военно-патриотического воспитания и работал доцентом кафедры педагогики Кировского пединститута.

Сестры Эле Исаевича, Алевтина и Софья, стали учительницами. В последнем издании книги «Пионерская летопись» (Киров, 1982) есть фотография Софьи Исаевны Долгих со своим отрядом. Непросто сложилась её жизнь. После окончания Вятского пединститута она в течение двадцати лет работала учительницей, причём последние годы в школе для детей, отстающих в развитии. Тяжело заболев, она не прекращала занятий в школе – не на кого было оставить класс, и, получив осложнение на сердце, скончалась, оставив сиротами троих малолетних детей. Избрали педагогическую деятельность дочь Э. И. Моносзона, Н. Э. Фокина, кандидат психологических наук, и внук Михаил, выпускник физического факультета МГПИ им. В. И. Ленина.

Осенью 1940 г. Э. И. Моносзона перевели на работу в НИИ школ. Там он работал старшим научным сотрудником, заведующим сектором педагогики, учёным секретарём вплоть до ухода в ряды действующей армии в июле 1942 г.

Непросто было работать учёным в условиях плотного идеологического, а то и просто репрессивного давления. Нет-нет, да и приходилось наступать на горло собственной песне. В мае 1941 г. нарком В. П. Потёмкин сообщил, что есть поручение свыше – подготовить проект постановления о раздельном обучении в школах мальчиков и девочек. Это, дескать, требуется для целей военной подготовки юношей и укрепления дисциплины в школе, хотя весь предшествующий отечественный и мировой опыт свидетельствовал о преимуществах совместного обучения. Более недели группа учёных, и в их числе Е. Н. Медынский, С. М. Ривес, трудилась над составлением нужной справки, которая им, сторонникам совместного обучения, никак не давалась. В конце концов, родилась на свет туманная формулировка о том, что, дескать, в целях более полного учёта возрастных и половых особенностей, укрепления дисциплины, лучшей постановки военно-физического воспитания молодёжи следует признать необходимым раздельное обучение. Введение этого мероприятия было осуществлено в 1943–1944 гг., нанесло немалый вред и дисциплине, и учёту возрастных и половых особенностей…

В октябрьском номере журнала «Начальная школа» (1941 г.) Э. И. Моносзон выступил с острой статьёй «Педагогика фашистских варваров», содержавшей анализ и критику воспитательных установок идеологов фашизма: Гитлера, Гиммлера, Геббельса, Розенберга, представителей фашистской педагогической науки (Шемм, Крик) с их теорией неравенства человеческих рас. В заключение автор пророчески писал: «Пройдут годы: могилы фашистских захватчиков, нашедших себе смерть на бескрайних просторах нашей Родины, зарастут бурьяном. Народы мира будут с омерзением вспоминать фашистских растлителей мировой культуры…».

В октябре 1941 г. Наркомпрос РСФСР был эвакуирован в г. Киров, а НИИ школ, работавший при Наркомпросе, – в г. Молотовск, ныне г. Нолинск Кировской области. Из Москвы состав с семьями сотрудников этих учреждений добирался двенадцать суток и в конце октября прибыл, наконец, в Киров. Для Наркомпроса выделили здание средней школы им. Октябрьской революции по ул. Большевиков. НИИ школ был размещён в педагогическом училище, под жильё определили несколько частных квартир и частично помещение местного педучилища. В г. Молотовск прибыла целая группа широко известных учёных, среди них выдающийся лингвист Л. В. Щерба, педагоги Е. Я. Голант и С. Г. Шаповаленко, биолог Н. М. Верзилин, физик-методист П. А. Знаменский и другие деятели советской педагогической науки. В числе этих учёных был и Э. И. Моносзон. Директором института был профессор Б. В. Всесвятский, крупный специалист в области методики естествознания. Вести научную работу было трудно: сказывалось отсутствие библиотек, архивов, скудное питание. Большую часть времени занимала заготовка топлива, работа на огороде и т. п. Но и в этих условиях учёные продолжали научные исследования, писали книги, статьи, брошюры, выполняли различные поручения Наркомпроса.

В июле 1942 г. Моносзон из Молотовска был призван в действующую армию. После месячной подготовки в учебном батальоне он был направлен в Ленинградское военно-политическое училище имени Энгельса, дислоцированное в г. Шуя Ивановской области, где был курсантом до мая 1943 г., а затем в действующей армии по май 1945 г. Три боевых ордена (Красной Звезды, Отечественной войны I-й и II-й степени) и три ордена за трудовые заслуги (Октябрьской революции, Трудового Красного Знамени, «Знак Почёта»), а также двенадцать медалей – таков итог боевого и трудового пути Э. И. Моносзона.

В первые послевоенные годы одним из ведущих НИИ в системе Академии педагогических наук РСФСР, основанной в октябре 1943 г., был НИИ методов обучения, преобразованный из НИИ школ Наркомпроса, в котором до войны работал Моносзон. Сюда же он и вернулся по окончании ратной службы. Сначала ему предложили работу в качестве заведующего сектором научно-методической консультации, главной задачей деятельности которого было изучение и обобщение передового педагогического опыта, а потом в течение десяти лет, с 1955 по 1965 гг., он был заместителем директора института по научной работе. В 1946 г. Э. И. Моносзон защитил кандидатскую диссертацию по вопросам воспитания сознательной дисциплины учащихся, а спустя 22 года – докторскую – по проблемам воспитания в процессе обучения. В 1979 г. стал профессором.

В 1955 г. он был избран членом-корреспондентом АПН РСФСР, в 1965 г. – действительным членом АПН РСФСР, а в 1968 г., после преобразования Академии педагогических наук из российской во всесоюзную, действительным членом АПН СССР. Его избрали членом президиума академии, в 1965–1967 гг. он был главным учёным секретарём президиума АПН, в 1966–1970 гг. – академиком-секретарём отделения дидактики и частных методик президиума АПН СССР. Итогом его экспериментальной работы стали такие книги, как «Формирование коммунистического мировоззрения учащихся», «Формирование мировоззрения учащихся восьмилетней школы в процессе обучения и труда», «Теоретические основы коммунистического воспитания школьников», «Основы педагогических знаний» и др. Некоторые из его книг выходили за рубежом в переводе на болгарский, польский, словацкий, чешский, немецкий, французский, испанский, английский и другие языки. Всего опубликовано 265 работ, в том числе 32 за рубежом.

В марте 1982 г. президиум АПН СССР наградил учёного премией имени Н. К. Крупской за книгу «Проблемы теории и методики коммунистического воспитания школьников» (М. : Педагогика, 1978). Книга эта была ему особенно дорога, так как в ней нашли отражение многочисленные исследования Э. И. Моносзона в области становления и развития теории и методики воспитательной работы. Книга была переиздана в Венгрии (1980) и ГДР (1981). Разумеется, не всё из написанного им выдержало проверку временем. И это не случайно, ибо в центре внимания академика были вопросы формирования мировоззрения, проблемы воспитания молодёжи. А жизнь вносит свои коррективы в, казалось бы, незыблемые оценки. Но лучшее из того, что написал учёный, будет служить педагогической науке долгие годы.

Представляется очень ценной его последняя книга «Становление и развитие советской педагогики. 1917–1987», в которой автор по существу впервые в отечественной педагогической науке даёт характеристику деятельности большого количества видных советских учёных-педагогов и деятелей народного образования, и среди них, кстати, немало людей, чьи судьбы были тесно связаны с Вятским краем (И. Т. Огородников, А. И. Пискунов, Б. П. Есипов).

Э. И. Моносзон был без преувеличения одним из наиболее значительных учёных, и неудивительно, что ему приходилось общаться с такими замечательными педагогами, как В. П. Потёмкин и И. А. Каиров, каждый из которых был в своё время и министром просвещения, и президентом АПН РСФСР одновременно, как научный руководитель автора данной статьи О. С. Богданова, как Н. В. Чехов, Н. Н. Иорданский, В. А. Сухомлинский. Последнему, кстати, Э. И. Моносзон немало помогал, как в своё время и Макаренко, в публикации его работ. Моносзон посетил в составе делегаций АПН с деловыми визитами большинство европейских и ряд азиатских стран, представлял советскую педагогику в ЮНЕСКО.

Особенно памятными для Эле Исаевича были встречи с выдающимся швейцарским учёным-психологом Жаном Пиаже в Женеве на международных конференциях, организовывавшихся ежегодно международным бюро по просвещению, директором которого много лет был Пиаже. Летом 1965 г. во дворце Лиги Наций к Моносзону обратился седой румянолицый человек со словами: «Уважаемый коллега! Вы сидите на том самом кресле, на котором тридцать лет назад сидел ваш знаменитый нарком М. М. Литвинов». Пиаже и Моносзон разговорились. Пиаже был известен своими исследованиями в области детского мышления и речи и со свойственным ему энтузиазмом доказывал, что базой педагогики является экспериментальная психология и ничто другое. Моносзон же убеждал собеседника в том, что безмерное увлечение экспериментом – одно из заблуждений в педагогике. Ведь эксперимент зачастую даёт выводы, которые невозможно реализовать в широкой практике. Обобщающие выводы и психологии, и педагогики, говорил Эле Исаевич, должны опираться на массовый опыт…

Э. И. Моносзон много делал для подготовки научно-педагогической смены, был организатором различных конференций и семинаров, охотно общался с молодёжью. Автору этого материала в бытность аспирантом НИИ общих проблем воспитания АПН СССР в начале 1980-х гг. приходилось общаться с Э. И. Моносзоном, слушать его выступления и наставления. Вспоминается международная конференция молодых учёных ГДР и СССР по проблемам мировоззрения, поочередно один раз в два года проводившаяся в этих странах. В июне 1983 г. она проходила в Москве, и автор этого материала был одним из организаторов со стороны советских аспирантов, а Э. И. Моносзон возглавлял проведение конференции в целом. Помнится, проведение конференции совпало с его 75-летием.

В последние годы жизни учёный руководил общеакадемической темой «Формирование мировоззрения учащихся», являлся председателем научного совета по этой проблеме при бюро отделения теории истории педагогики АПН СССР, зам. академика-секретаря этого отделения, членом редколлегии журнала «Советская педагогика», членом координационного совета по педагогическим наукам, членом диссертационного совета при НИИ общей педагогики и т. д. В 1970–1980-е гг. его книги выходили одна за другой. Он интенсивно работал, стремясь успеть по возможности полнее передать свои знания, свой богатейший жизненный и педагогический опыт молодому поколению педагогов. Э. И. Моносзон неоднократно бывал в г. Кирове в зрелые годы, принимал участие в юбилейных торжествах по случаю 50-летия Кировского пединститута в ноябре 1968 г. (Тогда юбилей был приурочен к дате присвоения институту статуса вуза).

Э. И. Моносзон умер 28 февраля 1987 г. 10 марта «Учительская газета» в некрологе, посвящённом памяти Эле Исаевича, справедливо отмечала: «Шестьдесят лет яркой, творчески насыщенной, целеустремленной жизни Эле Исаевича отданы учительской, организационно-педагогической и научно-исследовательской работе. Его отличали принципиальность, высокая работоспособность и требовательность к себе, чувство нового, доброжелательность к людям…».