Николай Андреевич Оглоблин (18.12.1895–05.01.1983) – краевед, знаток и любитель родной природы, коллекционер. Жил в г. Слободском. Работал в разные годы в краеведческом музее. Его статьи о природе печатались в журнале «Рыболов и охотник», в областных и районных газетах. Заслуживают самого пристального изучения его фенологические наблюдения «Весна 1921 года», опубликованные в сборнике Слободского родиноведческого музея «Вятский край» (Слободской, 1921).

Н. А. Оглоблин писал стихи. Сборник «Слободской поэтический» (Киров, 2005), выпущенный к 500-летию города, в ряду слободских поэтов поместил и два стихотворения Н. А. Оглоблина.

Предлагаем читателю «Автобиографию» Н. А. Оглоблина, человека самобытного и яркого, одарённого от природы большими способностями, талантами и интересами в самых разных областях деятельности. Он жил в своём времени, потомок и наследник слободских предпринимателей, занимавшихся шубно-овчинным производством, он принял со смирением в 1918 г. новую советскую действительность, лишь вынужден был чуть «поправить» свою биографию (но ни в коем случае не отказался от своих родителей). Расширяют представление о Николае Андреевиче воспоминания его внучки Н. В. Ситчихиной и слободского краеведа Н.М. Чуракова. Материал к публикации помогла подготовить заслуженный работник культуры России Р. Я. Лаптева.

Автобиография
Оглоблина Николая Андреевича, проживающего в г. Слободском Киров-ской области, по ул. Энгельса, д. 32.

Родился 5 декабря (по старому стилю) 1895 г. в д. Оглоблины Стуловской волости Слободского уезда Вятской губернии в семье крестьянина, крупного кустаря по шубно-овчинному производству. Семья была большая: дед, бабушка, четверо сыновей и три дочери. Руководил всем хозяйством сам дед Иван Васильевич по прозвищу «маслак», так как раньше в деревнях у всех было прозвище. Давались прозвища очень остроумно, например: Миша «берёза» – это высокий светлорусый крепкий мужчина. Через несколько домов от него жил Миша «капелька» – низенький, худощавый, совсем невидный человек. Был Егор «большебрюхий» – детина полный, с большим выпуклым животом. А вот Алёша «елабуха» был, но я так и не узнал, почему его так прозвали. Но знаю, что сын его Миша по путёвке комсомола в 1932 г. был направлен в Красную Армию, а в 1936 г. он добровольно поехал в Испанию воевать против испанского фашизма. За подвиги в боях под Мадридом и за боевые заслуги в Великой Отечественной войне полковник М. А. Оглоблин награждён семью орденами и шестью медалями. Прозвище «маслак» моему деду и его отцу дано за то, что они копили масло, а потом ездили в г. Слободской продавать его на рынке. Когда я ещё был маленький и бегал без штанов, соседи иногда и меня называли «маслечек». Дед мой был неграмотный и только научился свою фамилию и имя писать большими буквами. Дед совсем не пил вино, не курил, а ругался, слово у него было всего одно «собачина». Был он набожным человеком до безумия. Не напрасно, когда я был ещё школьником, сочинил стишки про своего деда и его знакомого фабриканта Ф. П. Лесникова (сейчас фабрика «Белка»), которые любила петь под гармошку молодёжь:

Наш Фрол Петрович Лесников
Поднялся выше облаков
Просить совета у богов,
А опустился без штанов.

Иван Васильевич маслак,
Он полушубки шить мастак,
А богу молится он так,
Что был на лбу всегда синяк.

«Маслак» И. В. Оглоблин

Дед мой был очень строгий, требовательный и своих взрослых детей держал в ежовых рукавицах. Говорили, что, когда он женил своего сына Андрея (моего отца), то в первую же ночь разбудил его в 3 часа, чтобы сын запряг лошадь и поехал с ним в г. Вятку по каким-то делам. Несмотря на то, что деловой переписки и подсчёта было много, дед содержал лишь одного наёмного конторщика, молодого парня из соседней деревни. А когда родился я, дед смекнул, что в дальнейшем, когда я подрасту, то платного конторщика заменю я. Иногда дед говорил своим знакомым: «Вот вырастет у меня внук Коля, будет конторщиком, я обязательно женю его на богатой невесте». Учился я в начальной школе в г. Слободском. Жил на квартире у своей тётки, и дома я тогда был только в праздники и каникулы. У тётки было двое сыновей, немного постарше меня. Муж тётки – торговец, весьма строгий. За столом во время еды, если кто из нас засмеётся, хозяин удалял из комнаты, лишая обеда.

В 1905 г. я уже учился в последнем классе начальной школы, было мне 10 лет, но я хорошо помню, как ввиду революционных волнений среди рабочих и агитации отдельных революционеров, в г. Слободской в помощь полиции прибыл отряд конных чеченцев. В целях охраны на перекрёстках как главных улиц города, так и слободы Демьянки днём и ночью находились на посту вооружённые чеченцы. Человек со смуглым лицом сидел верхом на низкорослой лошадке. На голове – большая папаха, на плечах накинута пышная бурка, под которой виднелся ремень, на нём с одного бока пистолет, а на другом висела нагайка. Левой рукой всадник держал длинную острую пику, тупой конец которой упирался в стремя седла. Чеченец сидел, не шевелясь, как статуя. Никто к нему не подходил, боялись. Возможно, он и по-русски не говорил. Так было недолго, дней десять, а потом угрюмые всадники исчезли. Видимо, их отозвали обратно в губернский город Вятку.

Ученик Вятского реального училища Н. А. Оглоблин

В это неспокойное время неожиданно приехал домой старший сын моей тётки Ваня, который учился в Вятском реальном училище. Мать, конечно, обрадовалась, но радость была напрасной, так как Ваню исключили из реального училища. А получилось так. Обычно утром перед началом занятий ученики приходили в актовый зал на молебствие. И вот, когда запели «Боже, Царя храни…» – то вместо слова «храни» спели ясно и чётко – «схорони». Тут начался переполох, занятия отменили, учеников из зала не выпускали. Нагрянула полиция, начались допросы, угрозы и в результате выявили, кто спел слово – схорони. В числе виновных оказался и Ваня Попов, и его немедленно исключили из училища без права поступать куда-либо учиться. Ване учиться больше не пришлось, он стал помогать отцу в торговле. И. П. Попов в 1919 г. работал в Слободском упродкоме, в отделе заготовок. При командировке в северные волости Слободского уезда он сильно простудился, заболел и умер. За год до моего окончания начальной школы в г. Слободском было открыто реальное училище. У меня же было желание учиться дальше, и я сказал отцу, что буду учиться в Слободском реальном училище. Отец поговорил с директором училища, и я был принят, но учиться мне в Слободском не пришлось. Мой дед, узнав, что я буду учиться в реальном училище, заявился в кабинет директора, где, устроив что-то вроде скандала, категорически заявил директору, что он ни в коем случае не разрешает своему внуку дальше учиться, так как он будет работать у него в конторе. Во избежание шумихи и неприятностей директор сообщил моему отцу об отказе в приеме меня в реальное училище. Узнав об этом, известная тогда в Слободском старая, уважаемся всеми учительница Александра Федоровна Бехтерева посоветовала моему отцу устроить меня в Вятское реальное училище. При её содействии туда меня приняли. Из-за самодура-деда мне пришлось учиться в Вятке, хотя реальное училище в Слободском было ближе. В Вятке жил я на частных квартирах. В последние года учебы в реальном училище я жил на квартире у Малюгиных. Хозяйка-старушка сдавала под квартиры две комнаты: в одной жил я, реалист, со мной жил ещё гимназист Шура Кудрявцев, а во второй комнате жили трое семинаристов. Хозяйка была добрая, готовила нам хорошие вкусные обеды. Домой в деревню я ездил лишь в большие праздники и на каникулы. С этого времени дед меня возненавидел. При встречах он меня называл «собачина». Это его любимое ругательство. В дальнейшем, когда я стал писать в газеты разные заметки, дед к своему ругательству в мой адрес стал еще добавлять слово «политикан». В это же время я начал писать стихи, рассказы, наблюдения о природе и помещать в газетах и журналах. Не щадил я и своего деда, писал про его самодурство и выходки. Злободневное, уличительное приходилось писать под разными псевдонимами. Сколько их было, не перечесть. Трудно приходилось редактору газеты «Вятская речь», иногда крепко на него наседали за такие помещённые заметки, но он тайну сохранял и своего корреспондента не выдавал. Ко мне относились хорошо, платили гонорар, я был доволен.

Наталья Николаевна и Андрей Иванович – родители Н. А. Оглоблина

В 1914 г. я окончил реальное училище. С детства я полюбил природу, и мечта моя была – поступить учиться в Петроградский лесной институт или в московскую Тимирязевку, а чтобы попасть туда, надо сдать вступительные экзамены, которых я побаивался. Мой друг гимназист Шура, с которым я жил на квартире, посоветовал мне сдать экстерном у них в гимназии латинский язык (этот язык в реальном училище не изучается), и тогда меня примут в университет на юридический факультет. По окончанию университета я уже без вступительных экзаменов мог поступить в другие высшие училища. Шура мне помог подготовиться, я сдал экзамен по латыни экстерном. Получить дипломы об окончании двух высших учебных заведений для меня было заманчиво и не лишним в жизни. В 1915 г. я поехал в Москву и поступил в университет на юридический факультет, где курс учебы 4-х годичный. Вскоре узнал, что в Москве есть лицей, который выпускает юристов за 3 года. На год раньше – это неплохо, думал я, и пошел в лицей узнать о порядке приёма. В канцелярии лицея меня спросили, кто я, какого сословия, и когда я сказал, что я крестьянин, мне с какой-то усмешливой улыбкой заявили, что у них учатся дворяне. Дня через два один из студентов посоветовал мне идти в лицей к самому директору и поговорить о приёме. Директор принял меня, вежливо выслушал и сказал, что в лицее учатся дворяне, а приём лиц из других сословий самый мизерный, всего один процент. Директор что-то задумался, потом потянулся рукой к телефону, а мне предложил подождать в коридоре. Через несколько минут в кабинет прошёл какой-то мужчина. Вскоре меня попросили в кабинет, директор, улыбаясь, обратился ко мне: «Молодой человек, Вам посчастливилось, будете приняты, сдавайте свои документы в нашу канцелярию». По правде сказать, я сначала струсил, как это я буду учиться, когда на меня одного крестьянского происхождения приходится 99 дворян. Но соблазн за три года закончить учёбу в лицее, получив высшее образование, помог мне, и я стал лицеистом, но всё-таки неравноправным. Мне заявили, что я могу жить в общежитии лицея, носить форму лицеиста, но только будничную, а парадная форма (николаевская шинель с пышным большим воротником, парадный мундир) мне не полагается. На это я махнул рукой, мне важно поскорее получить образование, а не щеголять в парадных костюмах.

Обе революции, Февральскую и Октябрьскую, я встретил в Москве рядовым лицеистом. В Февральскую я и несколько лицеистов из захудалых дворян участвовали в уличных патрульных отрядах студентов. Задача была выловить, задержать полицейских и жандармов. Они прятались, укрывались в подвалах и даже залазили на крыши домов. При задержании особого сопротивления не оказывали. В Октябрьскую революцию дело было многим серьёзнее, были и стычки, бои. Какой-то из военных раза два появился в лицее и агитировал за выступление против большевиков, но из этого у него ничего не получилось, желающих не оказалось, а задержать его не сумели: быстро скрылся. Почти с первых же дней Октябрьских событий лицей включился в новую жизнь. В помещении лицея был открыт лазарет, где студенты дежурили круглые сутки. Недалеко от лицея находились продовольственные склады, которые охранялись надёжными революционерами. Жизнь в Москве довольно быстро стала налаживаться, власть переходила в руки трудящихся, возобновилось движение транспорта, начали работать учреждения, открылись магазины, на улицах стало спокойнее.

В начале 1918 г. я решил поехать домой. Перед отъездом, зная, что учебных занятий в лицее больше не будет, я взял из канцелярии все свои документы, справки и передал в Московский университет. Я предполагал дома отдохнуть, а потом вернуться в Москву для продолжения учебы. Но семейное положение у меня изменилось. Весной 1918 г. я женился на девушке, с которой был ранее знаком и считал её своей невестой. Антонина Костяева после окончания гимназии работала в бухгалтерии Слободской земской управы. В 1919 г. я поступил работать на шубно-овчинный завод № 11 Вятского губмеха в качестве счетовода-табельщика, а жена моя стала работать там помощника бухгалтера. Для рабочих силами кружка самодеятельности устраивались концерты и спектакли. Руководила кружком и сама пела моя жена. Она и раньше благодаря своему хорошему голосу участвовала почти во всех концертах, устраиваемых в г. Слободском. Когда же она стала работать на заводе, а жили мы в деревне, то из Слободского за ней присылали лошадь, увозили её в город, а после концерта привозили обратно в деревню. Она считалась самой лучшей певицей в г. Слободском. Мой дед когда-то предполагал, что я, его внук, буду у него работать конторщиком. И действительно получилось так, что я стал работать счетоводом не у него, но в бывшем его предприятии, так как фабрики и заводы уже были национализированы. Когда я работал на заводе, из Слободского был направлен на завод молодой, среднего роста, коренастый паренёк, комсомолец, который быстро освоился со своей работой по объединению в ячейку молодых революционно-настроенных рабочих. Это был Сергей Лобачев. А когда в г. Слободском проходил 1-й съезд комсомольских организаций, то он был избран в правление комитета комсомола. Как на члена комитета, на него была возложена культурно-просветительная работа. Он был редактором издававшейся тогда комитетом газеты. В дальнейшем Сергей Васильевич стал быстро продвигаться по работе, поступил учиться и окончил два высших училища. Первый диплом получил как охотовед, а второй как медицинский врач. Как крупный охотовед, он возглавлял научно-исследовательские экспедиции, имел изданные труды. А потом по каким-то личным соображениям поступил в медицинский институт и окончил его. Появилась у него жена – медицинский врач, и они перебрались в Москву. Как медицинский работник, профессор, по специальности хирург, он работал в клинике Склифоссовского. По медицине у него имеются изданные научные труды. Сейчас С. В. Лобачев на пенсии, и мы как истинные друзья, продолжаем переписываться.

Когда я работал на заводе, в деревне был создан комитет бедноты. Члены комитета были малограмотными, и они попросили меня как студента помочь им в письменных делах. Я им читал и разъяснял все полученные комитетом распоряжения свыше и составлял ответы на запросы, за что они были довольны мною. Работал я на заводе недолго. Как-то в наш комитет бедноты заехал по делам инспектор Слободского упродкома и, узнав, что я помогаю комитету, попросил меня в свободное время заехать к нему в канцелярию побеседовать. Канцелярия у него находилась в деревне Нижние Кропачи недалеко от г. Слободского. Не откладывая в долгий ящик, я навестил инспектора упродкома. Круг его деятельности распространялся на две волости: Стуловскую и Шепелевскую. Этот работник был один из тех, которые были направлены из Питера в Вятскую губернию в помощь заготовительным организациям. В данное время его отзывали обратно, и он искал себе замену на месте. Мы направились в Слободской упродком, где нас приняли, расспросили, кто я такой, где работаю. Упродкомиссар по телефону договорился с заводом, чтобы меня с работы отпустили. Быстро всё было оформлено, и я стал работником упродкома как инспектор-инструктор. На меня возлагалась в двух волостях заготовка и выявление всех излишков хлебо-зерна, фуража и мяса. Эти продукты предназначались для нашей Красной Армии и для рабочих крупных городов. В моём распоряжении было более полусотни человек, вооружённых продотрядников. Это были рабочие, присланные из Питера. Половина отряда мной была размещена в Стуловской волости, а вторая половина – в Шепелевской волости. В случае обнаружения злостных неплательщиков и скрытых продуктов, я мог в помощь пригласить волостного начальника милиции и провести обыск. У меня была верховая лошадь, и я за день успевал побывать в обеих волостях. При себе я мог иметь одного вооружённого охранника, но работал я один. Правда, я получил несколько анонимок с угрозами. Одну даже сумели засунуть в мой портфель. Анонимки я передавал в соответствующие органы г. Слободского. Работа моя в Шепелевской волости проходила довольно спокойно, а в Стуловской было несколько столкновений со злостными укрывателями. Запасы хлебного зерна были обнаружены в тайниках дворовых построек, на усадебных участках и даже в лесу. В некоторых тайниках зерно было уже погнившее. Время было тогда неспокойное. Иностранные интервенты помогали русским белым генералам, разжигая Гражданскую войну. Враг захватил Пермь, Глазов, продвигался к г. Вятке. Отряды белых с Севера захватили несколько селений Слободского уезда. Реввоенсовет нашего Восточного фронта создал Вятско-Слободской укреплённый район, защита которого была возложена на генерала В. К. Блюхера. Исполнительная власть в г. Слободском была передана Чрезвычайной тройке, в которую входили: 1. Упродкомиссар (упродком – уездный продовольственный комитет); 2. Завуфо (уфо – уездный финансовый отдел) и 3. Завутромота (утромот – уездный транспортный отдел). В Упродкоме была проведена некоторая перестановка в штате работников. Меня сняли с периферии и назначили заведующим информационно-статистического отдела. В мою обязанность входило и писание воззваний к населению. Воззвания, а их было написано порядочно, печатались в местной типографии, а затем они расклеивались на видных местах как в самом городе, так и на селе. Хранившиеся у меня воззвания я сдал в Слободской краеведческий музей. Припоминаю: как-то написав большое воззвание к населению, я пошел, чтобы передать его Чрезвычайной тройке. На следующий день член Тройки, наш упродкомиссар сообщил мне, что с воззванием ознакомился генерал Блюхер, приехавший в Слободской, и похвалил меня. Через день это воззвание было расклеено по городу. Моя теща, Е. H. Костяева (она ещё придерживалась старых взглядов) пришла из города домой, а я с женой зашёл её навестить. Зa чаепитием тёща рассказала, что она сегодня читала расклеенное воззвание, где какой-то дурак расхваливает новую жизнь, обещая всем молочные реки и кисельные берега. Она и не подумала, что этот дурак – я, её зять. Конечно, ни моя жена, ни я ничего ей не сказали. Вот какие казусы в жизни бывают.

В июле 1921 года я из Упродкома уволился, так какВ. В. Лебедев (будущий наш писатель) приступил к организации в городе музея местного края и пригласил меня к себе на работу как страстного любителя природы и мастера по изготовлению чучел птиц и зверей. В 1922 г. я перешёл на работу в Слободское отделение Всероссийского союза охотников и одновременно помогал музею по отделу природы. В 1924 г. я снова поступил работать в Упродком. В 1924 г. при создании в Слободском Промыслово-кооперативного товарищества охотников общее уездное собрание охотников избрало меня в правление, где я и работал по 1933 г. включительно в должности председателя, заместителя и специалиста-товароведа по пушно-меховому сырью. В 1930 г. прошёл чистку советского аппарата. Постановление комиссии – считать проверенным. Прошёл в 1933 г. чистку заготовительного аппарата, постановление комиссии – считать проверенным. В 1931 г. прошёл Нижегородские краевые курсы по подготовке и переподготовке работников по пушно-меховому сырью. По ликвидации охоткооперации в 1933 г. переведён в систему «Заготпушнина». В 1940 г. в связи в ликвидацией «Заготпушнины» переведён в систему «Заготживсырья», где я проработал по 1947 г. За хорошую работу и за перевыполнение планов был неоднократно премирован как деньгами, так и вещами. За доблестный и самоотверженный труд в период Великой Отечественной воины я был награждён медалью. Удостоверение АО № 407068. В 1975 г. награждён Юбилейной медалью «Тридцать лет победы в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг.» В 1950–1955 гг. работал в Слободской средней школе № 7 (работа в школе занесена в мою трудовую книжку). С 1955 г. работал в Слободском краеведческом музее, откуда и вышел на пенсию. Кроме общественной работы у меня есть и увлечения, которым я уделял всё свободное время. Вот с самого детства я полюбил природу, увлекся растениеводством. Ещё до школы научился читать и писать, у меня на двух окнах стояли разных размеров баночки, ящички, в которых были посеяны семена растений. Я любил наблюдать, как же из маленького семени вырастало большое растение. Помню такой случай. Посадив в банку мандарины, я прикрепил бирочку, на которой написал не мандарины, а мандалины. Я не выговаривал ясно букву «р», не любил её, поэтому у меня так получилось. Как-то зашел ко мне гость, пожилой родственник. Посмотрев мои посадки, он говорит мне: «Ну, Коля, скоро мы с тобой будем играть на мандалинах». Я сначала не понял, а потом мы все долго смеялись над этим. А вот получилось дело более серьёзное. Один знакомый ездил на юг к родственникам и привёз оттуда немного плодов инжира. Зная моё увлечение, он принёс мне гостинец, с десяток этих ягод. Они были твердоватые, и я их положил на окно, на солнышко, a потом, когда ягоды стали мягче, я их съел, угостил ими маму и бабушку. Семена, конечно, посадил в баночку. Через некоторое время появились всходы, и их я рассадил в ящик. Растения росли, стали высоконькими. Как-то, присмотревшись к ним, я на нескольких растениях заметил малюсенькие зелёные пуговицы, которые потом подросли и стали ягодами. Как я обрадовался, что у меня плодоносит в комнате инжир. Дал саженцы инжира своим знакомым. Комнатный инжир стал быстро распространяться в Слободском и Вятке. Время шло, я уже стал взрослым, а садоводство не бросил, наоборот, ещё больше увлёкся им. Моей жене по наследству в г. Слободском перешёл старый деревянный дом, при котором большой (с гектар) земельный участок. На нём использовалось лишь несколько грядок, а остальное – запущенный пустырь. Росло на нём всего 4 березы, 2 липы и никаких кустарников не было. Я очень был рад, что могу по-серьёзному заняться садоводством. Не забывал я и комнатное садоводство. Стали ко мне поступать письма из разных уголков нашей Родины как от любителей-садоводов, так и от организаций, чтобы я выслал саженцев комнатного инжира. Даже из Москвы приезжали ко мне за саженцами. Там уже мой инжир окрестили «сеянец Оглоблина», а когда о нём появились заметки, статьи в литературе, то меня буквально засыпали письмами. Конечно, всех снабдить инжиром я не мог, требовались тысячи саженцев. Bсё же я в порядке очереди высылал 2–3 укореневших черенка, и то пришлось разослать желающим не одну сотню посылочек. На земельном участке, на пустыре решил развернуть садоводство не с коммерческой целью, не для личной наживы, а создать коллекционно-опытный сад. Цель – выявить, что можно вырастить в наших довольно суровых климатических условиях. Я сразу же написал И. В. Мичурину, просил его совета. Не ожидал я, что такой великий садовод, загруженный своими делами, так сердечно, душевно отнесётся ко мне, молодому любителю-садоводу. Иван Владимирович посылал мне семена и саженцы плодово-ягодных культур, давал мне указания, советы, кaк, мол, выращивать. Он писал, чтобы я не падал духом, если что погибнет или вымерзнет. Он особенно рекомендовал заняться посевом семян, так как выращенные растения не требуют уже никаких прививок. Испробовал я этот метод выращивания. Более полусотни яблонь вырастил, и уже начали плодоносить. Замечательные были яблоки, даже приезжие южане удивлялись, говорили, что у них на юге таких немного. Но вот зима 1967–1968 года крепко меня наказала, процентов восемьдесят моего сада погубила. На мой вопрос в научные учреждения Москвы мне ответили, что такое явление бывает примерно один раз за сто лет. Но я, несмотря на такие злые проказы природы, вот уже более полвека только в Слободском занимаюсь опытным садоводством. Согласно учётных карточек, значится сортов: яблони (вместе с сеянцами) 367, груши 22, вишни 17, сливы 12, рябины 10, ореха 12. Путём скрещивания, опыления мною выведены новые сорта плодово-ягодных культур. Участвую в выставках как в Слободском, так и г. Кирове (Вятке). Имеются почётные грамоты и похвальные отзывы. Не так давно в Слободском, в 1975 г., была устроена выставка по садоводству, на которой было показано только моё одно хозяйство под лозунгом – «Что можно вырастить в Слободском». За три дня выставку посетили все школы города, оставив в книге хорошие отзывы. На выставке мною было показано: яблок 33 сорта, груш 6, орехов 2, рябины сладкой 3, сливы, боярышник крупно-плодовый Мичурина, черёмуха Виргинская красная и прочие. После выставки девочки и мальчики, встречая меня на улице, говорили: «Здравствуйте, дедушка-садовод!» Это для меня было весьма приятно.

В яблоневом саду

У меня хранится толстая папка, где собраны все материалы о моём садоводстве.

Следующее моё увлечение – кольцевание птиц. Начал кольцевать я с 1928 г. И вот уже полвека занимаюсь этим. Много тысяч наших пернатых друзей мною выпущено с легким металлическим кольцом на лапке, на котором указаны: серия, номер и слово «Москва». Птицы пойманы в саду разные, но в основном мелкие, певчие, а всего более полусотни видов. Разлетелись, так сказать, по всему свету крылатые путешественники. Кочуя по воздуху, они были обнаружены в разных уголках нашей великой Родины, а некоторые летуны оказались далеко за пределами Советского Союза: в Италии, Франции, Югославии и в других странах. В Москве при Академии наук СССР имеется центр кольцевания, где сосредоточена вся работа по мечению птиц и наземных млекопитающих. Оттуда получаю кольца и соответствующие указания, где я числюсь старейшим орнитологом-любителем. Вся переписка по кольцеванию, а также копии ежегодных отчётов с перечислением всех окольцованных птиц у меня хранятся в толстой солидной папке.

Ещё большое моё увлечение – это коллекционирование почтовых марок. Начал я их собирать ещё с дошкольного возраста и сейчас продолжаю, стаж не маленький – 77 лет. Всё внимание я обращаю на сбор марок своих отечественных как старой России, так в дальнейшем нашего Советского Союза. Почтовых марок мною собрано много, много тысяч. Коллекция весьма и весьма большая, очень ценная. В молодые годы собрал я коллекции бабочек, жуков и разных насекомых, яички птиц, гнёзда птиц, которые передал Слободскому краеведческому музею. Много лет я собирал систематическую коллекцию птиц, встречающихся в нашем Слободском уезде Вятской губернии. Поясню, что представляет из себя такая коллекция. В ней мною были изготовлены чучела птиц как мелких, так и средних, и крупных (лебедь, журавль, орёл). Чучело изображало мёртвую птицу, лежащую на спине со сложенными крыльями и немного вытянутыми лапками, к одной из которых привязана бирка, где указано название птицы, пол, дата, когда добыта и где, а на обороте указывалось: цвет глаз, лап, длина крыла, хвоста и т. д. Птиц в коллекции была собрана не одна сотня. Эту коллекцию в больших фанерных ящиках (крупные птицы), в коробках картонных всяких размеров (средние и мелкие птицы) я уложил на большую и длинную телегу, получился громадный воз, который я доставил и передал Слободскому краеведческому музею. Коллекция весьма и весьма ценная, как сказал тогда преподаватель Вятского пединститута П. В. Плесский, известный знаток птиц. Чучела птиц и зверей я начал изготовлять, когда был ещё школьником, руководствуясь книжными пособиями. В 1921 г. Слободским краеведческим музеем я был направлен на два месяца в естественно-историческую лабораторию Вятского областного музея, где в то время работал известный мастер препаратов Г. Я. Франчески, муж одной из сестёр-революционерок Громозовых.

Георгий Яковлевич для меня был самым дорогим учителем, прекрасным человеком. Я только для Слободского музея (не считая систематической коллекции) изготовил более тысячи чучел птиц и зверей. Кроме того, небольшое количество чучел сделал для Вятского областного музея, Вятского пединститута и нескольких школ, а также для охотников-любителей.

Вспоминаю я и то, что в годы, когда были трудности с питанием, по признанию врачей, я ходил дистрофиком. Знакомые надо мной смеялись. Человек, который ведает складом, где имеются для отоваривания охотников-промысловиков все продукты, болеет от недоедания. Странным казалось это людям, у которых совесть не чиста. Что я ещё коллекционирую? Это монеты и бумажные денежные знаки, лотерейные билеты, старые книги, открытки дореволюционного г. Слободского, открытки на темы: охота, рыболовство и фауна, спичечные этикетки. Собираю вырезки с художественных почтовых конвертов по 36 темам. Это большая и интересная коллекция, уже собрано более десяти тысяч.

Селекционные успехи

С юных лет начал я увлекаться кроликами. Не один десяток пород их передержал. Уже в двадцатых годах экспонировал их на выставках. Имеются дипломы, награды. В Слободском уезде была создана первая коммуна, находилась она в д. Стулово, председателем её был П. И. Шуткин, который сейчас на пенсии. Я дал им для развода несколько самых породистых крупных кроликов. Уход за кроликами был возложен на коммунара тов. Харина.

Интересуясь природой, за свою жизнь каких только птиц и зверей я не передержал в клетках и вольерах. Некоторые даже давали потомство. Были и крупные птицы: журавль, орёл-беркут, подорлик, совы разные, из них полярная сова жила несколько лет. Жили у меня гусь дикий, утки дикие разных пород, а тетерев токовал в квартире. Его я передал в Вятский пединститут, где вели за ним наблюдения. Держал голубей разных пород, и вместе с ними на голубятне жили серые куропатки. Перепела жили в отдельном вольере и несли яички. А сколько у меня жило мелких птиц, особенно певчих, что не перечислишь. Размножал канареек, замечательных певунов. Слушать их пение приезжали любители из разных городов.

Интересно было держать белок, наблюдать за ними. Одна самочка несколько лет ежегодно давала мне до десяточка бельчат. Мать с бельчонком во рту любила крутиться в колесе, соблюдая очерёдность для малышей. Родители-слобожане частенько приходили ко мне со своими детишками полюбоваться на шустрых белок с их проделками в колесе. Действительно, было на что посмотреть. Этих белок я потом передал в Слободское педучилище.

Жили у меня и лиса, заяц-беляк, заяц-русак, рысь, енот, ёж, бурундук, хорь, горностай, ласка, хомяки, мыши и другие зверюги. Много лет жила черепаха. Держал в аквариумах и разных рыбок. Вспоминаю интересный случай из своей школьной жизни. Я учился в реальном училище вместе с Колей Гриневским. И вот однажды под вечерок приходит ко мне Коля и сообщает, что неожиданно приехал к ним брат его Александр Гриневский. Суёт мне в руки книги: две книги, написанные самим братом, а ещё толстый том стихов Изабеллы Гриневской. Через день вечером же Коля, запыхавшись, прибегает ко мне и просит книги обратно, так как брат Александр спешно уезжает. Книги, написанные Александром, я, конечно, быстро прочёл, а вот большой том стихов Изабеллы Гриневской весь не успел прочесть.

Сейчас как охотнику особенно приятно вспоминать свою работу в Слободском промыслово-кооперативном товариществе охотников с начала его организации (1924–1933 гг.) Это товарищество охотников было во всех отношениях самым передовым в Вятской губернии. Оно заготовляло пушнину, меховое сырьё, дичь, грибы, лекарственное сырьё. Имелся весьма богатый по ассортименту товаров магазин, имелась большая библиотека, радио. Рядом с конторой большая комната, до полусотни квадратных метров, была отведена под культурный зал. Посредине стоял длинный стол, на котором лежали газеты, охотничьи и рыболовные журналы (в то время журналов издавалось более десяти названий). На стенах висели разные плакаты по охоте и рыболовству, различные правилки для крупных и мелких зверей, кротоловки и разные капканчики. Висели сводки по выполнению планов. Здесь охотники-промысловики могли свободно отдохнуть, почитать газеты и журналы, ознакомиться с текущей работой своего товарищества. Кроме торговли, заготовки товарищество имело своё производство: две мастерские, одна находилась в деревне, где обрабатывалось сырьё, шкурки, другая мастерская была в городе, где из выделанных шкурок шили меха. Наше производство, наши меха в Москве по качеству считались наилучшими. Правда, это производство у нас было в небольшом размере. Но надо заметить, что наши меха в Москве показывали представителям крупных меховых предприятий, которые были и у нас в Слободском: фабрика «Белка», артель «Жеребок». Говорили с похвалой о качестве наших мехов. Секрета тут никакого нет, а дело в том, что заведующим сырейной мастерской нами был поставлен старичок, который в Слободском уезде считался самым лучшим специалистом по переработке пушно-мехового сырья. Это он и доказал на деле. Это был Прокопий Наговицын, золотые у него руки. Ну, как его не похвалить!

В жизни моей не всё шло так гладко, были и большие неприятности. Находились люди, которые завидовали мне, что я имею такую большую усадьбу, такой сад. А сколько труда я приложил, чтобы создать на пустыре такой опытно-показательный сад, об этом они не думали. И вот однажды утром смотрю: на улице, у изгороди сада, лежат бревна, на них сидит человек. Я подошёл и спросил, что тут делается. Мужчина заявил, что Горсовет разрешил ему построить дом в моём саду. Тогда я пошел к председателю Горсовета. Он вызвал человека, ведающего отводом земельных участков тов. Хоробрых. Но тот заявил, что распоряжения никому не давал. Брёвна были убраны, как будто всё уладилось. Потом выяснилось, что Хоробрых как-то был в ресторане с тем гражданином, который намеревался поселиться в моём саду и в беседе за кружкой пива на вопрос приятеля, можно ли ему поставить дом в саду Оглоблина, ответил: «Ставь, места хватит». Но официального разрешения не было, и постройку дома не разрешили. Застройщик не успокоился и написал исполкому Нижегородского края (наша в то время административная единица), что в Слободском проживает Оглоблин, крупный помещик, имеет громадный сад, на нём наживает деньги. Тогда из Края приехала комиссия, осмотрела сад, просмотрев все мои документы, выявила, что создан сад на пустыре и не преследует коммерческой цели, а является научно-опытным показательным садом. Большую помощь оказали И. В. Мичурин и научно-исследовательский институт по садоводству. Комиссия рекомендовала Слободскому горсовету содействовать энтузиасту-садоводу в его благородном деле. Всё решилось в мою пользу. Сотрудник горсовета Хоробрых с работы был уволен. Была неприятность ещё по работе в охоторганизации. Как-тo наш охотник-промысловик Г. Т. Хлыбов сообщил мне, что несколько раз видел в лесу белую лисицу. Я этому не поверил, но всё же охотнику сказал, что если он эту лисицу поймает, то шкуру пусть не снимает, а целиком тушку нам на склад сдаёт. И вот через некоторое время является ко мне на склад Хлыбов и из мешка вытряхивает белую лисицу. Я был рад, принял по квитанции лисицу и уплатил деньги.

Белая лисица (альбинос, выродок) встречается очень редко. В первую очередь я об этом сообщил директору местного краеведческого музея и посоветовал ему сходить в райисполком и там договориться, чтобы белую лисицу товарищество охотников передало за наличный расчёт Слободскому музею. Пусть чучело белой лисицы красуется в отделе природы музея. Так всё и было сделано. Многие специально приходили, чтобы посмотреть этот экспонат. Вот об этом узнало моё начальство в области и послало мне строгое извещение, в котором я обвинялся в торговле пушниной, экспортным товаром, что является преступлением, и что я буду снят с работы. Вот я и оказался преступником. Я вынужден был написать в Москву Всеохотсоюзу об этом деле и оттуда быстро пришли в область соответствующие указания. Скажу только одно, что областное моё начальство извинилось, что необдуманно поступили со мной.

Н. А. Оглоблин. 1970-е гг.

Помню, еще была для меня неприятность. Хотя  и было это очень давно, но сказать надо. Перед выборами в Слободском комиссия лишила голоса всю мою семью, в том числе и мою жену. Женился я в 1918 г., жили мы самостоятельно, оба работали. Жену сразу же восстановили. А мне было так обидно, когда узнал об этом. Я сразу же поехал в Вятку, губернский город, и обратился в соответствующую организацию и был восстановлен. Должен заметить, что и мой отец был восстановлен Москвой, куда обратился с просьбой рабочий комитет завода. Отец до самой смерти работал добросовестно, имея билет ударника (документы сохранились). Интересно, что тогда в списки лишённых голоса попали люди, уже давненько умершие и даже нищие, которые стояли у церкви и выпрашивали милостыню.

Одно время много говорилось и много писалось о кукурузе, и я решил выращивать её в Слободском. Посадил в пeрвый год несколько сортов кукурузы, ухаживал за ней, поливал и подкармливал. Растения выросли довольно высоконькие, появились на некоторых стеблях и початки, но семя не вызрело, а ухода с моей стороны было много. На следующий год посадил только те сорта, которые были, на мой взгляд, более подходящие по нашему климату.

Тут у меня получился интересный казус. Видимо, при посадке одно семечко обронил около грядки. Растение это я и не заметил потом, но за ним не ухаживал, не поливал, не удобрял. Выросло оно за лето около полуметра. В конце лета я был весьма удивлён, что на нём появились початки, правда, небольшие, и мелкие семена хорошо созрели. Ай, да карлик, позаботился о своём потомстве. Я не стал больше садить привозные семена кукурузы, а принялся выращивать кукурузу из семян, вызревших у меня в Слободском. Растениеводством в Слободском ещё интересовался врач Тарутин. Я дал ему семян своей низкорослой кукурузы. Городское подсобное хозяйство выделило врачу Тарутину небольшой земельный участок, на котором он по два года высаживал кукурузу. A когда он из Слободского перевелся работать в другую местность, то семена передал в колхоз «Труд», где был председателем А.Д. Овечкин. Несколько лет в колхозе выращивали этот сорт, но, видимо, сочли сорт нерентабельным – прекратили посевы. На самом деле зелени на силос совсем пустяки и семена очень мелкие. Нет никакой выгоды для сельского хозяйства.

Работая в охоткооперации по пушно-меховому сырью, я от охотников, согласно заключённых договоров, принимал довольно большие партии пушнины. В ходе работы заметил, что хороший охотник приносит пушнину, я принимаю, выписываю накладную и выплачиваю деньги. Замечаю, что охотник пришёл не один, а с дружками. Потом оказывается, охотник все деньги, а сумма немаленькая, с приятелями пропивает, домой является с пустым карманом. В плачевном состоянии оказываются жена и дети. Сам я некурящий и непьющий вино, видя, как страдают семьи, договорился с охотниками-договорщиками (набралось злостных пьянчуг до полудесятка), что я буду высылать деньги почтой по месту жительства семьи на имя жены. Не представляете, как этим были довольны семьи охотников. Был доволен и я, что сделал хорошее дело, объявив справедливый бой злостным пьяницам. За долгую свою жизнь я многое испытал, но всегда добивался правды и справедливости. Сначала, когда мы поженились, намечали, что я буду продолжать учёбу и стану учёным- охотоведом, а жена будет учиться пению и станет известной певицей, как ей сулили при проверке голоса в консерватории. Но вскоре мы этот выбранный нами жизненный путь забраковали, так как он только в интересах своих личных. В этот момент молодая Советская власть весьма нуждалась в людях, истинно преданных своей Родине, людей, понимающих заветы великого Ленина, героического труда, людей начитанных, с образованием. Конечно, в Слободском были образованные и хорошие хозяйственники, но они отлынивали от работы, прятались, как говорили тогда, саботировали, так как не верили, что рабочий класс сможет управлять государством. Мы оба с женой, имея всё же среднее образование, с головой окунулись в кипучую новую жизнь нашего народа. Лозунг – «Всё для Родины, всё для народа» – был основным в жизни каждого гражданина. Я даже могу гордиться тем, что в самое трудное время я был в Слободском упродкоме ответственным лицом по заготовке хлебо-зерна, фуража, по изъятию излишков этих продуктов. Всё это шло для нашей ещё молодой Красной Армии и для рабочих больших наших городов. Много пришлось мне поработать и тогда, когда был заведующим отделом информации и статистики упродкома. Я вёл агитацию за новую жизнь нашего народа, писал воззвания к населению, которые расклеивались на видных местах нашего города и в сельской местности. Всегда буду помнить самую ответственную трудовую свою работу, когда вся исполнительская власть в Слободском уезде была передана Чрезвычайной тройке по указанию генерала обороны В. К. Блюхера. Время идёт вперёд. Я устарел. Здоровье уже неважное и как-то грустно становится на душе. Старых ветеранов труда становится всё меньше и меньше, а молодежь маловато знает о жизни первых лет после Октябрьской революции. Трудные были эти годы, шла гражданская изнурительная война. Но, как видите, мы всё пережили, мы победили.

Начал я писать свою автобиографию, а получилось что-то вроде автобиографической повести, написано достоверно, искренне, от всей души. На руках имеются соответствующие документы.

А вот подумал я ещё немного и счёл необходимым написать о моём любимом учителе Николае Васильевиче Рудницком. В первые годы, как я поступил учиться в Вятское реальное училище, учителем по естественной истории был Николай Васильевич Рудницкий. Bсe ученики обожали его, с большим удовольствием ходили с ним на экскурсии в лес. А когда в 1937 г. академик Николай Васильевич Рудницкий отмечал своё шестидесятилетие, я присутствовал на этом замечательном юбилее. Я тогда напомнил, как мы, школьники, в 1907 г. со своим молодым учителем Николаем Васильевичем ходили на экскурсию и в лесу пели негромко революционные песни.

После Октябрьской революции, когда Николай Васильевич стал работать в Кирове по селекции зерновых культур, а также по садоводству, я постоянно обращался к нему за советами. Много раз Николай Васильевич приезжал ко мне в Слободской, чтобы взглянуть, как у меня продвигается научно-опытное садоводство.

В дальнейшем и до сего времени у меня постоянная связь с сыном Николая Васильевича Антоном Николаевичем, который работает в Кирове как большой специалист по садоводству, и меня не оставляет без внимания.

Пенсионер Н. Оглоблин. Май 1978 г.
 г. Слободской Кировской области