Главная > Выпуск №11 > Воспоминания об Анатолии Кончице

Воспоминания об Анатолии Кончице

Д. Г. Корсаков

В конце 1958 года судьба свела меня с Анатолием Александровичем Кончицем, когда мы оба стали студентами Библиотечного института (позднее – института культуры). Это на станции Левобережная, 30 минут электричкой от Ленинградского вокзала. Но не библиотекарями мы должны были стать, так как учились на факультете КПР (культурно-просветительской работы), а нам предстояло распределение на должность директора дома культуры в какой-нибудь глухой деревне, чтобы мы просвещали и воспитывали народные массы в духе коммунизма.

Что-то сразу сблизило нас с Анатолием, возможно, сходство характеров и темпераментов. Мы скорее были замкнуты в своём внутреннем мире, чем стремились вовлекаться в шумный студенческий круговорот. Учились мы в разных группах, но жили в одной комнате общежития. С нами жил другой студент – Том Востокин, полная противоположность Анатолия: экспансивный, шумный, часто чем-то возмущавшийся или восторгавшийся, любящий, чтобы на него обращали внимание. С удовольствием показывал нам набор фотографий, где он был в разных театральных костюмах и позах. Лицо его было фотогеничным и выразительным. А Толя трудился, как крот, писал и писал рассказы и очерки. Вряд ли он надеялся тогда их опубликовать. Но было настойчивое стремление стать писателем, воля к совершенству письма. Писал о том, что видел и наблюдал в жизни деревни, реже брал городскую тему. Уроженец Гомеля, он больше тяготел не к городской, а к спокойной сельской жизни. Каждое лето ездил к родственникам в деревню в Кировской области и набирался там впечатлений. Очень любил природу, лесные прогулки «по грибы», рыбалку. Рассказы содержали точное описание природы, сельского быта, написаны добротным литературным слогом. Я спросил его, почему в них нет сюжета. Он ответил: «Мне он даётся с трудом». Позднее, в опубликованных книгах, появился сюжет и углубились характеры.

В институтском зале устраивались литературные вечера: студенты читали свои стихи, юмористические и сатирические сценки. Помню, как Рыбальченко с пафосом декламировал, подражая Евтушенко. У Толи были ранее написанные стихи, но он никогда не выступал, не желая лезть на пьедестал, устраивать себе «пиар», как сказали бы сейчас.

Анатолий интересовался многим, был любознательным. Я тогда, оставаясь православным, принял философию йоги, и мы с ним часто беседовали на эту тему. Когда через много лет моим мировоззрением стала христианская духовная наука – антропософия, интересовался, как она объясняет те или иные явления.

Студенческая стипендия была мизерной, и мы подрабатывали: разгружали вагоны с углем, бутом, щебёнкой в Химках и Сходне.

Никогда не замечал, чтобы Толя проводил время с какой-нибудь девушкой. Амурные страсти сотрясали стены где-то в других комнатах общежития. Однажды, поддавшись романтическому порыву, мы трое: я, Кончиц и его друг Юра поехали в Красногорск к девушкам. Там в каком-то общежитии жили студентки, будущие медички, и с одной из них был знаком Юра. Мы познакомились с тремя симпатичными девушками, рассудительными и душевными. Потанцевали, мило побеседовали и... уехали. Контакт не имел продолжения. Почему, не знаю. Возможно, из-за расстояния. В те времена целомудренные отношения среди молодежи были нередки.

Через год я стал жить в доме тётки моей мамы. О, это не был каменный мешок городского типа. «Соломенная сторожка». Утопающие в зелени деревянные дома в окружении садов за заборами. Чудом сохранившийся в Москве с 20-х годов кооператив учёных, которые доживали свой век и оставляли дома семьям. Тётя Шура, вдова профессора химии Второва, жила одна. Ветхую покосившуюся изгородь, три яблони, кусты смородины, запахи цветов и желудей навсегда запечатлела моя память. А рядом, через дорогу, Тимирязевский лесопарк. И это почти в центре Москвы – 10 минут на автобусе до метро «Динамо». Тётя Шура постоянно принимала гостей. В благоухании аромата цветов на террасе кормила их и поила чаем. Частым гостем бывал и Толя.

Одно время хозяйка сдавала комнату ленинградскому писателю Владимиру Николаевичу Дружинину. С утра до вечера раздавался стук пишущей машинки: он штамповал один за другим детективные романы о славной советской милиции. Подобные детективы карманного формата издавались массовым тиражом. Горы листов с напечатанным текстом скапливались в прихожей: то ли отходы, то ли избыточная продукция. Писатель Кончиц работал по другому принципу: лучше меньше, да лучше.

Но в условиях общежития творить было невозможно: постоянные пьянки, гулянки, крики и драки. И последний учебный год он жил у нас. Все три комнаты занимали родственники тёти Шуры, и ему пришлось ночевать в чулане, закутке без окон. Зато тишина и письменный стол были в его распоряжении. Иногда мы ездили на каток стадиона «Динамо».

У нас Толя познакомился с очаровательной художницей Ирой Кумановской. Поженились, и он переехал к Ирине. Я был на их свадьбе. Мы сдали выпускные экзамены, но по семейным обстоятельствам остались в Москве. Общаться стали редко, больше по телефону.

Далёкие 60-е с звенящей молодостью, оптимизмом, надеждами, где вы? Когда имеешь планы, ожидаешь, что условия для их выполнения будут неизменны. Но зигзаги судьбы опровергают ожидания. Тётя Шура умерла, дом и сад захватил соседний профилакторий, мы с женой получили квартиру в «каменных джунглях». Закономерно Кончиц поступил в другой вуз – Литературный институт и окончил его. Стали печатать его книги, но мало. Чтобы начинающему автору больше публиковаться, нужно было быть конъюнктурщиком, держать нос по ветру, хорошо кусаться и работать локтями. Кончиц этого не умел и не любил. Однажды слышу в телефонной трубке: «Чего не звонишь? Надо общаться!» Виновато ответил: «Исправлюсь». И по мере возможности «исправлялся» на прогулке, за рюмочкой вина, при его чтении новых рассказов. Бывало, подводил меня к ларьку и угощал пивом. Перед самой скрутившей его болезнью, словно предчувствуя её, позвал меня осмотреть место, дорогое мне с детства,  где он нашёл своё счастье. От дома тёти Шуры не осталось ни щепки, вместо цветущего сада сорная трава, мерзость запустения.

За долгие годы Толя и Ира неразлучно прошли все перипетии жизни. Вырастили двух сыновей. Ира всегда была поддержкой молодому таланту: духовной, моральной, хозяйственной. Находясь у постели неизлечимого больного, не спала ночи. Сделала всё для его спасения, добиваясь лучших больниц, врачей, лекарств, но увы...

Я написал: молодому таланту. Дело не в возрасте. В моей памяти он так и остался молодым и жизнелюбивым.

26.09.06 г.