Версия для слабовидящихХроника «несмутного» времени
Наумова, Е. С. Серая кошка на белом облаке : повести и рассказы / Е. С. Наумова; худож. М. Наумов; предисл. Е. Галицких. – Киров : [б. и.], 2008. – 285 с. : ил.
Как давний и постоянный читатель «Литературной газеты», хочу с удовольствием отметить, что в своём нынешнем виде она наконец-то стала полностью соответствовать своему названию. На её страницах теперь можно найти довольно много информации о книжных новинках, выходящих не только в столичных, но и – что важно – в региональных издательствах. Не знаю, для кого как, а для меня теперешняя «Литературка» постепенно стала чем-то вроде путеводителя в современном литературном мире, причём путеводителя достаточного надёжного. Так, например, благодаря газете (ЛГ. 2008. №21), я узнала о книге Елены Наумовой «Серая кошка на белом облаке». И мне очень захотелось её прочитать. Забегая вперёд, скажу, что чуть позже Елена Станиславовна спросила в письме, почему меня заинтересовала именно эта книга. Если честно, даже не знаю. Может быть, отчасти «зацепила» метафоричность названия. Как-то вдруг стало интересно узнать, что пишут в Кирове. К тому же, по своему читательскому опыту я уже знала, что «моя» газета «плохого не посоветует».
Не хотелось бы прибегать к штампам, но книгу читала, что называется, не отрываясь. Мне кажется, автору в полной мере удалось отразить мироощущение большинства из нас, для которых, как и для главной героини повести, жизнь с определённого момента поневоле приобрела градацию «до» и «после». Срез времени сделан автором очень точно – нередко возникало ощущение, что я читаю о самой себе. Наверное, потому, что в моей памяти навсегда остался тот «аскетически суровый образ жизни», который вынужденно вели наши родители. Подход к воспитанию тоже был аскетически прямолинейным: только так и никак иначе. Отсюда и одна из тенденций тех лет: настойчиво втискивать пианино – «чёрные полированные “гробы”» – в более чем тесные квартиры. Мне, кстати, в этом плане «повезло», поскольку у нас в посёлке не было более «престижного» детского учреждения, чем обычная средняя школа, да и мои родители были, как мне кажется, чуть более демократичными и потому считались хотя бы с некоторыми моими нежеланиями. Но обратных примеров я знаю более чем достаточно. В повести не случайно отсутствуют какие-либо географические привязки – все провинциальные посёлки похожи друг на друга. В каждом из них был свой, образно говоря, «кожевенный комбинат» – средоточие всей поселковой жизни. У нас это была судоверфь. Неизбежные «топографические» приметы тех лет – «центральная улица имени...», которая, кстати, и в нашем посёлке тоже заканчивалась «рабочей столовкой», посередине посёлка – клуб и одноэтажные магазинчики с соответствующими вывесками. Ну и, конечно же, в любом таком посёлке всегда была (и есть) какая-нибудь своя «Вера Волк» – «местная достопримечательность».
Главная героиня, Марина, хотя и ощущает себя «белою вороною», всё же является, скорее, персонажем нарицательным, неслучайно её фамилия (Лосева) всплывает лишь в конце повести. В самом деле, школьница, которая практически всё своё свободное время запоем читает книги в укромном уголке «между окном и этажеркой» – до боли знакомое место, как, впрочем, и общежитское «пространство в четырнадцать метров» – и любит подолгу наблюдать «за причудливым перемещением облаков», сидя на дереве «на развилке из толстых веток», да к тому же ещё и пишет стихи, вряд ли найдёт себе подходящий круг общения в рабочем посёлке. Поэтому и покидает его без колебаний, несмотря на свой более чем юный возраст.
Можно сколько угодно спорить о том, на какой «Руси» жилось лучше, до- или пост-перестроечной. Пушкинское «что пройдёт, то будет мило» достойно выдержало проверку временем: даже «пьяненькие мужички» «у винного магазина» и то раньше, вроде бы, матерились «миролюбиво». Но вот Марина по стечению обстоятельств оказывается в затруднительной ситуации, без денег и в чужом городе. Добрые люди подсказывают: иди на завод, «там и общежитие дадут, и денег авансом выпишут». И она туда идёт, устраивается на работу и, действительно, сразу же получает аванс и место в общежитии, а ещё, под нарочито строгим взглядом седого старика, начальника отдела кадров, – направление в вечернюю школу. И это вовсе не «добрая сказка с хорошим концом», так было! А позже, когда Марина, уже имея ребёнка, устраивается секретарём-машинисткой на хлебокомбинат, она без особого труда получает детские ясли. И всё это – отнюдь не выдуманные реалии того, в чём-то, конечно, нелепого, но по-своему уютного времени, в котором у многих из нас, действительно, осталась, пожалуй, добрая часть, а не просто «частичка» жизни. Поэтому, наверное, и в повести присутствие «несмутного времени» вно доминирует над присутствием времени смутного и, пожалуй, вызывает бОльший читательский интерес. Тем не менее, полностью обойти вниманием «смуту» на страницах современного художественного произведения в любом случае сложно. Так что перед читателем «во всей красе» вновь предстают печально знакомые проблемы с работой, карьерой, в одночасье и без всякой альтернативы рухнувшие очереди на жильё (вот они, «жертвы химеры» «в стране свершений и побед») и неизбежные «преобразования» в родном посёлке, вся суть которых свелась к тому, что магазин «Вино» переименовали в «Чарку», а «Продукты» – в «Семью», а пожилые женщины донашивают «тинейджерские обноски своих внуков». И, как апофеоз приезда в «маленький заброшенный посёлок» – дрожь сердца при виде родного дома, когда «...уже кажется, // Что мне никогда не отважиться // До крайнего дома дойти, // Который шагах в пяти...». В одном из рассказов Инны Гофф есть потрясающей глубины фраза: «...самое сильное ощущение, которое можно испытать на родине, – чужой свет и чужой силуэт в освещённом родном окне...».
Наверное, можно было бы говорить о том, что повесть в какой-то степени схематична: вся жизнь героини, с рождения и до текущего момента, буквально проносится перед глазами читателя на фоне тех или иных атрибутов времени. С другой стороны, это ли не более чем убедительная иллюстрация всей быстротечности жизни? К тому же у читателя, скажем так, определённого возраста она неизбежно будет будить уже, казалось бы, давно уснувшие воспоминания и эмоции. Поэтому, выражаясь сухим литературоведческим языком, можно считать, что повесть Елены Наумовой выполняет свои функции в полном объёме. Кроме того, несомненное и выгодное отличие повести заключается в том, что в неё органично вплетаются стихи самого автора. Впрочем, если героиня повести – поэтесса, то всякое другое авторское решение здесь было бы едва ли возможным. Мне, например, очень понравилось, что, кроме всего прочего, автор целиком включил в текст ещё и подборку «из одиннадцати!» стихотворений. Стихи по-настоящему хорошие, а хорошего, как известно, много не бывает.
Т. В. Лешкевич
